«Когда в Париже пошел ливень, я насильно замуровал себя дома»
ИНТЕРВЬЮ:
Екатерина Табакова
ЗАПИСАЛА:
ПОЛИНА САДОВНИКОВА
ФОТО:
АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
В модной индустрии 27-летний Павел Харатян известен прежде всего как фотограф — автор съемок для журналов Harper’s Bazaar, Elle и Vogue, брендов Proenza Schouler, Agreeg и 10.Gran. С 15 июня по 31 июля в арт-пространстве Lobby можно будет впервые увидеть (и купить) его живопись, графику и шелковые платки, на создание которых Павла подбила стилист Екатерина Табакова. Благодаря платкам и случилась эта персональная выставка.
«Это первый проект за полтора года, в котором не пришлось идти на творческие компромиссы. В процессе я осознала, что необязательно иметь за спиной большой журнал или бренд. У меня никогда не было амбиций дизайнера, но я могу оформить и упаковать любой продукт так, что его захотят купить, — этот навык сложно не приобрести за 13 лет работы в моде», — рассуждает Екатерина Табакова и нисколько не лукавит. На шелковые платки (к выставке в Lobby выпустили всего 80 штук) сыпятся предзаказы.
Екатерина Табакова — стилист, экс-директор моды российского Harper’s Bazaar и автор телеграм-канала Style Tricks — предложила своему близкому другу выпустить коллекцию платков с его рисунками в начале апреля. «Два месяца, три производства и много седых волос» спустя были готовы шелковые платки 70×70 (19 500 руб.), 90×90 (26 500 руб.), 120×120 (34 500 руб.) с тремя принтами: синим лицом, обнаженными женщинами и бордовым закатом. Производство взялся курировать фотограф и продакшн-консультант Петр Поляков. Стилист и бывший ассистент российского Vogue Андрей Гутров доставил пару платков из Москвы на съемку в Париж (там сейчас живут Табакова и Харатян).
Теперь мини-коллекция из трех платков — параллельный проект к выставке «#LobbyBelieve. Павел Харатян». Соосновательница Lobby Софья Карповская, которая год назад уже (безуспешно) уговаривала Павла на персональную выставку, прознав про коллаборацию, повторила предложение. Харатян согласился.
Накануне вернисажа Екатерина Табакова взяла у него интервью — специально для The Blueprint.
Помнишь, как мы познакомились?
На съемке русских дизайнеров для Harper’s Bazaar в 2019-м. До этого мы, кажется, не контактировали: только видел твою аватарку в вотсапе. Съемка получилась удачной.
У нас с тех пор накопилось много историй: как-то раз ты сделал целую съемку про русский национальный костюм за девять минут, пока я отвлекала владельца архивов. Он выдергивал у меня вещи из рук — и в итоге с бранью и костюмами cбежал с площадки.
У нас сложился удачный тандем. У тебя свой подход: очень требовательный. Я достаточно мягкий и вообще не конфликтный. Могу, конечно, и строго сказать, и настоять на своем, но голос не повышаю.
Ты занимаешься фотографией пять лет. Кем планировал стать до этого?
Художником: думал, буду рисовать, продавать картины и зарабатывать на этом. У меня в семье напрямую с искусством никто не связан. Дядя круто рисовал, но он рано умер. Мама у меня очень творческая, по натуре настоящая художница. Ей в детстве не разрешали заниматься всем, чем нравится. Меня она решила воспитывать иначе: как только я взял в руки карандаш, отдала меня в мастерскую скульптора Георгия Сосланбековича Кайтукова (я из Владикавказа). Мне было года четыре. Я ходил туда на чиле: когда хотел — рисовал, когда хотел — лепил. Потом пошел в художественную школу. Когда захотел танцевать — мама отдала меня на танцы. Мы очень, очень бедно жили, но я никогда не слышал от нее «Нет, на это у нас не хватит» или «Давай на этот кружок как-нибудь потом». В 2016-м я окончил Владикавказское художественное училище имени Азанбека Джанаева. Потом уехал в Москву, поступил в Строгановку, но спустя полтора года бросил.
Почему?
Я решил бросить себе челлендж и пошел на факультет графического дизайна. Когда нас просили приклеить черную бумагу на белую, мои сокурсники так и делали. Я же брал белую бумагу и штриховал ее углем. Получал тройки. Преподаватели говорили, что я работаю как художник, а не как дизайнер. Хотел уйти уже после первого курса, но решил не шокировать маму. Когда отчислился, сразу начал фотографировать. Я этим и раньше занимался: снимал природу и друзей на телефон «Сони Эриксон». В детстве мне купили дешевую любительскую камеру — я ее притащил в Москву и даже делал на нее какие-то съемки для журналов. Потом купил профессиональную камеру. Нет, вру, ее мне купила мама. Но я все вернул.
В общем, лет пять назад я выложил одну творческую съемку себе в инстаграм*. Но мне стало неловко называть себя фотографом, и я удалил пост. Не знаю, какой-то зажим. Но за те семь часов, что съемка висела в аккаунте, мне написала знакомая: мол, есть один проект, хочешь поснимать? Я согласился — и дальше все пошло как по маслу. Писали знакомые, знакомые знакомых — я снимал и выкладывал в соцсети. А потом меня нашли ребята из Vogue и Harper’s Bazaar.
Мы с коллегами видели, что параллельно с фотографией ты продолжал художественные поиски. Почему решил заявить о себе как о художнике именно сейчас?
Я, когда жил в Осетии и стыдился просить денег у мамы, писал портреты на заказ. Брал 1000 рублей за рисунок А4. За месяц заработал нормальную сумму, но осознал, что делал работу на автомате, без души и исключительно ради денег. Мне прям стало противно. Я тогда зарубил на носу: если рисовать, то не для продажи.
У меня нет комплекса по поводу своих работ: я их никогда не стеснялся. После переезда в Москву стал показывать наброски друзьям и выкладывать в инстаграм*. Люди как-то бурно реагировали. Незнакомые писали в директ и спрашивали цену. Знакомые и близкие тоже хотели что-то купить. Соня Карповская [владелица арт-пространства Lobby] еще год назад предлагала мне сделать выставку. Я всем отвечал, что пока не готов, сейчас не лучшее время — в общем, как-то выкручивался. Сейчас понимаю, что это было незрело и как-то неправильно.
С фотографией у меня такого почему-то не было: я, разумеется, беру деньги за свою работу. В живописи и графике для меня больше личного, что ли.
Ты погружался в современный арт-рынок прежде чем выставлять работы на продажу?
Нет. Я эту тусовку вообще не знаю: кто с кем дружит, как формирует ценник, где продается. Честно говоря, мне это и неинтересно. Я люблю Алексея Дубинского и Ахмата Биканова — вот за ними слежу.
Я не собираюсь продавать свои работы направо и налево. Просто с Lobby все сошлось: с Соней было очень приятно общаться. Плюс я про себя думал: мы делаем это вместе с Катей, нам комфортно работать вместе, она будет меня оберегать от неприятных ситуаций.
Боюсь, что снова начну заниматься не творчеством, а конвейерным производством. Потеряю баланс и попаду в яму выгорания. У меня такое случалось трижды: когда брался за все коммерческие проекты и месяц работал без перерыва. Уезжал с площадки на такси и плакал. Утром собирал вещи на следующую съемку — и снова плакал. Это я не преувеличиваю.
Потом смог вырулить из этого состояния: в одиночку уехал в Осетию и пять дней смотрел на горы, небо, траву. Выдохнул — и решил не браться за все подряд.
С какими материалами ты любишь работать?
Люблю японскую бумагу ручного литья. Рисую углем, сангиной, мелками на масляной основе. Часто работаю на полу.
Вообще я жутко ленивый. Дисциплина и порядок, мягко говоря, не мое. Я не жду вдохновения, понимаю, что оно приходит в процессе работы, но все равно откладываю дела на последний день. Так получилось и с платками: сроки были жесткие, я очень переживал, по ничего не мог с собой поделать. Когда в Париже пошел ливень, я насильно замуровал себя дома. На следующий день нужно было отправлять все в печать. Очень долго настраивался, еле родил эскизы. Сначала сделал глаз, потом нос. Немного покрутил — получилось лицо девушки. Синий цвет появился случайно: наугад выбрал его на айпаде. Второй рисунок тоже сложился сам собой: в училище мы часто рисовали обнаженку, и я быстро набросал женские фигуры. Сложнее всего было с третьим платком: я сделал 40 набросков, в отчаянии позвонил тебе, и ты нашла очень правильные слова. Сказала, чтобы я расслабился и воспринимал этот рисунок не как принт для платка, а как отдельное произведение.
Короче, это стоило огромных усилий. Потом серьезно восстанавливался: гулял по городу, слушал музыку.
Смотрю на одного своего продуктивного друга, который проводит по пять созвонов в день, и думаю: живи я в таком режиме — умер бы на второй день. Честно.
Ты сейчас живешь в Париже. Чем занимаешься?
Если честно, уже не помню, почему выбрал именно Париж. Но этот город близок мне энергетически. С парижскими брендами я пока не сотрудничал — просто на это нужна тонна энергии. А я стараюсь ее беречь. В идеале мне нужен менеджер, который будет меня направлять. А вообще мне кажется, что талантливый человек найдет себе применение в любой точке мира. Люди видящие, знающие, чувствующие не останутся без работы. Красота трогала людей всегда — и сейчас трогает.
*Instagram и Facebook принадлежат Meta, которая признана в России экстремистской организацией, ее деятельность на территории страны запрещена
