Как
по
нотам
В «ГЭС-2» идут «Настройки-2», где звуковые инсталляции российских композиторов вступают в диалог с картинами. Конечно, не обошлось без Василия Кандинского — одного из главных теоретиков и практиков цвето- и светомузыки в ХХ веке. The Blueprint рассказывает об отношениях пионера живописной абстракции с миром звуков и предлагает представить, как бы звучала его картина «Резкий и мягкий», которую сейчас можно увидеть в «ГЭС-2».
Немецкий экспрессионист Эмиль Нольде в своих дневниках писал: «Желтый может живописать счастье, но и боль. Есть огненно-красный, есть кроваво-красный, и есть красный, как у розы. Есть серебряная синева, синева неба и синева бури. В каждом цвете скрыта его душа, и эта душа может меня осчастливить, может оттолкнуть, может взволновать. Цвета — это мои ноты. Я сочетаю их в созвучия, диссонансы и аккорды». Ван Гог говорил: «Если бы я попробовал отойти от реальности, я начал бы цветом создавать подобие музыки». А вот и Василий Кандинский в трактате «О духовном в искусстве» пишет: «Цвет — это клавиш; глаз — молоточек; душа — многострунный рояль. Художник есть рука, которая посредством того или иного клавиша целесообразно приводит в вибрацию человеческую душу».
Но если для Нольде или Ван Гога идея того, что энергия цвета может в буквальном смысле составлять содержание картины, а картина быть музыкальным произведением, была не более чем идеей, то для пионера абстракционизма вопрос так не стоял. Кандинский был синестетиком — то есть человеком, способным к мультисенсорному восприятию. Художник мог видеть звук и слышать цвет, ощущать взаимосвязь между ними.
Кандинский говорил, что, начав работать маслом, слышал «шипение смешиваемых красок». Московский закат для него был цветовой симфонией. А своим предшественником, учителем и человеком, благодаря которому 30-летний юрист Кандинский в свое время решил посвятить жизнь искусству, он называл композитора Рихарда Вагнера. Так, например, Кандинский описывал свои впечатления от оперы Вагнера «Лоэнгрин»: «Скрипки, глубокие басы и прежде всего духовые инструменты воплощали в моем восприятии всю силу предвечернего часа, мысленно я видел все мои краски, они стояли у меня перед глазами. Бешеные, почти безумные линии рисовались передо мной».
Термин «гезамткунстверк», который оперный классик ввел в оборот в середине XIX века, для творчества Кандинского стал определяющим. Гезамткунстверк по Вагнеру — это «искусство будущего», которое виделось ему как синтез, объединение всех видов искусств. Для Вагнера одним из его воплощений была опера, где на создание эффекта работают музыка, игра актеров, декорации и свет, который благодаря Вагнеру, потушившему люстру в зрительном зале, оказался направлен исключительно на сцену.
Основные циклы своих работ Кандинский начиная с середины 1900-х называл музыкальными терминами: «Импровизации», «Композиции». Книга поэм с серией гравюр на дереве была озаглавлена «Звуки», а синестетические композиции для сцены получили названия «Желтый звук» и «Зеленый звук». Среди современников Кандинский особенно следил за Александром Скрябиным и его теорией цветомузыки. Идеи Скрябина о том, что определенным цветам соответствуют определенные звуки, была, что называется, Кандинскому близка. Тем более что Скрябин, как и Кандинский, просто теорией не ограничивался: в 1908 году он написал «Прометея: Поэму огня» для фортепиано, оркестра, голосов и отдельно — партии света. Дружба Кандинского с Арнольдом Шенбергом достойна отдельной главы этой истории: они познакомились в 1911 году, когда Кандинский написал Шенбергу восторженное письмо, и диалог между художником, который отвоевал живопись у фигуративности, и композитором, который пошел против тональности и традиционной гармонии, продолжался в течение десяти лет.
«Было бы лучше, пожалуй, если бы вместо „темно-зеленый“ я писал, например, „космические силы“ или вместо „несколько кругов“ — „круги в бесконечности“! Мои названия создают впечатление, что мои картины незначительны и скучны. Но от слишком претенциозных названий меня тошнит. Вообще, я считаю названия необходимым злом, так как они, как и „темы“, всегда скорее ограничивают, чем расширяют», — говорил Кандинский.
В «ГЭС-2» в окружении аудиоинсталляций российских композиторов висит зрелый Кандинский — «Резкий и мягкий» 1932 года — эталонная абстракция, которая, конечно, должна «звучать». Попробуем представить как.
– нажмайте на кружки, чтобы узнать, как звучит цвет
Цвет:
Цвет:
белый
черный
красный
синий
желтый
голубой
фиолетовый
оранжевый
зеленый
Описание:
Описание:
Незвучание (именно так формулировал Кандинский), молчание, нерожденное ничто
Альт
Спокойные, растянутые средние тона скрипки
Мертвое ничто, законченность, музыкальная пауза, угасание
Оптимистичная мелодия трубы
Флейта
Фагот
Виолончель. Темнея, он становится прекрасным контрабасом. А самую глубокую и безмятежную форму синего можно сравнить с глубокими звуками органа
Труба или удары литавр
Слушать:
Слушать: