Внимание — дорого

Ксения соловьева

Симптомы предновогодней подарочной лихорадки — бессонница, нарастающее чувство тревоги и отчетливое жжение в карманах. Новый проект Ксении Соловьевой Nightingale nightingale.ru — для тех, кому эти ощущения знакомы не понаслышке и кому требуется подсказка в вопросах, что, кому и как дарить. Последний главный редактор российского Vogue написала для The Blueprint колонку о том, почему для нее самой тема подарков — настолько личная.

Фото: АНАСТАСИЯ РЯБЦОВА

то сейчас ВДНХ — солнце Москвы, гордость столичной урбанистики, и на катке там кататься хорошо, и форум «Россия», выставку достижений подсанкционного хозяйства, проводить. А в 1996-м ВДНХ — СССР в миниатюре — точно как союз нерушимый, разваливалась на части, бесславно умирала. Жизнь едва теплилась (так плохо там топили) в считаных павильонах — и то лишь за счет лихорадочной торговли. В «Пчеловодстве», где много лет спустя «Татлер» снимет на обложку фехтующую Тину Канделаки, выставлялись кухни из разноцветного ДСП. В «Рабочем и колхознице» бойко расходились турецкие джинсы.

Вот на такую ВДНХ я двадцатилетняя еду покупать подарок на Новый год будущему мужу. На улице — декабрьские минус двадцать, от метро до павильона, где торгуют кассетными плеерами, двадцать минут пешком, но разве это может остановить влюбленного человека? Panasonic стоит 50 долларов. Тогда расплачивались ими, правда, в них и зарабатывали. В редакции журнала «ОМ» мои студенческие полставки оценивались в 150 долларов. Плюс после лекций на журфаке я учила играть в теннис сына владелицы «Кредо Банка», короткостриженой хозяйки милого особнячка на Садовом кольце, за 10 долларов в час. Случись что, могу повторить. Правда, возьму теперь чуть дороже.

Будущий муж был счастлив, но я — больше. Желание потратить время на подарок для меня — главный индикатор, что у вас к человеку большое чувство. Вы можете привести сколько угодно примеров, иллюстрирующих, что самые классные подарки отнимали у вас три секунды, один клик, и я не буду с вами спорить. Значит вы человек быстрый, креативный, с фантазией и связями. Значит, я не совсем такая.

Я ломаю голову, перебираю варианты, наконец, заказываю, потом везу подарок на перекладных (сегодня «перекладные» красиво называются байерами). Дальше выбрать бумагу для упаковки — хочется, конечно, как в запрещенной сети у Лорен Санто-Доминго или у жены Арно-младшего Жеральдин Гюйо. Затем лента — не дай бог взять ленту неправильной ширины или чересчур блестящую. Помню, однажды, когда я работала в «Татлере» и надвигался очередной Бал «Татлера», я между сотней дел забежала в кабинет к своей подруге, издателю Ане Пчелкиной. Аня проводила совещание с бренд-менеджером Сашей Скамницкой по важнейшему вопросу — они прилаживали разноцветные ленточки к пригласительным конвертам. «Вы с ума сошли?! — закричала я. — Какая ленточка! Пожар, сдача номера, бал! Все пропало». Девушки окинули меня сочувствующим взглядом и продолжили медитировать. С тех пор «ленточка» — наш внутренний мем. Аналог «фиалковой эссенции», которую, согласно многолетней легенде, умеет производить только Сondé Nast. Или, правильнее сказать, в России умел.

э

ксения соловьева • есть тема

Ксения Соловьева • есть тема

Но я отвлеклась. Ленточка наконец выбрана, переходим к открытке. Потому что она — самое важное. Если вам есть что сказать человеку, если вы нашли полчаса, чтобы сесть в тишине и написать очень личное послание, значит, вы действительно влюблены, и я вас с этим поздравляю. Хотя влюбленным быть необязательно, может, это значит, что вы просто хорошо воспитанный человек. Однажды мой заместитель в «Татлере» Наташа Архангельская, которая брала уроки живописи у профессоров МАРХИ, нарисовала мне ко дню рождения открытку: я в красном летящем платье пожимаю у сетки руку Рафаэлю Надалю. Та открытка многие годы стояла у меня на рабочем столе. И покинула офис на Большой Дмитровке только в апреле 2022-го, в картонной коробке «с вещами на выход».

Сегодня я позвонила тому самому парню, которому когда-то покупала Panasonic. «Давай, — говорю, — вспомним, как это было». В последние годы мы дарим друг другу равнодушно-вежливые подарки, какими обмениваются бывшие супруги, пытающиеся сохранить дипломатические отношения. Иногда не дарим вообще. «Сам знаешь, некогда, не успела». — «Да, все отлично. У детей все в порядке?» — «Да вроде бы». — «Хорошо». — «Ну до следующего раза. Без обид».

А тогда... Куда я бежала первым делом, приехав в Париж в пресс-тур? Конечно же, в мужской отдел бутика Kenzo, где продавались галстуки с затейливыми принтами. Это потом в моду эпохи стабильности вошли галстуки однотонные, неброские, кашемировые, а лихие времена были эпохой лихих же расцветок. Из Парижа в подарок мужу однажды вылетел целый костюм. Сколько было волнений, что не подойдет, и какое было счастье, когда костюм сел как влитой.

Он не отставал. Я помню первое кольцо, которое муж мне подарил, — с фианитом, из ювелирного в Столешниковом. Кольцо (надо же, какая оригинальная идея) было упаковано в одну коробочку, маленькую, потом еще в одну и еще. Когда я все распаковала, поступило предложение, от которого нельзя отказаться. Он дарил мне плавающие бриллианты-сердца из категории entree level, которыми часовой бренд Сhopard начал свое превращение в бренд ювелирный. Happy diamonds в те годы были аналогом «гвоздя» Cartier, про который сегодня в телеграме ведутся отчаянные дебаты — можно или нельзя его не то что дарить, а вообще носить и даже мечтать о нем. А в конце девяностых такими вопросами не задавались. В магазинах Mercury покупателям отвешивали щедрые скидки: кому двадцать процентов, кому — все двадцать пять (еще одна примета дикого капитализма, как плееры на ВДНХ, про которую Mercury сегодня предпочитают не помнить). Дальше в моей семейной жизни случилась жемчужина Mikimoto. Про жемчуг принято думать, что его обязательно нужно носить, иначе он расстроится и умрет. А я тот давно не ношу.

Больше всего я благодарна за подаренную поездку в Венскую оперу на мое тридцатилетие. Символично, что именно туда через много лет та самая Аня Пчелкина повезет на день рождения уже свою подругу Наташу Гольденберг (об этом Наташа, кстати, вспоминает в своем рассказе про подарки для проекта Nightingale). Но они, модные девчонки, жили в Park Hyatt, ходили в бутик Prada. А мой муж просто знал, что я обожаю оперу. Купил билеты на самолет, забронировал отель «Моцарт» на три звезды, раздобыл у перекупщиков билеты на «Мадам Баттерфляй». Он был довольно предприимчивый молодой человек. Хотя сделать так, чтобы 10 октября 2006 года на сцене Венской оперы звучали мелодии моей любимой «Волшебной флейты», ему не удалось.

Сейчас я вспоминаю все это, и мне становится очень тепло. Так же тепло мне было, когда я готовила свой проект про подарки. Его герои доставали из шкатулок памяти самые сокровенные истории. Рассказывали, как тратили время, силы, эмоции, чтобы осчастливить самых дорогих своих людей. Не важно, если сегодня тех чувств нет. Как любил цитировать в подобных случаях мой блестящий шеф-редактор Эдуард Дорожкин, «не говори с тоской: их нет; но с благодарностию: были».

О каком подарке я мечтаю сейчас? О трех счастливых днях отдыха. Но вот чтобы подарить их себе, надо любить себя больше, чем то, что ты делаешь. Я пока не научилась.