Участники протестов в Москве о задержаниях
27 июля в Москве прошла акция за честные выборы в Мосгордуму. Тысячи москвичей вышли на улицы в один из последних теплых дней, требуя допустить до выборов оппозиционных кандидатов (многим из них отказали в регистрации, к некоторым пришли с обысками или вызывали на допросы в Следственный комитет). С утра 27 июля центр Москвы был перекрыт; вышедших на улицы людей, в том числе и случайных прохожих, почти сразу начали жестко задерживать — несмотря на то, что большинство протестующих вели себя мирно. По данным ОВД-инфо всего за день задержали 1373 человек, 256 из которых оставили в полиции на ночь — и будут судить. Мы публикуем рассказы нескольких участников и очевидцев событий — о том, зачем они вышли на улицы, и что за этим последовало.
Филипп Дзядко, главный редактор Arzamas
В «Асканио» Дюма герои прячутся от гвардейцев в церкви, теперь и гвардейцы не те, и редкая церковь поможет. Мне помогла кондитерская. Официантка Зара (имя изменено) успела втащить меня в свое кафе — так мы познакомились. Я был единственным клиентом. Мы послушали лютую музыку, которую любит Зара. У меня был столик с видом — орды омоновцев пролетали перед витриной, медленно шли люди в штатском с мордами босховских героев и давали рекомендации взрослым росгвардейцам. Но все же это был остров Калипсо, это было ясно. Как выбраться из моей золотой клетки, полной ром-баб и кексов? Этот кусок Тверской уже оцеплен: я вижу, что там ходят только песьи головы. Вдруг в кондитерскую постучал дворник в форме. «Это Тимур». Тимур пришел за мусором. Пакет огромный, размером с Путина примерно. И примерно так же выглядит. Я предложил Тимуру помочь. Так под неодобрительными взглядами девушек-полицейских, босховских гэбэшников, омоновцев в черничных панцирях мы прошли метров двести, так мы вынесли в четырех мощных руках мусор с Тверской.
<...>
Мы пытались пройти к Тверской снова и снова из разных московских карманов. И так получилось, что весь центр стал одним митингом, разбитым на маленькие группки. И в него втягивались люди, которые в гробу видали и меня, и путина, и собянина, а хотели бы сфотографироваться у Долгорукова, съесть мороженое у Пушкина, продать невкусный кекс туристам. И так получилось, что все они — и Зара, и Тимур, и панцирные омоновцы одинаково возненавидели тех, у кого нет таланта и ума разговаривать с людьми города, которым им посчастливилось руководить, разговаривать по-человечески и по закону и не избивая людей в кровь. И одинаково восхищаются теми, кто, как в детских книжках про гвардейцев, удивляются, когда их унижают, готовы выходить за свои права, сломать незаконно устанавливаемые заборы. Не терпеть, когда им врут.
Обложка «Большого Города», май, 2012 год
Обложка «РБК», 29 июня 2019 год
Инга Кудрачева, HR-специалист «Авторских медиа»
На этой фотографии Дениса Синякова я и Борис. Кадр был сделан в районе Театрального проезда, когда Бориса начали совершенно адски избивать дубинками, а я попыталась ему помочь. В итоге нас обоих просто били и возили по асфальту, а Бориса задержали. Меня били меньше, нет никаких травм, кроме ссадин и синяков, а вот Борис в Боткинской больнице под наблюдением до понедельника. Его туда доставила скорая прямо из ОВД — сотрясение не подтвердилось, есть подозрение на ушиб легкого, и все его тело покрыто каким-то совершенно жутким количеством следов от ударов дубинок, которые сегодня стали превращаться в фиолетово-красные синяки. К слову, когда Борис, уже будучи в автозаке, попросил вызвать скорую, ему отказали со словами «тебя никто не бил». Если присмотреться к фото, то на его руке уже в тот момент заметны следы от ударов.
<...>
Всего вчера было задержано 1388 человек, из которых как минимум 152 оставили на ночь. Известно, что многих по арестной статье (20.2 6.1). К делу, несомненно, скоро подключится и Следственный комитет, появятся новые уголовные дела. Вчерашняя акция была по-настоящему беспрецедентной, полиция совершенно не справилась с тысячными толпами и своими действиями добилась разделения протестующих на огромные автономные шествия по разным районам центра Москвы. В итоге нас увидели и услышали тысячи других граждан, а значит — всё было не зря.
Екатерина Шульман*, политолог
При том, что среди задержанных были жалующиеся на избиения при задержании, если задерживала Росгвардия, на что-то плохое в ОВД не жаловался никто. Все, кого я видела, написали возражения на протоколы. Протоколы стандартные, но с районным своеобразием: в одних районах велено писать, что злоумышленники кричали «мы здесь власть», в других «Путин — вор». Среди задержанных были повторники, уже не с первого митинга, были дважды задержанные в один день, были впервые, к которым приходила мама. Был один прямо распрекрасный кейс, вокруг которого мы с адвокатом плясали, как вокруг елки, распевая «Страсбург-Страсбург!»: действительно случайный прохожий, художник, учащийся в Китае (!), неудачно вышел из такси возле «Будда-бара» на Цветном и решил спросить у оцепления Росгвардии дорогу (!). Его спросили, не на митинге ли он, он ответил, что гуляет. Слово «гулять» их взбесило, они его заломали и еще трижды побили по дороге в автозак.
Илья Петушков, специалист по транспортному планированию
Костя — дизайнер. Он делает много крутых вещей, чтобы сделать Москву — лучший город мира — еще лучше и приятнее.
Вы все его знаете по очень красивой схеме новой маршрутной сети «Магистраль», которую мы все с большой радостью запускали в октябре 2016 года. Эта схема висит на каждой автобусной остановке внутри Садового кольца. Мэрия Москвы гордится этим проектом.
Костя живет в центре. Сегодня утром полиция увидела, как он совершает утреннюю пробежку по Тверской улице.
Костю повалили на землю. Его избили. Ему сломали ногу. Чтобы Костя больше никогда не посмел бегать мимо здания мэрии Москвы.
В результате необоснованных действий полиции Костя шесть недель будет передвигаться на костылях. Плюс-минус сантиметр, еще один-два удара полицейских, и Костя мог остаться инвалидом на всю жизнь.
Василий Сонькин, журналист и продюсер
И в истории с митингом, и в истории с «Ямой», и практически везде, где государство пытается как-то свою позицию обозначить, а обычные люди хотят что-то свое отстоять (чаще всего бытовое, понятное и адекватное), каждый раз поражаешься, насколько мы спокойные, неагрессивные и чуткие.
Никаких покрышек, никаких перевернутых машин, разбитых витрин. А ОМОН всех бьет под улюлюканье агрессивных телеграм-блогеров, которые мечтают, чтобы всем, кто мирно вышел на улицу, поломали кости. Когда кто-то в «Яме» разбивает бутылки, на них со всех сторон бегут люди. Но не бить, а поговорить. И когда они все-таки убирают за собой, им аплодируют со всех сторон. А «Лев Против» приходят, толкаются, хамят, орут и выставляют нормальных творческих умных людей наркоманами и алкашами.
<...>
Они знают, как ужасно себя бы вели на нашем месте, и действуют соответствующе. А мы — будущее. Сговорчивое, умное, осознанное, неагрессивное. Мы просто хотим делать свои дела, любить, творить и чтобы у нас не воровали. Нам не нужна их мировая политика, это все дремучесть и слабость. Мы — самодостаточные люди, которые могут прожить счастливую жизнь. И проживем, даже в этих условиях.
Дарья Серенко*, художница и активистка
В 2011 году я смеялась над людьми, выходящими на Болотную. Я думала, что я самая умная, что политическое — это суетный мир для суетных людей, я была высокомерна и глупа. И не видела дальше своего носа.
Потом высокомерие сменилось недоумением: что я могу сделать? Я ничего не могу. Никто не может. Да, все плохо. Но мы все равно ни на что не влияем. Зачем тратить свои силы на то, к чему у меня нет доступа? Я отдельно, политическое отдельно.
Потом к нам в вуз пришел фээсбэшник. Он приходил к нам на студсоветы и пытался осуществить сделку с нами и нашей совестью: расскажите, кто из ваших однокурсников был на Болотной, давайте сотрудничать, а я поговорю с ректором, чтобы он поддерживал ваши проекты. Я о таком раньше только в книжках своих читала. Про 1930-е. И тут до меня дошло: это вы сейчас со мной разговариваете? Я здесь, я это слышу, мне предлагают содействовать тому, чтобы мои товарищи и друзья сидели в тюрьме?
Так началось изучение и чтение. Политики, социологии протеста, феминизма, культуры. Я поняла, что не знаю своих прав. Что ни разу не читала всерьез об этом. Даже конституцию. Что до 19 лет своей жизни жила в каком-то вакууме, где все происходило как бы не со мной. Но это иллюзия. Все, что делало мне больно, что травмировало меня — это было частью политического. Бедность, изнасилования, социальное неравенство, постоянное чувство, что тебя нет, страх за свою жизнь, плохая еда, тяжелый труд моих родителей, воздух, которым я дышу. Все это со мной. Это меня касается.
* Признана иноагентом
