Будущее без этого насильника существует

25 ноября признано ООН Международным днем борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин. Соосновательница проекта «Ты Не Одна» и соавтор законопроекта о профилактике домашнего насилия Алена Попова* написала нам колонку о том, почему после 24 февраля всем стало не до этого закона, как отрицавшие проблему мужчины сами стали жертвой насилия и что нам со всем этим делать.

естры из Дагестана: Хазриева Хадижат (20 лет), ее троюродная сестра Патимат (18 лет) и две двоюродные: Газимагомедова Аминат (24 года) и Магомедова Патимат (20 лет) сбежали из дома, где считалось, что женщинам не нужно образование (они окончили всего по 6 классов), зато их можно подвергать обрезанию, бить и выдавать замуж, не спрашивая согласия. Журналистка «Ведомостей» и РБК, мать троих детей, москвичка Оксана Гончарова сейчас в СИЗО, потому что, защищаясь, случайно убила бывшего гражданского мужа. Дина Михиянова из Башкирии была убита насильником, который в отделении полиции при полицейском пообещал Дине, что он ее зарежет, — и зарезал. Полиция Дину не защитила. Полицейские, которые не приехали на убийство Веры Пехтелевой, которую несколько часов убивал насильник, до сих не привлечены к ответственности. Они не выехали на вызов, чтобы защитить жизнь Веры, хотя соседи Веры, слыша крики о помощи, много раз звонили в полицию. В итоге соседям пришлось самим выламывать дверь, но Вера была к тому моменту задушена шнуром от утюга. Мама Веры рассказывает, как приходится в судах с убийцей проходить девять кругов ада и как полицейских фактически защищает система. Еще один яркий пример — в Дагестане отменили приговор пенсионеру МВД, который задушил свою бывшую жену.

Я могу рассказать очень много актуальных историй, чтобы проиллюстрировать эпидемию домашнего насилия в России. В «ТыНеОдна» ежемесячно обращаются в среднем по 270-300 пострадавших. Бывают пики, бывают спады. Но факт остается фактом: домашнее насилие есть и никуда не исчезало, бороться с домашним насилием стало намного сложнее. Помогающие организации находятся под риском запрета и в общем пребывают в безресурсном состоянии. Активистов, которые борются с насилием (в том числе меня), признают иностранными агентами. Адвокаты перегружены делами. Запросов на помощь больше, чем возможностей помочь. Огласка во многих случаях перестала давать ощутимые результаты. Закона о профилактике семейно-бытового насилия нет, а защита от домашнего насилия вообще и уж тем более его профилактика сейчас ну никак не входит в национальные приоритеты системы.

Недавно мне написала Инна Коляда. Актриса. Ровно год назад ее избил молодой человек. Год назад. Дело никуда не сдвинулось. Многие помнят фото Инны до и после. Инна носила шейный корсет, долго восстанавливалась. И что? И ничего. Была огласка? Была. Есть результаты? Нет. И вот я пишу этот текст ровно через 5 минут после того, как наговорила Инне голосовое. С простым содержанием: все плохо, но будем как-то биться дальше. Хотя сейчас против нас вся система.

Наша система — это вообще один большой коллективный насильник. В этом году это почувствовали и мужчины, которые прежде часто поддерживали тезис, что в насилии виноват не насильник, а пострадавшая, и вообще «дура, сама виновата». Но коллективный насильник в лице системы проявил себя и как сталкер, который выслеживает и отлавливает мужчин, и как домашний тиран, от которого никуда не скроешься, и как психологический абьюзер, который газлайтит тебя, выдавая белое за черное, и клеймит тех, кто не хочет его слушаться. Собственно, мужчины в этом году попали в ту же ситуацию, в которой долгие годы находятся женщины, пострадавшие от насилия: «сама виновата», «почему так долго терпела», «почему не ушла раньше», «почему не сопротивлялась все эти годы», «муж и жена — одна сатана», «бьет — значит любит».

Я на днях говорила с Женей Лошаком, сооснователем «ТыНеОдна», он уехал из России. Я спросила его, что он испытывал как гражданин мужского пола, когда в проекте запускались «НеГорячиеЛинии» помощи — в том числе для мужчин, пострадавших от домашнего насилия. Женя сказал, что этот запуск ему дался очень тяжело: многие мужчины не поддерживали тезис, что им нужна помощь и можно за ней куда-то обращаться, что про насилие надо говорить публично. Известные мужчины, в том числе блогеры, чаще отказывались поддержать идею, чем соглашались. Культура мачизма привела к тому, что, если не хочешь считаться слабаком, надо быть насильником самому или молчать, если ты пострадал от насилия.

Я все думаю, изменилось ли в голове многих противников нашего законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия что-то за этот год? Особенно тех, кто не определился. Кто говорил, что домашнее насилие — это все чушь. Тех, кто не видел в нем проблемы. Пересмотрели ли они свою точку зрения, когда сами попали в ту же ситуацию? Я все пытаюсь понять, будут ли теперь эти мужчины объединяться и бороться с насилием вообще и домашним в частности? Или они все равно останутся от этой темы в стороне? Это я про тех, кто не был насильником. Про убежденных насильников я осознаю очевидное: вернувшись домой с новым опытом, они начнут применять в семье еще более изощренное насилие, тем более что вся система еще более активно будет вставать на их сторону. Осознав свою безнаказанность и почувствовав особую поддержку, на что еще они будут способны?

Что же со всем этим делать? Это такой хороший вопрос, на который я пытаюсь себе ответить весь этот год. Потому что до февраля я уверенно говорила: нам нужен законопроект о профилактике семейно-бытового насилия, мы должны стать единой силой и продолжать бороться с насилием, у нас точно получится. А с февраля такие мои ответы звучат как из Зазеркалья. Какой закон? Какая борьба? Алена, о чем ты вообще? Но я все же скажу: да, насилие нельзя терпеть, да, с домашним насилием надо бороться, да, надо находить (не спрашивайте как: сама вот пытаюсь понять как) новые способы помощи пострадавшим, да, надо объединяться всем, кто против насилия. Иначе будет только хуже. Поверьте мне: хуже всегда бывает.

Все, кто борется с домашним насилием, долгие годы доказывают главный тезис: насилие в насильнике и только в нем, нельзя говорить «дура, сама виновата». Виноват только насильник. И если у него в руках вся мощь, можно ли что-то сделать? В случае с домашним насилием пострадавшая зачастую может выбраться из круга насилия тогда, когда знает, что она не одна, что у нее есть поддержка более сильных и более ресурсных, чем она, что есть место, куда убежать, есть план, а главное — есть ощущение, что будущее без этого насильника существует. Я верю, что оно существует.

С

* Признана иноагентом