Человек человеку конкурент
Главная новогодняя традиция всех медиа — подведение итогов года. Лучшие книги, лучшие сериалы, самая продаваемая обувь, самый стильный стиль: из года в год весь декабрь соцсети заваливает материалами, где все посчитано и расставлено по полочкам. Хорошо, если речь про обувь — она не переживает даже из-за обувного «Оскара» The Blueprint (и ее западного аналога). А вот люди переживают, если не попали в какой-то рейтинг. Или попали, но не на ту позицию. Или на хорошую позицию — но чуть ниже, чем у соседа. Иван Матушкин задался вопросом: почему всех так волнуют рейтинги и что это говорит о нас с вами?
огда-то я работал на новостной ленте, и каждый понедельник руководитель отдела публиковал рейтинг всех новостников по результатам того, как много просмотров собрали написанные нами новости на прошлой неделе. У этого рейтинга не было практического значения: премий не давали, наград не вручали, даже гимн в честь победителя не играл. Но все равно полтора десятка взрослых мужчин (сайт был спортивный и дам среди нас не было) каждый раз с удовольствием изучали список и радовались (а кто-то, может, и расстраивался) своим позициям. Так что я легко понимаю людей, которых огорчил список самых эффективных блогеров в телеграме, или рейтинг самых светских людей страны от Ксении Соловьевой, список лучших стилистов от «Собака.ru» (вызвавший обильное недовольство тех, кто в него не попал), лучших дизайнеров от Fashion Paper или списки самых стильных людей года — от Vogue или The Blueprint (который уже вот-вот — вы же ждете, правда?). Когда в твоей сфере деятельности составляют перечень ударников производства — ты хочешь в нем быть. И желательно не на последней строчке.
Иерархия — базовый способ организации человеческого общества, доставшийся нам по наследству от других млекопитающих. В волчьей стае есть не только вожак, но и четкое распределение ролей — кто за кем бежит в лесу и кто после кого ест добычу. Точно так же все работает в стаде слонов, львином прайде или группе горилл. Знание ху из ху помогает понять, как действовать в чрезвычайной ситуации — если напали мы или на нас (тот же принцип привел к появлению армейских званий). Или не поубивать друг друга, деля добычу, — без распределения ролей пришлось бы каждый раз выяснять, кто сильнее. Любой рейтинг — та же самая расстановка иерархии, древний инстинкт, который дает нам понять, кто мы в своей стае блогеров, стилистов, студентов. «Люди склонны формировать иерархии практически мгновенно в любых организационных условиях, независимо от того, требуется это для выполнения задач или нет», — поясняет стэнфордский профессор организационного поведения Дебора Грюнфельд.
Причем сравнивают себя чаще всего с ближними: соседями, коллегами, знакомыми, с теми, кто занимает соседние строчки рейтингов. Тут как в анекдоте про двух друзей, на которых напал медведь («Ты правда думаешь, что сможешь бежать быстрее медведя?» — «Мне не надо бежать быстрее медведя, мне надо бежать быстрее тебя»). И это тоже объяснимо: немногие из нас ведут борьбу за ресурсы с Джеффом Безосом. А вот с соседом по парте — за стипендию или самую красивую однокурсницу — хоть раз конкурировало большинство. Одно американское исследование показало, что большинство людей предпочтет вдвое меньшую в абсолютных числах зарплату — если при этом будет получать больше остальных. То есть пусть у меня будет 50 тысяч, а у них 25, чем у меня 100 — а у них 200. Более того, исследование еще из 1970-х показало, что связь между улучшением финансовых условий и счастьем есть лишь тогда, когда люди богатеют по сравнению с соседями. Если богаче стала сразу вся страна — вайб не тот. «Хорошо» — сравнительное понятие, и чтобы мне было хорошо, кому-то должно быть плохо. А из всех возможных иерархий людей больше всего волновала та, что определяет физическую привлекательность, — тоже понятная биология, чем выше ты в этой иерархии, тем больше у тебя шансов оставить потомство.
Биологию подкрепляют общественные привычки. На физкультуре в школе всех строят по росту — и первые места всегда дают повод для гордости (чем меряются мальчики в раздевалках перед физкультурой, говорить не будем, но принцип там тот же). Дальше начинаются всевозможные табели о рангах — помните, как список зачисленных в университет вывешивали в двери, и свою фамилию начинали искать с верхних строчек? В 1983 году в США впервые составили рейтинг лучших колледжей — простым опросом директоров. 40 лет спустя этот список, сразу же ставший ежегодным, сохраняет огромное влияние: выпускник колледжа из числа лучших явно получит преференции в дальнейшей карьере. А еще перед соседями можно похвастаться таким успешным ребенком.
Дальше идут звания лучшего студента на курсе, лучшего выпускника или лучшего сотрудника месяца в «Макдоналдсе» — тут уж как повезет. Эго лучшего официанта в общепите, возможно, получает не такой буст, как у лучшего брокера в крупной трейдинговой компании. Но быть лучшим официантом точно приятнее, чем худшим брокером — «лучше быть первым на деревне, чем последним в городе», помните?
Причем наша одержимость всевозможными рейтингами такова, что мы ими интересуемся, даже если нас они затрагивают лишь косвенно. Возьмите любую Олимпиаду — о чем в первую очередь говорят в новостях? О медальном зачете. То есть сколько медалей завоевали люди одного гражданства с тобой — и обошли ли они в этом людей с паспортами другого цвета. Сами зрители, с азартом следящие за этой (к слову, неофициальной) гонкой, никакого отношения к соревнованию не имеют. Но чувствуют причастность. Да и какая, в сущности, разница, что лучше всех делает пируэты с ленточкой или бегает на коньках (причем на одной конкретной дистанции) человек из твоей страны? Логически — никакой. Но на каждых Играх люди с упоением следят за видами спорта, о существовании которых не вспоминали четыре года. Почему? Медальный зачет (еще, конечно, «наши» против «не наших», но это другая тема).
Точно так же мы следим за вручением «Оскара», «Грэмми», да хоть «Золотого вантуза» — у нас есть свои любимцы, и мы ждем для них строчку повыше и премию позначительнее. Ведь тогда и мы сопричастны, мы за них болели, наша стая обошла соседскую. И знаете что? В этом нет ничего плохого. Конкуренция — основа эволюции. Мы стали теми, кто мы есть, потому что наши предки были успешнее других обезьян, других видов Homo, других, уже вымерших народов. Конкуренция заставляет нас делать машины быстрее, ножи острее, а одежду — красивее. На конкуренции построен капитализм со всеми его плюсами и минусами, а на капитализме — все то, что организует наш ежедневный быт. Не верите? Сгоняйте на Кубу, посмотрите на социалистический рай с электричеством по расписанию и без многих удобств, к которым мы привыкли.
Так что все эти новогодние списки — наш способ установить иерархии и утвердиться в них. Они мотивируют нас сделать больше в следующем году, чтобы на строчечку, да залезть повыше. Психологи наверняка скажут мне, что конкуренция часто оказывается нездоровой — и даже разрушительной для психики. А я отвечу: все яд и все лекарство. В 21 годик конкуренция отправила меня в спортзал, мотивировала сбросить два десятка килограммов и попутно избавиться от проблем с сердцем. Кого-то из тех, кто не попал в список лучших стилистов или самых эффективных блогеров, это наверняка мотивирует приложить еще больше усилий. Ну, или составить свой список. Ведь у иерархий есть еще одно свойство — они субъективны и работают лишь до тех пор, пока вы в них верите.
К
Иван Матушкин • есть тема
Иван Матушкин • есть тема
