Вера Богданова

«Желание»

иллюстрации:

ульяна подкорытова

Вера Богданова два года подряд остается одной из самых заметных писательниц на горизонте русской прозы. В 2021 году все обсуждали ее роман «Павел Чжан и другие речные твари», мрачную антиутопию о последствиях частной и государственной травмы. А в 2022-м несомненной книгой года стал роман «Сезон отравленных плодов» о современных тридцатилетних, о буквальной травме поколения, взрослеющего в дисфункциональных семьях в поломанной стране. Ее рассказ «Желание» тем не менее полон надежды — на то, что для тех самых тридцатилетних, в этом году потерявших опору, еще есть будущее, в котором все наладится.

диннадцать пятьдесят пять.

Галя убирает телефон в карман и пробует ногой холодный мрак.

Ночью море наползает, пожирая метры влажного песка, смывает грязную пенку, принесенную волнами днем, затопляет норки крабов, будто проделанные мизинцем. Слизывает отпечатки сланцев и ступней. Разглаживает пляж, будто на нем и не было никого, и Галя ступает в этот холод, чистоту и новь в надежде посмотреть, что же там будет дальше, но дальше непроглядно.

Тихо.

Галя хочет загадать желание, но никак не может с ним определиться.

Она думает о свитере с зелеными оленями. Том самом свитере, страшном, странном, купленном на рынке и подаренном мамой в девяносто первом. Том свитере, который Галя больше не наденет, который смысла нет тащить, который отнесла на мусорку. В котором она ходила в первый класс, который заносила до дыры на рукаве. Она бы в него не влезла, разумеется, да и на пляже он не нужен, да и зачем его хранить, зачем тащить, надо же быть рациональной. Но он ей очень нужен все равно.

Галя думает о елочных игрушках — еще советских, бабушкиных, лежали в расползшейся от времени коробке на антресолях. Тусклый розовый шар, ватная куколка, олень, большая шишка и малина, кукурузина и рыбка. Были еще птички с бензиновым желтоватым переливом, одну Галя разбила, когда хотела посмотреть. Порезалась осколком, бабушка промывала ранку, мазала йодом, на пальце остался шрам. Потом бабушки не стало, ту квартиру продали, а коробки с игрушками забыли увезти. О них вспомнили только под Новый год — две тысячи второй.

Гале непривычно. Пальмы, море — обстановка не новогодняя совсем, ведь полагается, чтобы лежал снег, а не песок, чтобы кусал мороз за нос, салюты бахали до трех, соседи пили, на лестнице курили, чтоб дым сочился в щель под дверью, смешивался с запахом жареных куриных бедер, со смехом, со звоном бокалов, чтобы друзья заваливались в гости, а после Галя к ним, и так все десять дней потом. Чтобы из телевизора мрачно и торжественно били куранты, приколачивали Галю к вечности, к вот этой самой минуте между годами, которая как будто все решает.

Год две тысячи девятый она встречала у подруги дома. Тогда был кризис, всех сокращали в декабре, подругу тоже сократили, и она кутила на последнее в своей однушке с незаконченным ремонтом. В компании был парень, учился на художника, пил мало, что-то рисовал, сидя в углу, а после, на очередном заходе покурить (все по очереди выбегали на балкон, после сваливали куртки и шубы на подоконник и продолжали пить) показал Гале рисунок — ее портрет. Подруга теперь живет не там — еще в начале года перебралась в Нур-Султан, гостит у тетки.

Рисунок Галя оставила с журналами на помойке. Книги отнесла в библиотеку на соседней улице. Шубу выкинула. Столько на нее копила, но практически не носила, и та висела норковым символом особого женского статуса в шкафу и, судя по всему, ее уже поела моль.

Бокалы, которые подарили коллеги, Галя тоже выкинула. Магниты, которые привозила из разных стран. Деревянный кораблик из Питера, ездили с тогдашним парнем ночным поездом, парень забирался к ней на верхнюю полку, обнимал, и ничего не было, они просто дремали под стук колес, и их качало, будто на волнах. Выкинула дневники из школы, все пятерки. Ленту выпускницы. Билеты на давно закончившиеся киносеансы. Компакт-диски. Бабушкин платок. Свадебное платье. Платье, в котором развелась.

Галя пробует ногой холодный мрак. Он лижет щиколотку. Не бойся, говорит.

Но Гале страшно. Она уехала внезапно, не планировала как-то, но вдруг оказалось, что надо либо ехать, либо мучительно смотреть, как любовь на расстоянии — от расстояния — медленно остывает, как оставленный костер. Спору нет, Галя могла не увольняться, сохранить должность в компании, бегать теми же московскими тропинками, и это тоже не дает покоя. Ей позавчера звонили, звали обратно. Родители сказали, что ну как же так, ну красный диплом, ну твоя карьера, твои друзья, жизнь. Все перспективное. Так не положено срываться с места, понимаешь? Все должно быть по уму, а не по сердцу. Все должно быть правильно, как у всех, как у Марины тети Надиной.

Должна ли я вернуться, думает Галя, должна ли я?..

Ничего и никому ты не должна, говорит ей море. Ты поступила так, как захотела. Жизнь слишком коротка.

И это Галя понимает.

Она пробует ногой мрак, холодный, как неизвестность.

Одиннадцать пятьдесят девять.

Галя загадывает желание — всегда так делает в момент между годами. Она загадывает жизнь, свободу, свет и счастье встреч с друзьями. Она загадывает смелость, силу воли и надежду. Она загадывает работу, чтоб была, чтобы летать куда угодно без ограничений, здоровье, чтобы вытянуть все это. Она загадывает не жалеть о сделанном. Дальше идти.

На соседнем пляже хлопает салют, и наступает новый Галин год.

перейти к остальным новогодним сказкам