И, во-вторых, красиво все равно
ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
На российские экраны выходит «Партенопа» Паоло Соррентино — последняя в этом году картина из каннского конкурса 2024. На взгляд кинокритика Ларисы Малюковой, этот фильм — Соррентино в кубе, квинтэссенция режиссерского стиля. А значит — отличный повод разобраться, как вообще устроен киноязык этого «нового Феллини».
Свою «Партенопу» Соррентино назвал любовным письмом родному Неаполю. А я бы сказала — Италии. В новом фильме он продолжает поэму о «Великой красоте», фокусируя взгляд на прекрасной женщине-нимфе (Челесте Далла Порта), чье имя отсылает к мифической сирене Партенопе, которая пыталась околдовать Одиссея в водах Неаполитанского залива. Она рождается в море, словно боттичеллиевская Венера, на глазах у изумленной семьи, проживающей в роскошной вилле на Капри. Идеальная, без малейшего изъяна, приковывает взгляды мужчин и женщин всех возрастов.
Ею и любуются, как Италией. Она бродит полуодетая, сливаясь с городом, скалистыми утесами и голубыми гротами. Красиво обнимается с любовниками на белоснежных яхтах и на живописном берегу. Упивается юностью и собственной обворожительностью. Меняет мужчин и увлечения, пытается начать карьеру актрисы, пока ее не отталкивает встреча с двумя увядшими звездами (Изабелла Феррари, Луиза Раньери) — одна изуродована пластической хирургией, другая не расстается с париком.
Но нет старости для красоты. Призвание Партенопы — любить и танцевать до утра. У нее мечтательный рассеянный взгляд — непонятно, как ей удается сосредоточиться на проблемах антропологии, которую она изучает и даже преподает. Партенопа — олицетворение и Италии, и Неаполя, города, который, пережив извержение Везувия, землетрясения и эпидемии, сформировал философию «жить здесь и сейчас».
Это кино Соррентино — в квадрате и в кубе, узнаваемое с первых кадров и звуков. Чувственное, подчиненное лишь авторской воле повествование. Умопомрачительные виды от рассвета до заката. Мужчины в белых костюмах, девушки в бикини, священники в литургических одеяниях, зрелые пышные женщины. А еще — интеллектуальные споры и жаркие ночи. Это ностальгия по юности
54-летнего режиссера. По беззаботной летней свободе. По итальянскому «розовому неореализму».
Хотя порой кажется, что блуждающая по экрану полураздетая томная дева — недосягаемая и в то же время доступная даже похотливому старому епископу — лишь воплощение мужских фантазий. И яркие аудиовизуальные всплески не компенсируют отсутствия связного сюжета. Но даже если это не самый удачный фильм Соррентино, он идеально показывает, как устроен его киноязык.
Соррентино называют Феллини наших дней. И действительно — он охотно и открыто цитирует своего выдающегося соотечественника. «Великую красоту» и вовсе можно считать вольной вариацией или причудливым оммажем «Сладкой жизни». Но и в других фильмах Соррентино можно найти множество рифм и созвучий с Феллини. Зачастую действие разворачивается в пограничье реального и сновидческого, прозы и поэзии, прослоенной сюрреалистическими мотивами (в «Партенопе» это очевидней всего). Критики придумали специальный термин «фантареализм», хотя чаще всего используют слово из истории искусства — «барокко». Оно хорошо описывает жирные мазки и краски, нарядные вечеринки и задумчивые прогулки вдоль берега или на фоне Колизея. Декоративность, избыточность, столкновение архитектурных древностей и современности, живописные и архитектурные шедевры прошлых эпох, вписанные в декорации.
В знаковых фильмах этих режиссеров слышна перекличка и со средневековым карнавалом, описанным Бахтиным как сплав трагического и комического, сакрального и профанного. Поэтому и Феллини, и Соррентино предпочитают жанровый микс, легко переходя от лирики к язвительным комическим эскападам, от эпоса — к обыденному, от фантазии — к драме. Это потрясающе чувственный кинематограф, все существование которого, как говорил писатель Джеп Гамбарделла из «Великой красоты», «лишь происки иллюзии».
«Великая красота», 2013
В центре фильма чаще всего загадочный и харизматичный главный герой. Журналист Марчелло (Мастроянни) из «Сладкой жизни», ищущий встреч с новыми женщинами как спасения от тоски, попытки нащупать следы «утраченного времени». Или утопающий в творческом кризисе Гвидо из величественного фильма «8 ½». Отзвуки их поисков можно расслышать в фильмах Соррентино. В странных, всегда отдельных героях Тони Сервилло, любимого соррентиновского актера: консультант из «Последствий любви», самопровозглашенный король «высшего общества» писатель Джеп Гамбарделла, переходящий с одной вечеринки на другую, из «Великой красоты». Или в стареющем инфантильном рок-музыканте Шайенне (Шон Пенн) в фильме «Где бы ты ни был». В той или иной степени все они альтер эго автора (как и престарелые представители творческой интеллигенции в «Молодости»). Но в «Партенопе» Соррентино впервые делает протагонистом женщину, земную и вымечтанную — нимфу на невидимом пьедестале. Впрочем, и она, как Гвидо или Марчелло, Шайенн или Джеп Гамбарделла, бредет по извилистому скалистому сюжету в поисках себя, предназначения, идеальной любви. Таинственная и многозначная. Так что у каждого зрителя есть возможность «прочитать» свою Партенопу.
«8½», 1963
«Сладкая жизнь», 1959
В фильмах Соррентино, так же,
как и у Феллини, переосмысливаются общественные институции и моральные ценности, а эксцентричные персонажи с экстравагантным поведением нарушают устойчивый миропорядок. Однако феллиниевские аттракционы у Соррентино представлены с демонстративной иронией. Вспомним перформанс современной художницы в «Великой красоте»: разбежавшись, она врезается в стену на глазах у изумленной публики. Но после аплодисментов не может объяснить, в чем заключался смысл этого действия.
В воздухе картин Соррентино щедро разлита экзистенциальная тоска героев, тема возрастного и творческого кризиса, ощущение выхода в тираж. В «Молодости» герой Харви Кейтеля, режиссер на закате карьеры, работает над сценарием своего последнего фильма. Но, кажется, уже не способен нащупать оригинальную идею, потерял контакт с собственным творением. Узнаваемый характер — словно дальнее эхо его предшественника, режиссера Гвидо Марчелло из «8 ½». В «Партенопе» есть схожий персонаж — стареющий писатель Джон Чивер в исполнении Гэри Олдмена (любопытно, что Чивер — реальный американский писатель, сценарист многих фильмов, лауреат Пулитцеровской премии). Джон восхищается юной красавицей исключительно как произведением искусства, надеясь, что она сумеет вернуть ему утерянное вдохновение. Именно этот стареющий саркастический мудрец прозорливо заметит, что красота Партенопы не безобидна, она разрушительна: «пьющие» эту красоту не знают о том, что, подобно Елене Троянской, она «откроет двери и начнет войны».
«Молодость», 2015
Есть еще один важный сквозной лейтмотив в фильмах итальянских классиков — быстротечность времени. Время в фильмах Феллини и Соррентино — самостоятельный поток, то предсказуемый, то хаотичный, текущий вспять. Время для авторов — самая бесценная категория. Как говорил на встречах с журналистами сам Соррентино: «“Великая красота”, “Молодость”, “Молодой папа”, “Партенопа” — нет темы более важной для художника, чем утрата времени». И тут с ним трудно спорить.
