«Да, смерть!» А Лимонов жив
Больше года назад, 17 марта 2020-го, умер Эдуард Лимонов. Хотя верится с трудом: это тот самый герой, про которых пишут на заборах, что он жив. Такие, как он, вечно стоят где-то за углом, чтобы неожиданно снести тебя волной своей сумасшедшей энергии. В сегодняшнем выпуске литературной рубрики The Blueprint и Bookmate Лиза Биргер листает новое переиздание романа Лимонова «Это я — Эдичка» и пытается понять, как этот писатель научился не умирать.
Эдуард Лимонов «Это я — Эдичка»
В России впервые за двадцать лет переиздается «Это я — Эдичка», дебютный роман Эдуарда Лимонова, веха русской автобиографической прозы и просто, даже спустя сорок пять лет после написания, заразительно живая книга. Прозу, а тем более стихи Лимонова и весь его тихий писательский образ очень долго заслонял его скандальный образ политический. Казалось, что главной целью Лимонова-человека всегда было производство как можно более громкой истерической деятельности, крики «Да, смерть!», военные сводки, громкие объявления о романе с несовершеннолетней в залихватских эротических стихах, в которых на самом деле и не хватало уже куража, а он все поддавал. Но переиздание его первого и до сих пор главного романа происходит в тишине, и ничто уже не отвлекает нас от того, чтобы вспомнить, какая это хорошая литература.
1976 год. Эмигрант и поэт Эдичка страдает по бросившей его жене и в поисках тепла готов решиться почти на любую сексуальную авантюру, а по ходу своих скитаний по Нью-Йорку обличает капиталистическую Америку. Кажется, для русского читателя именно это обличение Америки и капитализма было одной из самых притягательных черт романа Лимонова. Все в нем было завлекающим, чрезмерным, трагическим и чуть грязноватым. Стоило пройти почти половине века, чтобы стало окончательно понятно, что это одна из лучших русских книг о любви.
Самой завлекающей в Эдичке столько лет спустя кажется сама его способность эту любовь так остро и отчаянно испытывать. «Мир без любви был мне страшен, — неоднократно говорит он. — Пуст сделался мир без любви, это только короткая формулировка, но за ней — слезы, униженное честолюбие, убогий отель, неудовлетворенный до головокружения секс, обида на Елену и весь мир, который только сейчас, честно и глумливо похохатывая, показал мне, до какой степени я ему не нужен, и был не нужен всегда, не пустые, но наполненные отчаянием и ужасом часы, страшные сны и страшные рассветы».
Он ест щи деревянной ложкой, носит черную рубашку с кружевами и белые жилеты, живет на пособие, кругами ходит по городу на своих высоких каблуках, спит с первыми встречными, страдает — и ему все кажется, что стоит только Елене понять эту его необъятную любовь, как она к нему вернется, ответит. «Я любил, как вижу сейчас, — необычайно, сильно и страшно, но оказалось, что я хотел ответной любви. Это уже нехорошо, когда хочешь чего-то взамен», — в итоге понимает он. И вместо любви ответной начинает мечтать о подвиге, то есть о безответной любви. Попыткой подвига будет все то, чем Лимонов станет заниматься дальше, все то активное действие, что когда-то отвлекало нас от его литературы.
Именно потому кажется, что настоящую завершенность книге придает смерть ее автора. Конечно, «Это я — Эдичка» не автобиография в смысле точности, а скорее художественный вымысел, надстроенный на так необходимом советскому человеку чувстве настоящего. Мол, любовь важнее денег, капитализм виновен в убийстве любви, но мы выбираем любовь. А безответная любовь, по-настоящему искренняя, такая, чтобы гореть за кого-то, — это, конечно, «да, смерть!». Но не стоит верить Лимонову до самого конца, ведь и он же сам в 1997 году, повстречав свою Елену на вернисаже, запишет зло и обидно: «21 год тому назад я написал книгу о прекрасной блудливой девочке и даме, чтобы теперь встретить эту старую толстую крейзи». И это тоже часть грандиозной лимоновской фантазии — уничтожить ту, которую сам же с таким старанием воспел.
И это очень лимоновская история, ведь даже после смерти она не заканчивается. В конечном счете это всегда было его сверхспособностью — триумфально возвращаться даже из тех мест, откуда, казалось бы, возврата нет: из нищей эмиграции, где он болтался полузабытым героем, с войны, из тюрьмы, из политики. Его последний сборник, «Старик путешествует», вышел посмертно, и это одна из немногих книг, которая могла бы сравниться с «Это я — Эдичка» по уровню воздействия на читателя. Меланхоличная, написанная в осознании скорой смерти проза, быстрые картинки прожитой жизни, мелькающие в сознании умирающего. Казалось, он вернулся, чтобы передать с самого края опыт ухода. В этом весь Лимонов — в лучших своих книгах он всегда бывал настолько искренен, откровенен и гол перед читателем, что ему необходимо было как-то прикрыть срам, устроить буффонаду, превратить откровение в часть какого-то во всех остальных отношениях довольно отвратительного спектакля, где вряд ли какой читатель захочет участвовать.
Его проза была заразительна, но он сам делал все, чтобы вам расхотелось заражаться. Теперь же, кажется, этот процесс невозможно остановить, и Лимонов продолжает существовать. Пиджак, сшитый им из лоскутов в 1972 году, на прошлой неделе триумфально продали на аукционе Литфонда за 1,7 миллиона рублей. Литераторы на вручении премии «Национальный бестселлер» поссорились за право просто упоминать его имя: писатель Мршавко Штапич предложил почтить его память минутой молчания, писатель Михаил Елизаров потребовал за спекуляцию на имени великого писателя покинуть зал или получить с ноги. Лимонов постоянно присутствует все громче, хотя его вот уже больше года нет.
И это кажется еще одним эффектом грандиозного, неустаревающего романа — он как будто только раскрывается со временем. 45 лет назад Эдуард Лимонов написал книгу о том, как в капиталистическом обществе человеку найти себя — через костюм (а кружевные рубахи и босоножки на платформе тут полноправная часть истории), через образ, через оголенное чувство, через попытку соединиться с незнакомцами, через алкоголь, ругань и предельное острое чувство любви. Сегодня оказывается, что этот рецепт еще действует, и чтобы пережить что-то живое, превратить свою жизнь в перформанс, и исключительно насладиться процессом.
