Хрупкость бытия

На The Blueprint премьера музыкального короткометражного фильма «Вальс» группы Mgzavrebi. Его автор, успешный клипмейкер и режиссер триллера «Казнь» Ладо Кватания рассказал нам, как воспоминания о детстве в Грузии, размышления о мире, в котором живут ушедшие близкие, и документальная съемка родов дают надежду на спасение, и поделился эксклюзивными кадрами со съемочной площадки.

Я этнический грузин, поэтому всегда хотел посотрудничать с грузинскими артистами. Три года назад Гиги Дедаламазишвили, солист Mgzavrebi, первым сделал мне предложение поработать вместе, а познакомились очно мы в январе 2022 года в Тбилиси на закрытом показе моей картины «Казнь». Незадолго до встречи Гиги прислал мне «Вальс». Для Гиги это песня о первом чувстве утраты родного человека. Он постарался выразить ощущения, с которыми столкнулся в 16–17 лет, когда умерла его бабушка. Послушав трек, но не зная слов песни, я написал сценарий, который, как оказалось, полностью совпадает с посылом «Вальса». Детство я провел в грузинской деревне, воспитывался в местном контексте, традициях. Мне важно было отправиться в путешествие в прошлое, чтобы разобраться в своей идентичности и прежде всего провести внутренний диалог со своими ушедшими близкими. Мне захотелось представить, как живут родные, которых уже нет рядом, увидеться с ними. Я захотел представить себе место, где бы они сейчас находились. И знать, что сейчас им хорошо. Это такой калейдоскоп, обрывки самых теплых воспоминаний из детства в Грузии: наши орешники; пруд, где мы рыбачили и рыба в котором, кажется, никогда не заканчивалась; алюминиевый умывальник во дворе, с утра наполненный ледяной водой, от соприкосновения с которой мгновенно просыпаешься. Для меня это время, в котором безопасно и счастливо. Из таких драгоценных фрагментов формируется ощущение внутреннего тепла, которое всегда с тобой, когда обращаешься к этим воспоминаниям. В самой песне звучит мотив колыбельной, которую в детстве пела бабушка Гиги.

В начале прошлого года мы начали подготовку к съемкам, планировали снимать в феврале-марте, провели первые скауты. Но дальше случилась в****, все потеряло смысл, мы заморозили проект. Пришло осознание, что жизнь настолько хрупкая, нет ничего дороже. Мысль об этой работе помогала мне продолжать жить и пытаться строить планы, видеть какие-то смыслы. Летом пришло понимание, что проект во что бы то ни стало хочется снять. Мы обратились к нашим друзьям-продюсерам Александру Медведко и Егору Соломатину, в результате случилось то, чего в любое другое время произойти не могло: два крупных продакшена Stereotactic и Daddy’s Film, а также грузинский Independent Film Project приняли решение объединить усилия, чтобы сделать общий проект, потому что поверили в эту историю. Это невероятная удача. В сентябре наша команда собралась со всех концов света в Тбилиси, и мы приступили к работе.

27 января 2022 года мы с Гиги впервые отправились на скаут в Бахмаро — высокогорную деревню примерно в 5 часах езды от Тбилиси. Мы начали подниматься в горы в снегопад, увидели до крыш засыпанные снегом дома, но поняли, что нашли то самое место. Тем временем началась страшная снежная буря, нам повезло не остаться в горах и вернуться целыми и невредимыми. Ровно через 9 месяцев, 27 октября, мы закончили съемки нашего проекта и зафиксировали на кинопленку рождение ребенка. Получается, пока в январе где-то в горах мы с Гиги искали нашу деревню, где-то в Тбилиси происходило зачатие будущего героя нашей истории. На съемках в родильной палате нас было трое: я, оператор-постановщик Андрей Краузов и механик камеры. В утро перед съемками мы шутили, кто из нас первым упадет в обморок. Но когда начались роды, мы были потрясены процессом появления новой жизни на свет: первые движения человека, первый взгляд, крик — хрупкое чудо человеческой жизни.

Мы разделили производственный период на два блока — документальный и игровой, и первым делом мне необходимо было получить хроникальный материал — некую метафору мира, в котором живут ушедшие. Черно-белые кадры в клипе — не архивная кинохроника, этот материал я сам снимал в течение недели в сентябре в высокогорных деревнях — Раче и Бахмаро — на пленочный «Болекс» 60-х годов. Чудо, что нам удалось зафиксировать это хрупкое безвременье. Когда мы отсмотрели снятый материал, то буквально увидели тот самый мир ушедших. И приступили к съемкам цветного игрового блока в Тбилиси.

Мне важно было найти грань, на которой документальная история органично сосуществует с постановочной, чтобы меня как режиссера не было видно. Три наших главных героя — профессиональные актеры, остальные участники — не актеры. На главных героев я попробовал несколько грузинских актеров и актрис, были очень интересные ансамбли. В итоге роль пары исполнили Ачи Макалатия и Вероника Каландаришвили.

Изначально линии отца в сценарии не было. Я всегда мечтал о встрече с Вахтангом Кикабидзе. И уже в процессе съемок игрового блока меня не отпускала эта мысль, мы связались с Вахтангом Константиновичем и предложили ему участие в проекте. Несмотря на тяжелое состояние здоровья, он дал согласие. И тогда я написал линию отца главного героя. Но съемки с Вахтангом Константиновичем откладывались — здоровье все-таки не позволяло выйти на съемочную площадку. Но линия отца стала для нас важной, она как на ниточку собрала всю историю. Пришлось принимать решение о замене актера. Нам на помощь пришел Дато Двалишвили — заслуженный артист Грузии. Позже я узнал, что он снимался в «Покаянии» Тенгиза Абуладзе, важном для меня фильме. В «Вальсе» есть отсылка к нему — сцена, где герой Ачи разглядывает фото матери в телефоне, снималась на знаменитой лестнице из фильма Абуладзе.

К сожалению, мне так и не удалось повстречаться с Вахтангом Константиновичем. В мемуарах Георгия Данелии есть байка о том, что при жизни Данелия с Бубой договорились о том, где встретятся после смерти, — это будет озеро, на берегу которого они будут сидеть и ловить рыбу. Мне хочется думать, что они сейчас рыбачат на своем озере, и, возможно, этот мир похож на тот, что удалось увидеть и запечатлеть и нам.

Я достаточно пессимистично вижу мир, мне близка эстетика мрака и безысходности. Но в этом году мне захотелось найти свет. Именно свет — спасительный, целительный, витальный — стал максимально необходим. И когда я смотрел монтаж, то как зритель испытал при просмотре чувство очищения, и, не скрою, у меня проступили слезы. Мне дорого, что не только у меня была подобная реакция, но и у тех людей, кому мы показывали работу, были схожие эмоции. Дело не в слезах как таковых, дело в том, что они испытывали ощущение света и очищения при просмотре этой работы. А это самое важное, потому что когда, как не сейчас, нам нужно это спасение.

Бэкстейдж фото со съемок фильма