Головокружительный мистер Рипли
ФОТО:
АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
На «Нетфликсе» вышел «Рипли», новая экранизация знаменитой истории об убийце, который поменялся местами со своей жертвой, прельстившись его жизнью на Амальфитанском побережье. Эндрю Скотту, солирующему на протяжении всех восьми серий, кажется, еще долго предстоит поражать нас мастерством — ожидается, что будут поставлены и другие части риплиады. О том, почему новая экранизация — эталонна, рассказывает писательница Катя Морозова.
Накануне премьеры нетфликсовского «Рипли», новой экранизации самого знаменитого романа Патриции Хайсмит, многие критики вспоминали лучшего Тома Рипли; в основном борьба свелась к «Деймон против Делона» с некоторым опережением, что радует, первого. Эндрю Скотт, без сомнения, новый потенциальный лидер, а экранизация Стивена Заилляна, оскароносного сценариста (за «Список Шиндлера») — эталон на долгие годы. Это медлительное черно-белое кино в восьми частях, но его эффект головокружителен. Также это очевидный бенефис Эндрю Скотта, его коллеги — Дакота Фэннинг и Джонни Флинн — значительно уступают, кажется, по режиссерской задумке.
Том Рипли — любимый персонаж Патриции Хайсмит, человек, который смог. Далее можно привести очень длинный список, но ограничусь, например, этим: вырваться из предустановленного течения неприметной, однообразной и безыскусной жизни, переступить необходимость любви, вывернуть наизнанку туристические отношения с Италией, превратившись из наблюдателя в наблюдаемого. В экранизации Заилляна за Рипли наблюдаем не только мы, но как будто каждая встреченная пара глаз, включая кошачью (этой особенно много). Очевидно, что это самая дотошная, внимательная и хайсмитовская по духу адаптация. Заиллян бережно до интимности обращается с сюжетом, но главное, в отличие от Энтони Мингеллы, снявшего знаменитого «Талантливого мистера Рипли» с Мэттом Деймоном и Джудом Лоу, не превращает фильм в любовную историю. Мингелла снимал страшную сказку о невостребованных таланте и любви, и мы помним слезы Рипли в финале. (Хочется добавить, что еще помним Джуда Лоу на пляже и «Tu vuò fà l’americano».)
Рипли Эндрю Скотта не плачет, он лишен этой человеческой особенности, но его вины в этом нет. Фильм также не соблазняет нас идеей обвинять кого-то или что-то еще — миропорядок, глуповатых отпрысков богачей, социальное неравенство или же красоты Италии, которые на некоторых неподготовленных могут подействовать неожиданным образом.
Впрочем, здесь нет намеков на чувства в целом, они вынесены за скобку. Как будто нет и проясненных отношений между людьми, но это ближе к установкам Хайсмит — взаимодействия ее героев, преимущественно мужчин, всегда находятся за гранью причинно-следственного понимания, обычно это иррациональная одержимость, у которой вроде бы много поводов, но четко разглядеть их мешает яркое пятно света. Эндрю Скотт великолепен в изображении человека, который скрыт этим ослепительно-ярким светом, а выходя из него, сразу переходит в глубокую тень. Свет и тень здесь играют важную роль, отсюда линия с Караваджо; Рипли им оглушен, а мы слышим, как картины говорят.
Разглядывание Караваджо одно из немногих занятий, которое вызывает у Рипли подобие сильных эмоций. Мы не знаем, что у него на душе, вероятно, потому, что там ничего нет, но это вовсе не означает что-то обязательно плохое, в конце концов, иметь возможность с комфортом полистать альбом репродукций Караваджо не самое чудовищное желание. Однако когда такому человеку, как Рипли, мешают это сделать, то можно ожидать головокружительной боли.
Кстати, о головокружении. В каждой серии буквально все персонажи снова и снова преодолевают высокие лестничные пролеты, и каждого из героев можно охарактеризовать по тому, как он это делает. Что это? Очевидная метафора подъема-падения Рипли — по лестнице социальной или же по той, что ведет в собственный рай, — или указание на бессмысленность любого подъема, спуска, движения вообще?
То, что мир в целом лишен смысла, макабричен и иррационален, вроде бы и так понятно. Но то, как именно на это предлагает взглянуть новая экранизация, не оставляет даже шанса на контраргумент. Это совершенно блестящая поэма о движении и мельтешении, о процессе, который длится — поездами, паромами, накатыванием волн, шагами по лестницам вверх и вниз, — но ни к чему не приводит. Люди исчезают, умирают, следствие длится, герои перемещаются — но ничего не изменится ни благодаря, ни вопреки странным случайностям, совпадениям, шуткам судьбы, которые как будто приоткрывают окно туда, где за нами все же кто-то наблюдает. Окно быстро захлопывается, ведь, что бы ни случилось, Рипли продолжит свой путь. Почему Патриция Хайсмит так его любила, что, кажется, чуть ли не единственному из ее персонажей-мужчин дала право избежать наказания? Ответы во многом все из той же области одержимостей, которых у писательницы хватало.
Удивительно, что адаптация книги, настолько отвечающая ее духу, появилась именно сейчас. Их разделяет почти семьдесят лет; сегодня мы смотрим за черно-белым миром беспрестанного движения, описанного в 1955 году, возможно, в одно из самых беспросветных с тех пор десятилетий. Движение продолжается, но его траектория теряется где-то в темных водах — Средиземного моря, венецианской лагуны или же нашего сознания.
