Черным
по белому

ФОТО:
АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ

«Джеймс» — 23-й роман афроамериканского писателя Персиваля Эверетта — получил Пулитцеровскую премию как лучший роман года и прославил своего 68-летнего автора на весь мир. Лиза Биргер, изучив жизнь и работы Эверетта, считает, что эта внезапная и поздняя слава вполне в духе творчества автора, большого любителя иронии и разрушителя шаблонов.

«Американское   чтиво», 2023

Для 68-летнего афроамериканского писателя Персиваля Эверетта прошедший год был его годом. Сначала фильм American fiction (в русском прокате он назван «Американское чтиво», наверное, чтобы совсем никто не догадался, какой это на самом деле умный текст) по его роману 2001 года «Стирание» был номинирован на «Оскар» за лучший сценарий. А затем его новый роман «Джеймс» стал одним из главных событий года, был номинирован на Международную Букеровскую премию, а весной 2025 года получил с разницей в две недели Национальную книжную премию и Пулитцера за лучший роман.

Каждый подкаст, каждое медиа опубликовали по восторженной статье о писателе, который на самом деле уже давно считается одним из главных имен американской независимой литературы, с 1983 года издал 23 романа, с десяток сборников рассказов и одну книгу для детей (про ковбоев!), преподает английскую литературу в Университете Южной Калифорнии и в целом в последние сорок лет был не то чтобы незаметен. Волну славы он воспринимает философски и сравнивает с яркой футболкой: сегодня она на тебе, и все обращают на тебя внимание, а завтра футболка уже в грязном белье, и момент прошел.

Шум вокруг Эверетта удивителен не тем, что его слава опоздала, а тем, что она вообще к нему пришла. Обычно такие авторы не попадают в поле зрения широкой публики примерно никогда. В каком-то смысле сама эта история перекликается с сюжетом романа «Стирание» (и фильма Корда Джефферсона «Американское чтиво»). Его герой — немолодой профессор-афроамериканец, который всю жизнь старался держаться высоких писательских стандартов и писал романы, основанные на греческой мифологии и работах структуралистов. Но новый его роман отвергает 17 издательств, из университета его увольняют за использование «слова на «н» в лекции о Флэннери о’Коннор, мать заболевает Альцгеймером, и герой, сдавшись под грузом обстоятельств, в полушутку сочиняет роман о жизни в гетто, полный стереотипов и расовых штампов, без затей назвав его Fuck. В итоге книга становится бестселлером, приносит герою жирный чек, литературные премии и полную потерю себя.

Сам Эверетт, профессор-афроамериканец, которому двадцать лет спустя предъявили за использование «слова на «н» в «Джеймсе» и который в первых своих романах пересказывал на свой лад древнегреческие трагедии и мифы, говорил, что написал «Стирание» в ответ на популярные штампы «черной» литературы и что за прошедшие двадцать лет разнообразия в этой области стало больше, а штампов меньше. Но его не перестает раздражать, когда общество пытается определять, чем ты являешься, что означает твоя черная кожа или каким должно быть твое черное письмо. Все его книги так или иначе о том, что однозначного ответа не существует — надо разрушить границы языка и жанра, чтобы увидеть, как мало на самом деле «черный» опыт отличается от любого другого опыта — и как необъясним он там, где все-таки отличается. «Будучи черным, я не опознаю наши внутренние шутки как внутренние, и не будучи белым, я не понимаю, что именно от меня ускользает», — отвечает он, когда его просят определить, в чем именно заключается его метод.

«Стирание», 2001

Ни один из романов Эверетта не похож на другой ничем, кроме цвета кожи героев и глубокой иронии, которая пронизывает
все его тексты, проникая в саму биографию.

И прославиться в год, когда выходит фильм по твоему роману о том, что прославиться можно, только потеряв себя, — только один из примеров такой метаиронии. Вот, кстати, еще один — когда Эверетт писал «Стирание», у него был ручной ворон по имени Джим Кроу, который клевал клавиши, когда писатель останавливался (первый драфт он, впрочем, всегда пишет от руки). Имя этого ворона — отсылка к сегрегационным законам штата Луизиана, прозванным «законами Джима Кроу» в честь героя народной шутливой песенки. Имя героя «Стирания» — Теллониус «Монк» Эллисон — напоминает и о чернокожем композиторе Теллониусе Монке, и о классике афроамериканской литературы Ральфе Эллисоне, авторе «Человека-невидимки». Есть у Эверетта и пародийные шпионские романы («Доктор Но»), и пародийные триллеры с призраками и тайнами прошлого в духе южной готики («Деревья»). Наконец, последний, прославивший его роман «Джеймс» — это история беглого раба Джима из «Приключений Гекльберри Финна», путешествующего по реке Миссисипи вместе с Геком Финном, рассказанная от лица самого Джима, который в этой книге вовсе не так прост, как кажется, — или каким был у Марка Твена. В одной из сцен этой книги Джиму приходится намазывать лицо ваксой, чтобы выдать себя за белого с блекфейсом. Эта метафора вполне описывает жестокую иронию существования в мире, для выживания в котором необходимо не быть собой, а притвориться тем, что другие думают о тебе.

Тут надо сказать, что и фигура самого Персиваля Эверетта выходит за рамки любых стереотипов. Он вырос в Южной Каролине, где все его родственники по мужской линии были врачами, и с детства знал о себе наверняка только одно: что врачом он никогда не будет («Потому что для этого требуется слишком много общаться с людьми», — позже объяснял он). В детстве он зачитывался Куртом Воннегутом, получил степень философии в Университете Майами. Он был следопытом, ковбоем и дрессировщиком мулов. В прошлом джазовый гитарист, во время пандемии он занялся тем, что скупал и ремонтировал антикварные электрогитары (и даже неплохо на этом заработал). Он — известный художник-абстракционист, среди его последних работ — выставка и альбом, посвященные линчеванию, своеобразное продолжение романа «Деревья», где есть целая глава, состоящая только из имен жертв линчевания. Все свободное время он посвящает рыбалке, а для вдохновения смотрит корейские сериалы и голливудскую попсу вроде «Миссия невыполнима». Эверетт утверждает, что все его романы связаны в единое целое, но как именно, он сказать не может, потому что страдает своего рода писательской амнезией и забывает их, как только прочитал. Чтобы написать свою версию жизни и судьбы Джима, он пятнадцать раз перечитал «Приключения Гекльберри Финна» («закрывал книгу и снова начинал с первой страницы»), так, чтобы возненавидеть его, навсегда забыть и начать снова. В одной из сцен «Джеймса» герой учит детей рабов правильно говорить неправильно, так, чтобы их речь, пропущенная через «рабский фильтр», не раздражала бы белых людей. Но когда никто их не слышит, рабы говорят на изысканном, высоком английском, обсуждают Вольтера и иронию.

«Джеймс», 2024

Язык и ирония — два измерения романов Персиваля Эверетта. 

Через язык мы существуем, и чем он сложнее, тем наше существование значительнее, а благодаря иронии мы учимся ничего не принимать как данность и тем самым подрывать устои, сопротивляться догмам. В романе «Джеймс» главный герой, выучившись читать, становится неуязвим — чтение для него «было абсолютно приватным делом и абсолютно свободным, и поэтому абсолютно подрывным». Сам Эверетт часто говорит о себе как о человеке «патологично ироничном».

«Ирония, — говорит он, — это то, что каждый в мире, кто когда-либо принадлежал к притесняемой группе, учится использовать, чтобы выжить. Есть столько иронии и юмора в лагерях смерти во Вторую мировую войну». Звучит жутко, но это любимая провокация Эверетта: подвергать сомнению все, кроме самого языка. «В основе всего, что я пишу, — говорит он, — интерес к устройству языка и к тому, как он работает, как эти значки и звуки, которые мы издаем, передают смысл кому-то другому».

В романе «Джеймс» главный герой выучился читать и писать, украл карандаш (за кражу которого другого раба казнили) и записал свою историю. «Своим карандашом я вписал себя в существование», — говорит он: дал себе новое имя, «Джеймс» вместо детского «Джима», стал героем собственной истории. Мы, кажется, стали забывать, что слова имеют значение, — трудно найти лучший способ напомнить себе об этом, чем книги Персиваля Эверетта. Которые, кстати, еще только предстоит перевести на русский («Джеймс» выйдет этой осенью в издательстве Corpus) и попробовать понять.