​​Алена Долецкая о первом номере российского Vogue

вопросы: юлия выдолоб

​Первый главред российского Vogue вспоминает, как собирали редакцию, почему на обложке были Кейт Мосс и Амбер Валлетта и как Марио Тестино снимал свадьбу и Останкинский дворец. 

первый номер российского Vogue

первый номер российского Vogue

Про команду

Мой основной принцип, когда мы запускали журнал, заключался в том, чтобы не брать в редакцию людей, которые в этот момент уже работали на территории русского глянца. Мне казалось, что это очень важно. Хотелось людей, которые понимали и любили эстетику журнала Vogue, тем или иным образом его читали, листали, понимали, о чем идет речь. И второе — мне было важно, чтобы людям очень хотелось присоединиться к команде и вот это новое слово в эстетике Vogue создавать вместе.

Каждая история была ужасно интересная, и с каждым связана история — и с Викой Давыдовой, и с Лесей Михайловской, которая была тогда в Петербурге и была беременна. Моя задача была тщательно скрывать от нашего тогдашнего издателя Бернда Рунге, что она беременна. Потому что тогда бы он понял, что я предлагаю ему сложный вариант в соответствии с КЗоТом и прочим. Но я очень хотела Лесю, и мы его как-то обвели вокруг пальца.

Про ИНТОНАЦИЮ

Это то, что было ongoing effort все время. Потому что поймать воговский tone of voice было довольно непросто. Одна из главных задач состояла в том, чтобы уйти от бесконечных восхитительных слов типа «роскошный», «умопомрачительный» и какой-то еще. Понятно, что стандарт письма должен был быть очень высокий. Люди, которые входили в первую команду Vogue, были выпускниками серьезных факультетов — филологии, театральной критики. Если не ошибаюсь, вряд ли был хоть один выпускник с факультета журналистики. Стандарт западной публицистики был невероятно важен. И перед Vogue я попросила Бернда Рунге отправить меня на стажировку в Лондон к одной из блистательных преподавателей Барбаре Норден. Она давала нам такой экспресс-курс, разбирая принципы системы изложения фактов на материалах британского Vogue. А потом мы бегали по городу, выполняя домашние задания — от рецензии на недавно открывшийся бар до краткой рецензии на новый бутик моды. Поэтому британский Vogue был для меня всегда высокой журналистской планкой, а русский язык мы старались сохранять очень живым, нестандартным, но без какой-либо вульгарности.

ПРО РОССИЙСКИХ ГЕРОЕВ

С русскими героями для первого номера было действительно непросто, потому что принцип выбора is it really Vogue поднимался буквально на каждой редколлегии. Но как раз в первом номере мы пошли, с моей точки зрения, довольно безопасным путем.  

ПРО ГЕРОИНЬ ОБЛОЖКИ

Это был один из первых вопросов и Джонатана Ньюхауса (глава Condé Nast International. — Прим. ред.), и Бернда Рунге. Он обсуждался сразу после моего назначения. Все ужасно горевали по поводу того, что принцесса Диана, к сожалению, ушла незадолго до запуска русского Vogue. Потому что она была идеальной. Той самой модной принцессой. Самой нестандартной королевской особой. И мы надолго заткнулись, потому что не могли найти правильного персонажа. Вторым кандидатом, не скрою, была Мадонна. Это был мой настоятельный выбор, но невозможный и с точки зрения production [производства материала], и с точки зрения возможности добиться ее в 1998 году. Решили все-таки вывести на обложку двух самых горячих моделей того времени. К моменту выхода русского Vogue Кейт Мосс была уже безусловной звездой на англо-американском рынке. Амбер Валлетта была где-то в регистре № 2. Но Кейт была такой, как говорила Алекс Шульман, girl from the street — узнаваемой, доступной и при этом недоступной в силу своей славы. А Амбер добавляла ей, если хотите, породы, потому что у нее совсем нестандартное модельное лицо. Русскому Vogue, с моей точки зрения, нужно было заявить важный в то время слоган Bible of fashion. Эти две модели были не top supermodels. Конечно, был вопрос Линды [Евангелиста], которая на тот момент была не в очень хорошей форме, вопрос Наоми, они все обсуждались. Но и Амбер, и Кейт были молоды и очень, то что называется в английском языке, hot. Мы пошли на этот риск, несмотря на то, сколько критических замечаний в свой адрес я услышала после этой обложки от наших русских коллег.

ПРО ПИСЬМО РЕДАКТОРА

То, что письмо стояло не в начале журнала, был такой мой знак бунтарства. Мне ужасно не нравились «Слова главных редакторов», с которых начинались журналы. Мне казалось, что это невероятно нескромно и в какой-то степени неловко. Поэтому я его поместила в середину журнала, в то, что называется «открыватор подвала». Не ставила свою фотографию, которая стала появляться намного позже. И письмо было вынесено в начало журнала после фокусных групп и опросов читателей. Но я никогда в жизни не снималась для «Слова редактора». Если там позже появлялись какие-то мои фотографии, то они всегда носили репортажный характер.

ПРО ГЛАВНУЮ СЪЕМКУ НОМЕРА С КЕЙТ МОСС И АМБЕР ВАЛЛЕТТОЙ

Когда я увидела его [фотографа Марио Тестино] мудборд, то я чуть было не поседела на всю голову. Он показал мне фотографии наших спальных районов времен хрущевской постройки, в совершенно чудовищном состоянии, с привинченными лифтами, грязными подъездами. Он был в абсолютном экстазе от этих мест, районов и домов. В общем малопривлекательных и, совершенно очевидно, в то время абсолютно неуместных для первого номера русского Vogue. Тогда мы приняли решение, что все-таки одну съемку сделаем в Останкинском дворце. Он безупречно красив, и я туда отвела Марио. Он очень не хотел ехать. Сказал: Palaces? Oh no! Но мы поехали в закрытый день, в понедельник, никого не было. Он абсолютно влюбился в войлочные тапочки, которые там необходимо было надевать. Сказал, что там кое-что можно. Насчет свадьбы была смешная история. Марио спросил: «А у вас свадьбы такие же веселые, как греческие?» Я ответила, что мы очень зажигаем. Но дальше я ему не могла рассказывать, что они очень часто заканчиваются пьянством, потасовкой, а то и поножовщиной. А фильмы Лунгина он, к счастью, не смотрел. Поэтому мы решили, что свадьба — веселое мероприятие, поскольку Марио всегда нес довольно естественный fun message. Это первая история.

Вторая история — у Марио было желание сделать максимально исполинский кастинг, чтобы посмотреть свежие, живые лица. Как известно, он очень любил замешивать реальных людей с супермоделями. Это был его почерк, которому он не хотел никоим образом изменять. Там и Владик Монро оказался, вы видели по съемке. Все артистичные, прекрасные и веселые персонажи. Что касается офицеров, то это тоже почерк Марио. Он, как известно, маэстро массовочки. Он это прекрасно понимал, и это повторяли очень многие. Мне показалось, что это довольно банальный ход. Мужчина в униформе действительно так или иначе всегда невероятно привлекателен, авторитетен, мощен. Униформа и мода как будто бы находятся в одном регистре эстетического сообщения, а с другой стороны — занимают позиции севера и юга. Потому что униформа всегда одинаковая, за исключением звездочек и планочек, она потому и называется униформой. А мода в лучшие годы должна была быть ни на кого не похожей, мегаартистичной, принципиально противоречить военной форме. Такой север и юг, встреча жесткая. Она создает, конечно, очень красивый контраст для всякого рода модных съемок. Это уже стало таким банальным приемом, как мне кажется.

ПРО РУБРИКУ «КРАСОТА»

Она отличалась в первую очередь качеством фотосъемок, которые мы для нее делали. Снимали, конечно, с лучшими западными фотографами. Старались привлекать абсолютных звезд — стилистов, makeup artists [визажистов]. Как мне кажется, в этой рубрике мы во многом следовали за британским Vogue. Мы крайне редко и только спустя какое-то время вводили продукты красоты из масс-маркета. Это все-таки была абсолютная планка luxury на тот момент. Очень важная, актуальная тогда и для России, и для журнала. И абсолютно потерявшая свою актуальность на сегодняшний день.