Режиссеры в раздрае
ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
По случаю выхода в российский прокат «Книги решений» Мишеля Гондри, создателя «Вечного сияния чистого разума» и лауреата «Оскара», решили узнать у режиссера, как он переживает творческие кризисы, и заодно вспомнить, что в аналогичных ситуациях делали его коллеги по цеху — Феллини, Альмодовар и Соррентино.
«Книга решений» Мишеля Гондри — первая полнометражная работа оскароносного режиссера за последние восемь лет, премьера которой прошла в этом году на Каннском кинофестивале. Собственно, книга решений — сборник правил режиссера по имени Марк (альтер эго Гондри), где якобы содержатся ответы на вопросы самого разного калибра: от бытовых неурядиц до мировых конфликтов. В главной роли Пьер Нине, и это успех: в одной сцене вы искренне сочувствуете его герою, в другой — хотите ударить. И так по кругу. Гондри, жонглируя эмоциями зрителя, показывает, в какие крайности способен завести режиссера творческий кризис, смешанный с психическим расстройством. Марк никак не может заставить себя посмотреть монтаж собственного фильма, отвлекается от мыслей о работе на изготовление кресла или съемку документалки про муравья, пишет ту самую «Книгу решений», а еще попутно становится мэром деревни, в которую сбежал от продюсеров. Правда, к этим вполне безобидным симптомам в ходе сюжета добавляются обидные — особенно для близких режиссера. Он все реже сдерживает агрессию, плохо контролирует собственные действия и забывает, что мир вообще-то крутится далеко не вокруг него. Насколько это похоже на Гондри, попытались выяснить у него самого. А заодно вспомнили, как из кризисов выруливали его коллеги.
Драматично переживаете творческие кризисы?
Может, отчасти. Этот фильм — про определенный период моей жизни, в котором я был сам не свой. Так что он рассказывает не столько о творчестве, сколько о том, как мое душевное состояние взаимодействовало с творчеством: скажем так, не совсем конструктивным путем.
Людям свойственно скрывать неудачи. Каково было не только принять, но и открыто заявить, хоть и в формате фильма, о том, что не все в порядке?
Это выбор, который ты делаешь от случая к случаю. Можно признать, что у тебя нет решения, и сказать: «Ладно, я потеряю проект и создам большую проблему». Или можно солгать и сказать: «Ладно, у меня есть идея, и я подумаю над ней». Что, кстати, не совсем ложь — ты ведь точно найдешь решение. Найдешь и будешь надеяться, что другие ничего и не заметят. В любом случае нужно быть взрослым. Ребенком можно оставаться, когда ищешь идею, поскольку это более творческое состояние. Но для того чтобы справиться с проблемой, нужно повзрослеть, покопаться в голове и найти ответ. А еще важно ценить чувства других людей, в том числе тех, кто отворачивается от тебя или критикует. Нужно постараться понять их. Мне, кстати, много раз задавали этот вопрос и я всегда был застигнут врасплох: лишь позже понимал, что хотел ответить именно так. Это называется staircase period (в русском языке «быть крепким задним умом». — Прим. The Blueprint): ты спускаешься по лестнице и резко осознаешь, что должен был сказать ступенькой раньше. Правда, уже поздно.
«Восемь с половиной», «Боль и слава», «Книга решений». Эти фильмы — процесс терапии, ее результат или просто потребность выговориться?
Думаю, лучше считать эти фильмы автопортретами художников, которые при их создании исследовали собственную душу и личность. Правда, художники могут находить моделей для таких исследований и «на стороне», что, может быть, лично мне дается с трудом. Говорить о себе легче: ты понимаешь свою мотивацию, действия и реакции и поэтому можешь ответить на все вопросы актеров. Что касается терапии, хотя в фильме у главного героя что-то вроде психического заболевания, на пресс-конференциях было приятно сместить фокус и говорить о нем просто как о человеке, столкнувшемся с проблемами, а не о сумасшедшем.
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
3 истории
о том, как
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
3 истории
великие режиссеры
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
великие режиссеры
переносили свои переживания
на кинопленку
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
Федерико Феллини, или кризис, подкравшийся незаметно
Творческий кризис настиг Феллини в 1962 году, аккурат перед стартом съемок нового фильма киностудии. «Я всегда боялся, что такое случится, но когда это случилось, мне было так плохо, что я и вообразить не мог. [...] Фильм, который я собирался снимать, ускользнул от меня. Уже были готовы декорации, а я никак не мог обрести нужное эмоциональное состояние», — писал режиссер в своей книге «Я вспоминаю...». В итоге он решил выступить в жанре «фильм в фильме» и снял «Восемь с половиной» о себе и своих попытках избавиться от постигшего его замешательства. На экране герой Марчелло Мастроянни переживает все стадии кризиса — от отрицания до принятия. Так Феллини одним из первых вышел из шкафа творческого кризиса, громко хлопнув его дверцей и снискав аплодисменты современников и потомков.
Федерико Феллини, или кризис, подкравшийся незаметно
1.0
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
Паоло Соррентино, или кризис без посторонних глаз
В отличии от Феллини о кризисах его «наследника» Соррентино можно только догадываться — переживающих творческий застой писателя Джепа Гамбарделлу («Великая красота») и режиссера Мики Бойла («Молодость») Соррентино своими двойниками открыто не называет. Да и в сюжетах фильмов метания своих персонажей он скрывает за шумом вечеринок или безмятежностью санатория в Альпах, ставя зрителей в один ряд с близкими друзьями героев и разрешая подсмотреть за тем, как они из кризиса пытаются выбраться.
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
Педро Альмодовар, или кризис как факт биографии
«Боль и слава» — фильм, после которого Альмодовару пришлось объяснять, что он никогда не принимал героин: настолько картина кажется автобиографичной. Ее главный герой Сальвадор в исполнении Антонио Бандераса живет в копии квартиры самого режиссера, носит его одежду и, главное, анамнез — испытывает ту же боль, что и Альмодовар. Причем не только физическую, но и моральную: на момент съемок Педро было 69 лет, возраст, в котором чаще рефлексируешь о прошлом, чем о настоящем (и тем более будущем). И хотя сам режиссер настаивает на том, что фильм не говорит о нем больше, чем другие работы, в плане препарации творческого кризиса он — самый откровенный.