Любовный роман
В новой рубрике The Blueprint и Bookmate литературный критик Лиза Биргер каждый четверг рассказывает о новых, интересных и важных книгах, которые гарантированно вас порадуют. В очередном выпуске — идеальное чтение для знойных летних дней и вечеров: отличные романы о любви.
Возможна ли любовь без насилия? Как говорить о ней так, чтобы никого не обидеть? Как трогать друг друга, не боясь обвинений в насилии, и предлагать отношения, чтобы вас правильно поняли? На фоне очередной волны #MeToo снова слышны голоса людей, которые боятся, что новая этика запретит им любить. Но мне кажется, что этика никак не ограничивает любовь. Разговоры о ней, наоборот, обнажают нашу потребность в любви, ошибки, которые мы делаем из страха одиночества, невозможность выразить словами чувства, ведь это так несовременно — чувствовать. На этой неделе мне показалось важным обсудить язык любви в 2020 году — тем более что и повод есть отличный.
Андре Асиман
«Восемь белых ночей»
Перевод с английского Александры Глебовской
Нью-Йорк, Рождество, улицы покрыты снегом, по которому бесшумно едут почти пустые автобусы. В манхэттенской высотке на рождественской вечеринке в огромной толпе, как из песни Филиппа Киркорова, сталкиваются двое и уже никак не смогут разойтись. Ее зовут Клара, она всех знает и над всеми равно издевается, друзья зовут ее Кларушка и лезут обниматься. Она говорит, что залегла на дно — «можно назвать это спячкой, карантином, паузой», — и ищет выздоровления, называя его немецким словом Rekonvaleszenz. Она вообще очень любит вставить что-нибудь немецкое и французское, а еще придумать собственное словечко, например, «пандстрах», страх одиночества, имеющий форму пандемии. Он пытается изобразить, что не потерял немедленно голову, хотя на самом деле немедленно потерял.
На следующую ночь они встречаются снова — на ретроспективе Эрика Ромера. «Какой дурацкий, надуманный фильм», — скажет он, хотя совсем так не думает. «Надуманный — потому что в фильмах у Ромера люди никогда не спят вместе?» — переспросит она? На следующие 300 страниц мы попадем в литературную вариацию ромеровского фильма — герои не спят друг с другом, но мы от них этого и не ждем, да и роман не об этом. Он о том столкновении любви, которое за несколько дней позволяет переоценить всю свою жизнь. Героям по 28 лет, они могли бы вплыть в этот роман абсолютно из любого времени. И хотя вокруг себя они ощущают одиночество, изоляцию, пандемию страха и надежду на выздоровление в карантине, прежде всего им требуется просто поверить, что то, что с ними происходит — настоящее, и можно взять и жить этой жизнью, и от прикосновения она не исчезнет.
Андре Асиман
Перевод с английского Александры Глебовской
Нью-Йорк, Рождество, улицы покрыты снегом, по которому бесшумно едут почти пустые автобусы. В манхэттенской высотке на рождественской вечеринке в огромной толпе, как из песни Филиппа Киркорова, сталкиваются двое и уже никак не смогут разойтись. Ее зовут Клара, она всех знает и над всеми равно издевается, друзья зовут ее Кларушка и лезут обниматься. Она говорит, что залегла на дно — «можно назвать это спячкой, карантином, паузой», — и ищет выздоровления, называя его немецким словом Rekonvaleszenz. Она вообще очень любит вставить что-нибудь немецкое и французское, а еще придумать собственное словечко, например, «пандстрах», страх одиночества, имеющий форму пандемии. Он пытается изобразить, что не потерял немедленно голову, хотя на самом деле немедленно потерял.
На следующую ночь они встречаются снова — на ретроспективе Эрика Ромера. «Какой дурацкий, надуманный фильм», — скажет он, хотя совсем так не думает. «Надуманный — потому что в фильмах у Ромера люди никогда не спят вместе?» — переспросит она? На следующие 300 страниц мы попадем в литературную вариацию ромеровского фильма — герои не спят друг с другом, но мы от них этого и не ждем, да и роман не об этом. Он о том столкновении любви, которое за несколько дней позволяет переоценить всю свою жизнь. Героям по 28 лет, они могли бы вплыть в этот роман абсолютно из любого времени. И хотя вокруг себя они ощущают одиночество, изоляцию, пандемию страха и надежду на выздоровление в карантине, прежде всего им требуется просто поверить, что то, что с ними происходит — настоящее, и можно взять и жить этой жизнью, и от прикосновения она не исчезнет.
«Восемь белых ночей» — тонкий и нежный роман Андре Асимана. Он написан в 2010 году, сразу после «Зови меня своим именем», и пока последнюю книгу не прославила экранизация Луки Гуаданьино, именно над ним рыдали пользователи Goodreads — и именно ее восхваляли газетные критики. Роман кажется универсальной историей любви в XXI веке — любви, настолько построенной на страхе облажаться, что герои намеренно избегают прикосновений, боятся приблизиться друг к другу. Настоящее переживание этой любви — это фантазия о ней. Герой-рассказчик то и дело сбегает в пустой парк, посидеть на заснеженной скамейке, вспомнить умирающего отца, пережить заново еще свежие воспоминания любви и представить все ее будущие сюжеты: от того, как пять лет спустя они с Кларой столкнутся где-то случайно с выводком детей каждый, до того, где он никогда больше не отпустит ее запястье. Нью-Йорк под снегом превращается в царство сказки, все сон, но почему он кажется ощутимее и глубже реальности?
Наверное, потому, что Асиман использует прием, за который его, возможно, раньше бы осудили, а теперь такой взгляд кажется единственно возможным и наиболее честным. Для него в любви важно только само переживание любви. Каждый из героев живет любовь для себя одного. Именно это переживание способно открыть путь к прошлому, настоящему и будущему. И ночи-то тем более магические — от Рождества до Нового года. Рассказчик все время уходит в свой снег еще немного эту любовь попереживать, потому что именно это переживание и ценно. Эгоистический подход — познай самого себя прежде, чем лезть в другого, — оказывается единственно возможным в современном мире и даже каким-то освобождающим.
Констанс де Жонг
Перевод с английского Саши Мороз
Американская художница и перформансистка Констанс де Жонг писала свой единственный роман «Современная любовь» в 1975–1977 годах. Она записывала свои мысли отрывочно, в тетрадки, и два года рассылала тетрадки по 500 адресатам, в порядке математической очереди почтового кода. Но по-настоящему ее книга прозвучала не в 1977 году, когда была, наконец, опубликована, не в 1978 году, когда на ее основе был записан 60-минутный Modern Love Waltz с музыкой Филипа Гласса, а в 2019 году, когда была переиздана. И вдруг оказалось, что вот он, язык любви, которого нам всем не хватало. Отправная точка сюжета — современная любовь героини и пианиста Родриго в Нью-Йорке 1970-х, «короткая, страстная и нежная», но сцены их физического слияния и поглощения зарепетированно повторяются одним и тем же абзацем («Родриго делает со мной все. Он трогает меня везде. Мы делаем все: сзади, сбоку, сверху, снизу. Я кончаю во всех положениях») среди совсем других сюжетных линий: об испанской Непобедимой армаде или доме в Орегоне XIX века. Его вполне можно прочитать как текст о том, что все сюжеты сливаются в точке слияния тел, что любовь по-настоящему равная способна консолидировать и наш собственный опыт.
Салли Руни
Перевод с английского Александры Глебовской
Роман молодой ирландской писательницы не произвел в России такого сногшибательного эффекта, как в англоязычном мире. В попытках героев, Коннелла и Марианны, прикоснуться друг к другу, не сломав, читателю видится слабость, и ему остро не хватает той самой фонящей современности, которую Руни так тщательно здесь убирает. И все же более современной любви для нас нет: когда главной становится потребность защитить другого, но не хватает слов, чтобы защитить себя, отношения двух людей затягивают, как болото, но приводят только к хорошему.
Жюдит Дюпортей
«Любовь по алгоритму. Как Tinder диктует, с кем нам спать»
Перевод с французского Татьяны Тростниковой, Натальи Грин
Не то чтобы мы чего-то тут не знали: да, наша жизнь стала зависеть от того, что думает и знает о нас телефон, и наша любовь тоже. Но французской журналистке Жюдит Дюпортей удалось не только познать алгоритмы главного дейтинг-приложения в мире, но и изменить их. Оказалось, что тиндер сортировал людей по социальному положению — и после выхода книги создатели приложения обещали больше так не делать. Но оно все еще раскладывает нас по ячейкам, помогая возводить между теми, кто друг другу не подходит, все большие и большие преграды. И настоящий вопрос к алгоритмам тиндера звучит так: это приложение решает за нас, с кем нам спать, или мы хотим, чтобы приложение за нас эту сложную задачу решило?
