Замогильный ужас

ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

C 17 по 19 октября The Blueprint совместно с Домом творчества Переделкино вновь проведет Reading Camp — литературное мероприятие с лекциями и дискуссиями, посвященными ужасу в книгах и за их пределами. «Жутко интересный» Camp будет включать в себя и прогулку на кладбище с историком Павлом Котляром — чтобы унять дрожь в ногах, Иван Чекалов заранее собрал гид по самым пугающим, интересным и даже вдохновляющим кладбищам из литературы и реальной жизни.

Литературные кладбища

i.

Стивен Кинг «Кладбище домашних животных» (1983)

Сраженный мыслью о том, что это кладбище намного старше многих кладбищ для людей, Луис прошел в центр и осмотрел некоторые могилы. Надписи на них не читались, большинство надгробий почти целиком ушло в землю. Одна из могил совсем заросла травой, и когда Луис ставил на место поваленную плиту, земля отозвалась протестующим звуком рвущихся стебельков. На открывшемся пятачке копошились слепые жуки. Луис почувствовал, как по спине пробежал холодок, и подумал: «Погост для животных. Все-таки мне здесь не особенно нравится».

Стивен Кинг,
«Кладбище домашних животных»

Пока молодой преподаватель литературного мастерства Стивен Кинг читает в Университете Мэна лекцию о художественных приемах и трюках писательского дела, а его жена Табита Кинг вместе с девятилетней дочерью Наоми выбирает в магазине продукты, чтобы приготовить ужин для всей семьи, — их любимого кота Смаки сбивает машина. Кинги в ужасе. Несмотря на то что Стивен к 1979 году уже прославился хоррорами «Кэрри» и «Сияние», впускать инфернальный страх в свою собственную жизнь он не стремился. И чуть не соврал Наоми, мол, «Смаки убежал». Отговорила жена — дочка долго плакала, но со временем боль поутихла. А в голове 32-летнего преподавателя родилась идея — о кладбище домашних животных и духах индейцев, о всегда неожиданной смерти и невозможности ее принять.

Четыре года спустя вышло «Кладбище домашних животных» — книга, которую сам автор не хотел публиковать, настолько мрачную картину мира она рисовала. По сюжету в штат Мэн перебирается доктор Луис Крид с женой и детьми — совсем еще маленькими Эллен и Гейджем. Их новый дом расположен напротив шоссе, несчастные случаи здесь не редкость. Неподалеку находятся два кладбища: домашних животных, где дети хоронят своих Барсиков и Рексов, и древние курганы индейского племени микмаков. По легендам, если закопать на индейских захоронениях мертвого, то он оживет. Грузовик сбивает кота Кридов, а затем двухлетнего Гейджа; вне себя от горя, Луис пытается воскресить обоих. Подобно Виктору Франкенштейну, он бросает вызов естественному порядку вещей, но, обманывая самого себя, только глубже погружается в водоворот насилия. Человек, который не может смириться со смертью, — это не Прометей, а безумец. Натолкнувшись на покосившуюся табличку Pet Sematary (именно так, с грамматическими ошибками), скорее бегите обратно.

ii.

Нил Гейман «История с кладбищем» (2008)

На макушке холма туман редел. При свете луны было, конечно, не так светло, как днем, но рассмотреть кладбище было можно.

Взгляните сами.

Вы увидите заброшенную часовню с запертой железной дверью, увитым зеленью шпилем и маленьким деревцем, выросшим прямо в сточном желобе на крыше. Вы увидите надгробные камни, могилы, склепы и мемориальные плиты. А вот перебежал через дорожку и шмыгнул в кусты какой-то зверек: кролик, землеройка или хорек.

Все это вы различили бы при свете луны, окажись вы в ту ночь на старом кладбище.

Нил Гейман, «История с кладбищем»

Семнадцать лет назад английский писатель Нил Гейман выпустил детскую повесть «История с кладбищем» — готическую вариацию на тему «Книги джунглей» Редьярда Киплинга (в оригинале сходство очевидно — The Graveyard Book и The Jungle Book). С призраками и вампиром вместо волков, это был рассказ о мальчике Никте, чью семью убил таинственный Джек; спасли и приютили младенца обитатели местного кладбища — те самые призраки мистер и миссис Оуэнс, вампир Сайлес и оборотень Лупеску. Взрослея, Никт все чаще выбирается в «мир живых», где Джек много лет безуспешно охотится за ним, а упыри и вурдалаки делают все возможное, чтобы уберечь Маугли сына стаи от горестей «наружи».

Геймановская идея отнюдь не нова — к ней, например, раз за разом обращается в своих фильмах Гильермо дель Торо. Самые страшные чудовища живут не под землей, а топчут ее вместе с нами. Однако вкупе с историей взросления и перепрочтением замечательного, но насквозь колониального произведения Киплинга «История с кладбищем» превращается в настоящий манифест человечности. Не так уж важно, зачем Джеку понадобился Никт, равно как и почему старейший житель кладбища Слир так дорожит своими «сокровищами»: кубком, ножом и брошью. Гораздо важнее, что мальчик учится закрывать глаза на разность между людьми. Покидает кладбище Никт не из-за своей инаковости, как это происходило в «Книге джунглей», а просто потому, что настало время жить самостоятельно, существовать отдельно от семьи. Как Гейман выразился в предисловии к российскому изданию книги, «мне всегда нравились кладбища. Там так спокойно!». Так что, развернувшись от Pet Sematary, не забудьте возложить цветы к могилам мистера и миссис Оуэнс.

iii.

Умберто Эко «Пражское кладбище» (2010)

Со Средних веков оно росло, но не в стороны, а в высоту и глубину, и громоздило стелу на стелу, плиту над плитою, вместив едва ли не сто тысяч покойников, и криво лезли друг на друга в ближайшем соседстве под кронами бузины тысячи стоячих досок без портретов, то есть без мало-мальски очеловечивающих черт.

Умберто Эко «Пражское кладбище»

Умберто Эко, автор «Имени розы» и «Маятника Фуко», опубликовал в 2010 году роман о создателе «Протоколов сионских мудрецов» — печально известной антисемитской брошюры рубежа XIX–XX веков, в которой евреи якобы признавались в ненависти к христианам и собирались захватить мир. Этот «документ» впервые был опубликован на русском языке в 1903 году, а затем разлетелся по миру и стал предлогом для многих антиеврейских кампаний XX столетия — от российских погромов до нацистской расовой политики. А в США Генри Форд лично проспонсировал издание полумиллиона копий «Протоколов».

В книге Эко автором «Протоколов» назван не сотрудник охранки Матвей Головинский, как это принято в большинстве современных историографических трудов, а вымышленный персонаж Симоне Симонини, который по совету юного Зигмунда Фрейда решает написать «мемуар» о своей жизни. Зарабатывал он доносами — на собственного работодателя, иезуитов и, в конце концов, евреев. Симонини создает для французских секретных служб доклад «Пражское кладбище» — о тайных собраниях евреев на месте еврейского квартала в столице Чехии. Разумеется, с целью свержения христианского мира. Инструменты: промывка мозгов, подрывание финансовой системы, масонство, etc., etc. Позднее Симонини переписал «Кладбище» в «Протоколы...» и продал текст русским шпионам. Эко связывает антисемитизм (и другие формы ксенофобии) с культурным фоном тех лет — будучи впечатлительным человеком, Симонини зачитывается приключенческими романами и черпает вдохновение для своих доносов у Александра Дюма, писателя Эжена Сю и других популярных авторов XIX века. Так фикция проникает в реальную жизнь — и влияет на нее самым непосредственным образом. А знаменитое Пражское кладбище, действовавшее с XV по XVIII век, становится губительным местом встречи одного и другого.

Метафорическое кладбище

iv.

Владислав Ходасевич «Некрополь» (1939)

Мы любим наблю­дать, как поэты перед смертью исправляются и просветляются. Предсмертная эволюция — наш конек. Открыли «эволюцию» — и можем с чистым сердцем хвалить покойника: хоть перед смертью, а сделался он таким же хорошим, как мы, и каким ему давно пора было сделаться.

Владислав Ходасевич «Некрополь»

«В ночь на 23 февраля 1928 года, в Париже, в нищенском отеле нищенского квартала, открыв газ, покончила с собой писательница Нина Ивановна Петровская» — с таких слов (не считая короткого предисловия) начинается книга поэта, критика и виднейшего представителя первой волны эмиграции Владислава Ходасевича «Некрополь. Воспоминания». Конкретно в этой — первой — главе, названной «Конец Ренаты», речь идет о возлюбленной Андрея Белого, Валерия Брюсова и Константина Бальмонта Нине Петровской, хозяйке чрезвычайно популярного в символистском кругу литературного салона, которая свела счеты с жизнью уже в эмиграции, как и было сказано, «в ночь на 23 февраля 1928 года». Несмотря на то что далее в книге будут фигурировать Сергей Есенин, Александр Блок и Николай Гумилев, Ходасевич вводит читателя в свой «Некрополь» по погибшим друзьям и товарищам рассказом о человеке, чье «написанное было незначи­тельно и по количеству, и по качеству». Зато Петровская была символом эпохи: Серебряный век с его прекрасными богемными играми и декадентским ощущением fin de siècle закончился, констатирует Ходасевич, эмигрировавший в начале 1920-х годов в Берлин, а затем — во Францию, в Париж. Пришло время хоронить мертвецов.

Этим Ходасевич и занимается на протяжении всей книги — не столько вспоминает конкретные фрагменты из жизни Максима Горького или Валерия Брюсова, сколько пытается подвести черту, систематизировать творческое наследие каждого из них, чтобы вынести итоговый приговор эпохе. Андрей Белый, живший «...в Цоссене, под Берлином, не­далеко от кладбища, в доме какого-то гро­бовщика», мыслитель и культуролог Михаил Гершензон, которого «похо­ронили на скромном Ваганьковском кладбище», наконец Блок, умерший «как-то “вообще”, оттого что был болен весь, оттого что не мог больше жить»... Прогуливаясь между могил писателей и поэтов, Ходасевич, чья книга была впервые опубликована в год его смерти, рассуждает о времени и пространстве; о том, как Россия раз за разом убивает своих лучших детей.

Реальные кладбища

v.

Пер-Лашез
(основано в 1804 году)

Вожирарское кладбище было, так сказать, кладбище, отжившее свой век. Оно пришло в ветхость и запустение. Его заполонила плесень, и цветы уже больше не росли на нем. Буржуа не любили Вожирара; Пер-Лашез — вот это другое дело! Быть похороненным на кладбище Пер-Лашез почти то же самое, что иметь мебель красного дерева.

Виктор Гюго, «Отверженные»

Короткометражный фильм Уэса Крэйвена (среди прочего автора слэшеров «Кошмар на улице Вязов» и «Крик») из киноальманаха «Париж, я люблю тебя» начинается со следующей сцены: по парижскому кладбищу Пер-Лашез прогуливаются двое англичан — так Франсис и Уильям решили провести медовый месяц. Вернее, место выбрала именно Франсис, мечтающая увидеть могилу Оскара Уайльда — человека, который, в отличие от Уильяма, может ее рассмешить. Уильям же всегда серьезен, в его мире нет места веселью. Вялотекущий спор перетекает в серьезный конфликт — и вот разочарованная девушка убегает прочь: «С тобой одна тоска! Мне нужен умница, поэт!». Внезапно перед Уильямом появляется призрак Уайльда (в исполнении режиссера Александра Пейна): «Если дашь ей уйти, умрешь». Уильям догоняет возлюбленную и закидывает ее остроумными цитатами из классики. Хеппи-энд.

Париж, я люблю тебя (2006)

Крупнейшее кладбище Парижа, локация из романов Дюма, Гюго, Бальзака, место захоронения Фредерика Шопена, Аполлинера, Марселя Пруста, Жоржа Бизе и того самого Оскара Уайльда, само по себе служит напоминанием о юморе истории, о том, что и на могильном холме можно найти иронию. Начиная с названия: «Пер-Лашез» — это «Отец Лашез», отец ордена иезуитов и исповедник короля-солнца Людовика XIV Франсуа де ла Шез, благодаря своей дружбе с венценосцем обустроивший в столице Франции богатейший монашеский сад. Позднее здесь обжились бедняки, а уже в начале XIX века Пер-Лашез был выкуплен муниципалитетом под кладбище. Непопулярное место решили прорекламировать — и «переселили» сюда останки Мольера, Лафонтена, Пьера Абеляра; в итоге здесь заканчивали земной путь многие представители культурной и политической элиты последующих столетий. Пожалуй, самый известный из недавних — рокер Джим Моррисон, лидер группы The Doors. Его могила — это парижская «стена Цоя», к которой прикладываются губами, пальцами и прочими частями тела фанаты коллектива со всех концов света. В отличие от «Некрополя» Ходасевича, Пер-Лашез доказывает, что смерть может быть не только трагической, но и иронично-объединяющей — словами ли Оскара Уайльда или бычками у могилы Моррисона.

vi.

Сан-Микеле
(основано в 1807 году)

 Я хочу, чтобы вы сняли Набережную неисцелимых. Она на той стороне. Ее уже отсюда видно. То есть это собственно Финский залив, да? И в той стороне Финского залива находится Сан-Микеле. Это наиболее, как бы сказать… я не знаю, как это объяснить. Может быть, это лучшее зрелище в Венеции.

Иосиф Бродский в книге Елены Якович «Прогулки с Бродским и так далее»

Главное кладбище «города каналов» появилось на острове Сан-Микеле в самом начале XIX века, когда Наполеон оккупировал значительную часть Италии. Собственно, и возникло оно по приказу Бонапарта. Ранее здесь находился монастырь, позднее превратившийся в тюрьму. Отныне на гондолах доставляют не преступников и священнослужителей, а мертвых людей, в один из трех главных секторов: католический, протестантский и православный.

Захоронение, отделенное от Венеции лагуной, особенно полюбилось Иосифу Бродскому, даром что находилось в его любимом городе. Автор «Набережной неисцелимых» — эссе, посвященного Венеции, — тут же, согласно собственному шуточному стихотворению («Хотя бесчувственному телу // равно повсюду истлевать, // лишенное родимой глины, оно в аллювии долины // ломбардской гнить не прочь. Понеже // свой континент и черви те же.

Стравинский спит на Сан-Микеле...») и был похоронен. Кроме него здесь лежат упомянутый Игорь Стравинский и Игорь Дягилев, Петр Вайль и, например, Эзра Паунд — виднейший представитель американского модернизма. Сам Бродский утверждал, что именно Сан-Микеле вдохновил швейцарского художника Арнольда Бёклина написать знаменитый «Остров мертвых», без которого не было бы и одноименной симфонической поэмы Сергея Рахманинова.

vii.

Хайгет (основано в 1839 году)

Вдруг, повернувшись случайно, я увидел какую-то белую фигуру, двигавшуюся между тисовыми деревьями в конце кладбища, далеко за могилами; одновременно со стороны профессора с земли поднялась черная масса и двинулась ей навстречу. Тогда пошел и я; но мне пришлось обходить памятники и огороженные плиты, и я несколько раз падал, спотыкаясь о могилы. Небо было покрыто тучами, и где-то вдали запел петух. Невдалеке, за рядами можжевельников, которыми была обсажена дорога к церкви, по направлению к склепу двигалась какая-то мутная фигура.

Брэм Стокер, «Дракула»

13 марта 1970 года. Разумеется, пятница. Сотни людей с распятиями вламываются на Хайгейтское кладбище, чтобы найти вампира — высокую серую фигуру, которую незадолго до этого видели многие жители Лондона. В местной газете «Хампстед и Хайгейт Экспресс» с 1969 года публиковались письма читателей о «гипнотическом мужчине, от которого исходил холод»; возникали также теории о его происхождении — якобы это не просто какой-нибудь вампир, а тот самый аристократ из Валахии, перевезенный в Англию в начале XVIII века. Разумеется, в гробу. Автор этой теории, некий Шон Манчестер, 15 лет спустя рассказал, что все же нашел «Дракулу», проткнул его колом и сжег.

Еще с 1880-х годов, когда на кладбище из «Великолепной семерки» (так называлось семь массовых захоронений вокруг Лондона) возникла могила Карла Маркса с супругой Женни, а уж тем более с 1897 года, когда был опубликован «Дракула» Брэма Стокера, о месте ходили страшные слухи. Оно и неудивительно — готика была самым модным литературным направлением, когда кладбище только появилось, так что истории в духе Хораса Уолпола, Мэтью Грегори Льюиса, Мэри Шелли прижились здесь как родные. Не говоря уже о том, что львиная доля действия «Дракулы» таки происходит в Кинстэде, вдохновленном Хайгейтским кладбищем, — именно здесь «серый мужчина» обратил нежную девушку Люси Вестенру в вампира; здесь же ее встречает всамделишная смерть путем протыкания колом и декапитации. Впрочем, не страшилками едиными. В Хайгейте похоронен фантаст Дуглас Адамс, прославившийся абсурдистской комедией «Автостопом по Галактике», а также авторы «Саги о Форсайтах» Джон Голсуорси и тончайшего викторианского литературного полотна «Мидлмарч» Джордж Элиот. Так что посетить кладбище все же стоит — главное, будьте осторожны, если увидите высокого человека с белоснежными клыками.

viii.

Венское центральное кладбище (основано в 1874 году)

Да здравствует Центральное кладбище и все его мертвые

Сегодня вход запрещен всем живым без исключения

Потому что смерть веселится всю ночь

И ни одному гостю не нужен билет.

Вольфганг Амброс, «Да здравствует Центральное кладбище»

Мы уже встречали переселенных мертвецов, блуждая по Пер-Лашезу, — точно так же на главном кладбище Вены оказались Людвиг ван Бетховен и Франц Шуберт; вместе с Антонио Сальери, Арнольдом Шенбергом, Иоганнесом Брамсом, Карлом Черни и семейством Штраусов они образуют «музыкальный уголок» в самой музыкальной точке на планете Земля. Гигантское кладбище на три миллиона могил и два с половиной квадратных километра оказалось финальным пристанищем для австрийцев всех конфессий, католиков и протестантов, православных, евреев и даже буддистов. Для Франца Верфеля — лидера венского экспрессионизма, описавшего в «Сорока днях Муса-Дага» оборону одноименной горы от солдат Османской империи во время геноцида армян. И для импрессиониста Артура Шницлера, запечатлевшего Австрию до, во время и после падения империи Австро-Венгерской; его «Новелла о снах» послужила первоисточником «С широко закрытыми глазами» Стэнли Кубрика.

Центр притяжения кладбища — это собор Святого Карла Борромео за авторством Макса Хегеле, фантастическое произведение эпохи модерна с лазурным изнутри куполом, а также витражами и мозаиками в стиле Венского сецессиона. Прямо перед ним располагается президентская усыпальница, и строгая геометрия монументов австрийским политикам с вечными цветами словно зеркалит покосившиеся еврейские могилы, на которых вандалы до сих пор рисуют свастики.

ix.

Новодевичье (основано в 1904 году)

— Ведь завтра уже чистый понедельник, — ответила она, вынув из каракулевой муфты и давая мне руку в черной лайковой перчатке. — «Господи владыко живота моего...» Хотите поехать в Новодевичий монастырь?

Я удивился, но поспешил сказать:

— Хочу!

— Что ж все кабаки да кабаки, — прибавила она.

Иван Бунин, «Чистый понедельник»

«Вишневый сад», где лежат Константин Станиславский, Антон Чехов и другие сотрудники МХТ. Федор Шаляпин, перезахороненный здесь через 46 лет после смерти в Париже. Наконец, застывший в камне ризеншнауцер Юрия Никулина рядом с могилой хозяина. Кроме знаменитых людей хватает на Новодевичьем и знаменитых историй. Скажем, про Гоголя, желавшего, чтобы его похоронили только после того, как удостоверятся в разложении трупа: при перезахоронении писателя из Донского монастыря могилу вскрыли — череп писателя отсутствовал. Или другая, из рассказа Бунина «Чистый понедельник», — на Новодевичьем кладбище в последний раз гуляют влюбленные рассказчик и героиня. Постояв «возле могил Эртеля, Чехова», они едут в трактир, проводят вместе ночь, после чего героиня окончательно прощается с прежней жизнью — уходит в монастырь.

Впрочем, одну историю выделить все-таки можно — это «женская линия» Новодевичьего. И монастырь-то, как ясно из названия, был женским, а после его закрытия в здании оказался Музей эпохи правления царевны Софьи и стрелецких бунтов, позднее — Музей раскрепощения женщины. С того времени Новодевичье обладает легендарной силой именно для женщин. Здесь нет, как в Хайгейте, своего вампира, зато есть призраки монашек, которые, согласно народным поверьям, помогают женщинам в минуту отчаяния или болезни, с самоопределением и семейными неурядицами.