Сближение с агонией
ФОТО:
КАТЯ МОРОЗОВА, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
Параллельная программа Венецианской биеннале, как и положено параллельной вселенной, привлекает самых смелых и любопытных. Писательница и журналистка Катя Морозова предлагает последовать примеру ситуационистов и отправиться в это путешествие без запланированного маршрута.
Венецианская биеннале вмешивается в довольно неподвижный город, меняет его ландшафт, распорядок и даже бюрократические основания. Кажется, что это редкий момент, когда современный, пусть и с натяжкой, город может стать объектом психогеографического исследования (психогеография — придуманное ситуационистами направление социальной психологии и философии, изучающее психологическое воздействие городской среды. — Прим. The Blueprint). В сезон биеннале незапланированное и неструктурированное перемещение по городу — буквально дрейф, как его сформулировал Ги Дебор, дает возможность возникновения непривычного для городского жителя типа ситуаций.
Эмоциональная дезориентация как важное условие здесь налицо, и кругом полно тревожных сближений — высказывания о современности (если все еще верить в то, что язык современного искусства в его сложившемся после Второй мировой войны виде на это способен) соседствуют с картинами агонии, которую собой представляет Венеция как городской проект. Часто это выражается довольно буквально — в водружении выставок в густонаселенных искусством жилищах, непригодных для обитания людьми.
Я выбрала несколько точек на карте. Это исторические памятники, прекрасно сохранившиеся и бывшие некогда жилыми палаццо, или же церкви, которые давно утратили свою функцию и работают выставочными пространствами. Хорошая рамка для возможного разговора о том, не утрачивает ли свою функцию и современное искусство? Увы, ответа на этот вопрос ниже вы не найдете.
Палаццо Ка-Корнер-делла-Реджина, резиденция Фонда Prada
С левого берега фасадом на Гранд-канал смотрит палаццо Ка-Корнер-делла-Реджина, резиденция Фонда Prada с 2011 года. Здесь показывают новый проект швейцарца Кристофа Бюхеля, заставившего о себе говорить девять лет назад, когда он на время биеннале превратил в мечеть десакрализованную церковь аббатства Мизерикордия — под давлением возмущенных католиков проект закрыли спустя всего две недели; на биеннале 2019 года он выставил лодку, на которой затонули сотни мигрантов. Новый проект Бюхеля, судя по всему, тоже станет самым обсуждаемым событием биеннального сезона. «Монте ди Пьета» — тотальная редимейд-инсталляция; все помещения палаццо превращены в узнаваемые пространства — ломбард, церковь, разбомбленная квартира, зал аукциона, рынок, криптоферма, казино и так далее и так далее. Это бесконечная (выставке отданы даже, кажется, какие-то технические и служебные помещения, ее размах поражает и пугает) одиссея зрителя по миру бедноты, вечно попираемому хранителями капиталов. Названием выставка отсылает к католической благотворительной организации «Монте ди Пьета», которая предоставляла беднякам ссуды с низкими процентами под залог имущества. Именно в палаццо Ка-Корнер-делла-Реджина с 1834 до 1969 год находилось отделение венецианского филиала «Монте ди Пьета».
(наводите на изображения, чтобы их увеличить)
Кристоф Бюхель, «Монте ди Пьета», 2024
Зрители довольно свободны в выборе направления движения по выставке, поэтому историю современного общества как общества долга и займа, финансовых махинаций, разорений и обогащений можно смотреть под разными углами, все равно не удастся пропустить войну. В палаццо есть реконструкция разбомбленного дома в Газе и трансляции из некоторых украинских городов. Это свалка объектов, боли и страданий. Но какое политическое высказывание стоит за этим нагромождением образов, сказать тем не менее не просто. Бюхель эксплуатирующий автор, это ясно после «Нашей лодки» (Barca nostra), схожие приемы налицо и тут, но зритель настолько раздавлен хламом реальности, что сил на критическое осмысление остается мало. (Венеция per se, как известно, может вызывать то же чувство.)
Фонд Кверини Стампалья
После «Монте ди Пьета» любая следующая ситуация (раз уж мы продолжаем ситуационистский дрейф) встречи с искусством может быть болезненна. В этом смысле повеет легкостью от компактной интервенции четырех инсталляций Ильи и Эмилии Кабаковых в постоянную коллекцию Фонда Кверини Стампалья. Так, из зала со знаменитым «Принесением во храм» Беллини посетители попадают к инсталляции «Я вернусь 12 апреля» — расстеленный на полу холст с изображением неба и скромно сложенная одежда у его края. Работа, неожиданно созвучная основному проекту биеннале. Если чужестранцы везде, то и на небе — тоже.
Илья и Эмилия Кабаковы «Я вернусь 12 апреля»
Фонд Анри Пино
Иные, неантропоморфные существа с легкой руки Пьера Юига, звездного француза, когда-то начинавшего с эстетики отношений, но в последние годы работающего с темами человеческого и нечеловеческого, заселили бывшую таможню, ныне Фонд Анри Пино. Ситуации, к которым приведут встречи с проектом Liminal, могут быть разнообразны: от детского восторга (не понаслышке знаю о восторге детей на этой недетской выставке) до крайней критики от, скажем, защитников прав животных. Юиг создает воображаемые тревожно-поэтичные миры, но населяет их вполне реальными существами. Нам предлагается наблюдать за ними в более и менее естественной среде, где-то за пределами антропоцена, но мир, который для них строит Юиг, предельно искусственный. Эти существа ни в коем случае не соавторы и не соучастники, а узники энигматичных образов на тему отношений «хьюман и нонхьюман».
Пьер Юиг, Liminal, 2024
Пьер Юиг, Camata, 2024
Самые известные работы — аквариумы, воссоздающие жизнь океана, правда, крабы в этом океане носят на себе реплику знаменитой маски Бранкузи; или же белоснежный пес по кличке Human с ярко-розовой лапой из проекта Untitled, постапокалиптического сада. И если некоторые образы все же — до жути — хороши, то совсем мрачно обстоит дело с видео, в котором дрессированная обезьяна носит маску человека. Все это экспонируется у Пино, и заодно — само собой — появился AI, в режиме реального времени создающий новый язык. Золотая маска-шлем на этот раз надета на человека; получается обратный прием — люди носят маски представителей другого вида (дети принимают перформеров за роботов, очень показательно).
Пьер Юиг, Untitled, 2012
Пьер Юиг, Untitled, 2014
Пьер Юиг, Zoodram 4, 2011
Ocean Space, церковь Сан-Лоренцо в Венеции
Выход за границу отношений «свой-чужой» в слиянии и конструировании нового языка — этот воображаемый вывод о некоторых работах Юига (воображаемый, потому что Юиг не тот художник, чтобы предлагать какие-то выводы) отправил меня к возможному месту захоронения Марко Поло, знакового венецианца и вечного чужестранца. Согласно завещанию он должен был быть похоронен (но его могила так и не найдена) в церкви Сан-Лоренцо; здесь уже несколько лет гостит Ocean Space, что-то вроде сайд-проекта титулованного фонда TBA21.
Ocean Space работает только в месяцы биеннале, то есть вход на их выставки — это еще и билет в уникальное место, где когда-то было поставлено культовое произведение венецианского автохтонного искусства — опера «Прометей» классика музыкального авангарда Луиджи Ноно на либретто философа Массимо Каччари и с декорациями Ренцо Пиано и Луиджи Ведовы. Минувшей зимой оперу снова поставили в Сан-Лоренцо, впервые с 1985 года, когда ее тут демонстрировали еще при жизни Ноно и Ведовы.
Латаи Тамопеау, 2013
Теперь место захоронения главного европейского путешественника на Восток стало прибежищем для искусства из еще более отдаленных уголков. Ocean Space приглашает художников, работающих с темами климатических изменений, и в этом году у них гостит Латаи Тамопеау, представительница коренного народа островов Тонга. Ее проект основан на звуке и движении, что очень идет Сан-Лоренцо; это ритуальный танец с веслами, коллективная гребля, к исполнению которого художница приглашает каждого из зрителей. Действие ритуала для народа Тонга имеет магический сакральный смысл, это молитва о спасении Океании. Если конкретнее, Тамопеау привлекает внимание к вредоносной глубоководной добыче ископаемых.
Латаи Тамопеау, The Last Resort, 2020
Не скрою, что в середине 2024 года трудно подключиться на должном эмоциональном уровне к этой проблеме. Но одна из важных заслуг биеннале и череды сопутствующих выставок в том, что хоть и с большим трудом, но рассеивается иллюзия первостепенности твоей личной боли и травмы. Мир полон ими, и научиться слышать о них из уст других, даже если это песня боли на чужом языке, уже важный шаг.