Смерть в Венеции
ФОТО:
АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
На острове Лидо показали еще одну конкурсную работу — The Room Next Door — «Соседнюю комнату» оскароносного Педро Альмодовара с Тильдой Суинтон и Джулианной Мур в главных ролях. Катя Морозова обнаружила, что в своем первом полнометражном англоязычном фильме испанский режиссер обращается к опыту англоцентричной же культуры, заставляя своих героинь говорить о смерти по ее подсказкам.
В «Соседней комнате» Педро Альмодовар отвешивает англоязычной культуре бесконечные поклоны. В кадре две великие актрисы — американка и британка — обильно цитируют или упоминают классиков литературы, искусства; со стен на нас смотрят, скажем, работы Хоппера и Луизы Буржуа, за окнами — Нью-Йорк и предместья, правда, в типичной для Альмодовара цветовой гамме. Скрытыми эпиграфом и эпилогом выступает рассказ «Мертвые» Джеймса Джойса, который здесь буквально читают по памяти. Да и сам литературный первоисточник фильма — роман американки Сигрид Нуньес «Что с тобой происходит», пусть и цитирующий названием француженку Симону Вейль, считавшую этот вопрос ключевым в любви к ближнему. «Соседняя комната» — это фильм о смерти, и Альмодовар впервые заговорил о ней на чужом для себя языке. Но насколько реален этот новообретенный язык и не является ли он, как уже успели заметить некоторые критики, неловким переводом с родного для режиссера?
Довольно успешная писательница по имени Ингрид (Джулианна Мур) подписывает читателям свою новую книгу и от пришедшей на автограф-сессию знакомой узнает о тяжелой болезни некогда близкой подруги Марты (Тильда Суинтон). Та пока еще мечется между желанием жить и принятием смерти. Ингрид, как мы узнаем из обсуждений ее книги, смерти жутко боится. Она близко, но вроде бы еще за дверью, и героини, пока есть время, беседуют. Они говорят на интеллигентном, чуть скованном (особенно для героинь Альмодовара!) языке образованных людей; истории из прошлого Марты, военной журналистки и матери-одиночки, которая никогда не ладила с дочерью, — сами по себе — проза. Беседы о планах, работе — тоже. Ингрид готовится писать книгу о художнице Доре Каррингтон, близкой к группе Блумсбери, и о ее мучительном любовном треугольнике с писателем Литтоном Стрейчи и майором Ральфом Партриджем. Тот женился на Каррингтон, чтобы быть со Стрейчи. Развязка этой драмы — со смертью от рака и самоубийством — пролог к основному действию фильма. Дальнейшее разыграется в роскошном арендованном Мартой доме в лесах под Нью-Йорком, куда она приедет в сопровождении Ингрид, чтобы принять с трудом купленную в даркнете таблетку для эвтаназии. Ингрид хоть и не сразу, но согласилась проводить Марту в ее последний путь, живя в соседней комнате.
Самое удивительное в фильме — то, как разговаривают героини. Сложно вообразить, что этот выверенный, чистый, иногда играющий язык светских бесед мог бы в реальности стать способом говорения о жизни и смерти — в ожидании, когда последняя войдет в комнату. Это очень искусственная (английская?) ситуация, при этом изящная и тонкая. Слова здесь прячут боль и меланхолию, а выдают ее — пейзажи, звуки, жесты. В финале неожиданно много надежды на жизнь (даже несмотря на бывшего любовника обеих героинь, постоянно напоминающего о климатическом кризисе и обреченности нашей планеты). Ключ к этому, кажется, банальный, но до сих пор самый действенный — ребенок как продолжение жизни. У Марты есть дочь, с которой она совсем не близка (история ее рождения рассказана в начале фильма во «вставной» новелле), но ее появление после смерти Марты буквально олицетворяет (прием, как будто заимствованный из показанного в Венеции в прошлом году фильма Джоанны Хогг «Вечная дочь», где Тильда Суинтон играет дочь и мать) возможность продолжения жизни.
В знаменитом эссе «Своя комната» Вирджинии Вулф, тоже упомянутой в фильме (и тоже самоубийцы), провозглашается знаменитое: чтобы быть писательницей, женщине среди прочего нужна своя комната. Альмодовар добавляет, что она нужна для того, чтобы умереть.
