Красота и свобода в работах Эрика Булатова
На прошлых выходных в Нижегородской области состоялось открытие «Сезона Эрика Булатова в Выксе» — и вместе с тем – его огромной фрески площадью 2,5 тыс. кв. м. По такому случаю не только привезли в Музей истории Выксы картину «Черный вечер, белый снег», но и устроили целый фестиваль. Марина Анциперова написала краткий гид и одновременно признание в любви к творчеству одного из самых важных советских художников.
ЛИНИЯ
Эрику Булатову 87 лет. Он один из тех художников, которые всю жизнь гнут свою линию, и невозможно не любить его за эту твердость и прямолинейность. Все его работы — про живопись и ее будущее. Эндрю Соломон, автор книги Irony Tower, которая стала евангелием жизни советских нонконформистов, где вымысел мешается с правдой так, что никогда не знаешь, что из этих событий действительно было, пишет о нем так. «Булатов — великий романтик, художник-моралист, он ратует не столько за политические истины, сколько за возможность проявления всего доброго в мире. Отделить его собственную честность и доброту от ясности и щедрости его работ невозможно, вся его работа основывается на оптимизме любви. Красота его работ не более чем средство, но его любовь выражается через эту красоту так же ярко, как и через тепло его личности».
Эрик Булатов, «Черный вечер, белый снег»
эрик булатов, «Стой-Иди. Амбар в Нормандии»
Эрик Булатов, «небосвод—небосклон», 2001
Эрик Булатов, «Тучи растут», 2007
КРАСОТА
В той же книге Эндрю Соломон говорит с ним о красоте, поедая устрицы. «Красивые? — тогда за обедом переспросил Булатов. — Это устрицы красивые. Это Париж красивый. Но мои картины?» Я тоже спросила Эрика на одном из наших интервью — для «Афиши Daily». Он мне ответил, что прекрасным может быть ужасное в безопасной степени. «Если на вас наставлен револьвер, который сейчас будет стрелять, то вы не сочтете это прекрасным. Такую сцену вы эстетически рассматривать не сможете. Но если вы точно будете знать, что револьвер стрелять не будет, тогда вы можете увидеть это в целом как что-то впечатляющее, выразительное, что можно понять как прекрасное».
КАРТИНА
Последние годы Эрик создает огромные работы, которые можно было бы скорее назвать инсталляциями, — 18-метровая скульптура «Вперед» на бывшем военном заводе на юге Франции, семиметровая скульптура «Все не так страшно», муралы в «Ельцин-центре» — и теперь самая большая работа в Индустриальном стрит-арт-парке Выксунского металлургического завода, созданная в честь 10-летия фестиваля «Арт-Овраг» при поддержке фонда «ОМК-участие». Сам Эрик упорно называет все, что он делает, картинами — просто теми, что работают с реальным, но не с воображаемым пространством.
Эрик Булатов, «Все не так страшно»
Эрик Булатов, «ВПЕРЕД», 2016
плоскость
Все картины Эрика Булатова устроены по одному принципу: в них есть плоскость (чаще всего на этой плоскости размещено слово) и пространство позади нее или впереди. Это слово либо не пускает зрителя в картину, предельно утрируя, мешает ему мысленно присоединиться к ее персонажам (как, например, в картине «Опасность», где по периметру идиллического пикника это слово написано четырежды) — либо, напротив, выступает как бы связующим звеном между зрителем и картиной.
Эрик Булатов, «Джоконда. Лувр», 2006
Эрик Булатов, «Русский XX век», 1990
Эрик Булатов, «добро пожаловать», 1973–1974
Эрик Булатов, «Слава КПСС», 1975
Картины Эрика Булатова могут показаться ироничными, могут напоминать советские плакаты или быть рассмотрены как транспаранты для идей, но для художника политический смысл в них всегда был вторичным. Главное для художника — именно размышление о сути живописи и будущем картины. Фундаментальная проблема живописи заключается в том, что трехмерное пространство нужно изобразить на плоскости картины, и Эрик Булатов решил, что не обязательно противопоставлять пространство и плоскость: можно столкнуть их друг с другом на холсте, и конфликт между словом и изображением будет отражать — по мнению художника — его время. Так, по собственным воспоминаниям, все усилия Эрика Булатова, пока он писал одну из своих самых знаменитых работ, «Слава КПСС», состояли только в одном — «добиться того, чтобы эти красные буквы не прилипали к облакам, чтобы между ними было расстояние, дистанция, и это мы должны были понимать не умом, а просто ощущать. Небо и буквы должны как бы противостоять другу другу — потому что буквы закрывают небо, не позволяют нам туда попасть. Точно так же во всех других моих картинах есть противостояние пространства и плоскости, это центральный принцип работы художника».
Эрик Булатов, «горизонт», 1971–1972
слово
Эрик Булатов, «автопортрет», 2011
На его картинах часто повторяются слова: для Булатова важен контакт с человеком, который смотрит на его картину, и слово тут становится как бы связующим звеном между ними. Слово, которое Булатов говорит, как будто повисает в воздухе, как раз на плоскости картины. И оно движется в пространстве — в отличие от советского слова, которое было прикреплено к плоскости. Тот же контакт картины со зрителем развивается и в его поздних работах — толпе, что скрывает от зрителя Джоконду, или круговой инсталляции из больших букв «Вперед», которые как будто вышли с его картины в реальное пространство, но живут по тем же самым законам.
Эрик Булатов, «живу—вижу II», 1999
Свобода
Зал «Ельцин-центра», где два года назад проходил показ Гоши Рубчинского, украшает огромная роспись по мотивам картины Эрика Булатова со словом «Свобода», которое прорывается через облака. Этот зал как раз носит название Зала свободы, и выбор художника для него был не случаен: у Эрика Булатова до того была серия картин с этим словом — в различных вариациях, чаще всего с повторяющимся лозунгом «Свобода есть». В зале «Ельцин-центра» же одно-единственное слово «Свобода», по замыслу художника, прорывается из мира фальшивых лозунгов сквозь поверхность туда, где есть свобода подлинная. Свободу Эрик Булатов понимал в том, чтобы выйти за пределы — картины или общества. Так на его работы и следует смотреть.
Эрик Булатов, «Свобода есть свобода», 1997
