Blueprint
T

специальный проект

«В России я чувствую себя своей до тех пор, пока меня не спросят про акцент    


текст: Аня Ивлева

Сотрудники музея «Гараж» — об идентичности, культурных корнях и адаптации

Наше инфополе формируют не только обстоятельства, но и люди — разного возраста, внешности, этнических групп. У каждого свои истоки, традиции и бэкграунд. Сегодня мы можем прочувствовать это и заново открыть для себя культуру разных народов — с помощью проектов в моде, искусстве, медиа. Например, бьюти-зин Agasshin регулярно рассказывает о том, как живут в России люди из разных этнокультурных сообществ, и напоминает нам, что в этом мире есть место абсолютно всем. Эту идею поддерживает и музей современного искусства «Гараж» — c 14 по 20 июня там пройдет третий ежегодный фестиваль «Точка перемещения», который посвящен миграционным процессам и этнокультурному разнообразию. К запуску фестиваля мы вместе с музеем «Гараж» и бьюти-зином Agasshin сделали совместный проект о культурной и этнической идентичности сотрудников музея, где каждый из них рассказал о понятии двойственности — в работе и жизни.

Алина

Жекамухова

Асель

Рашидова

Соня

Есаян

Снежана

Кръстева

Юра

Юркин

Абдурахмон

Абдупаёзов

Алина Жекамухова


Я кабардинка, родилась и выросла в Нальчике, в Кабардино-Балкарии.


Все мое взросление проходило под влиянием места, и особое положение в этом процессе имел язык. Он очень поэтичный и сложносочиненный, но вместе с тем шутливый и метафоричный. На кабардинском всегда говорят с «подковыркой» — с остротой, намеками, не напрямую. Мне кажется, эта манера определяет то, как ты воспринимаешь мир.


Жизнь людей на Кавказе часто определяется традицией, она ритуализирована даже в мелочах. А о мотивах и истоках действий никто не задумывается: просто «так принято».


Ритуалом определяется все: начиная от того, как ты ешь, заканчивая тем, как ты справляешься с горем. Если тебе не подходит предложенный уклад, ты либо маскируешься, либо уходишь.




Недавно мы разговаривали со знакомой из Карачаево-Черкесии — она говорила о том, что когда уезжаешь из дома, то начинаешь чувствовать какую-то вещь, которую не с кем разделить. Как будто эта твоя сторона закрывается, пока ты активно вырабатываешь новую под влиянием окружающего сообщества. Но она никуда не уходит — ты носишь ее как секретик. Его не с кем разделить, потому что рядом нет людей с похожим опытом. Это фрустрирует. Так что для меня этничность больше не про политический манифест, а про сохранение личного опыта (в том числе опыта несоответствия) и поиск единомышленников.


В «Гараже» я занимаюсь инклюзивными программами: мы работаем над возможностями входа в культурную среду для людей с разным опытом. Я по большей части занимаюсь программами для людей с ментальными особенностями — к этому я пришла через волонтерство в интеграционных проектах. Примерно так многие и становятся специалистами по инклюзии — через личный опыт, включенность в разные сообщества и понимание их потребностей. На специалистов по инклюзии нигде особенно не учат, это очень дезориентирует. Мои коллеги часто говорят про самозванство, но на самом деле это не так: нигде нет готовых решений, мы сами накапливаем опыт, формулируем его и передаем. Это важнее, чем абстрактное образование.



В области инклюзии мы говорим одновременно об очень разных группах. Например, сложности, с которыми сталкиваются люди с опытом миграции, отличаются от тех, которые встают перед людьми с инвалидностью. И все же мне кажется, что использовать для этого одно слово — «инклюзия» — вполне логично. Я верю в то, что механизмы угнетения и исключения людей работают примерно по одним и тем же сценариям. В их основе лежит страх перед всеми, кто от тебя отличается.


Несмотря на тренд на открытость и демократизацию культуры, музеи остаются довольно закрытыми институциями, на пути к которым лежат интеллектуальные, финансовые, статусные барьеры. В этой среде много противоречий и сложностей, а за этичность или устойчивое развитие обычно отвечают специальные люди. Внутри команды мы часто шутим, что инклюзивный отдел — это отдел-камикадзе. Мечтаем, что со временем он исчезнет, потому что инклюзивная оптика станет частью работы каждого.



Асель Рашидова


Я родилась в городе Ош, но выросла в Бишкеке. Я переехала в столицу очень маленькой, но каждое лето приезжала в Ош — к дедушке и бабушке. И я очень ценю эту связь с югом: смешение традиций и языков, которые на юге и севере тоже различаются.


Когда я переехала в Бишкек, то говорила только на кыргызском. Родители решили отдать меня в одну из русских школ — в них уровень образования лучше. В итоге я не просто выучила русский, а в какой-то момент он начал вытеснять из моей жизни кыргызский, и я говорила на смеси двух языков. Мне долго казалось, что это плохо, но сейчас я не вижу в борьбе за чистоту языка особого смысла. Оба языка для меня родные. И да, мой русский не совсем классический, но ведь никого не удивляет существование американского английского.




В школе я также изучала историю, литературу, экономику и географию России. Так что, переехав в Москву для учебы, я, хоть и скучала по дому, чувствовала себя в своей тарелке. Для других же я была скорее чужой: почему-то всех очень удивляло, что человек с таким лицом, как у меня, говорит без акцента. Пару раз сталкивалась с пренебрежением со стороны преподавателей, которые советовали мне читать больше классической русской литературы. Это было довольно обидно.


Я чувствую, что похожий опыт есть и у других людей — я не одна. Например, как-то я ходила на кыргызский стендап в Москве. Комики с кыргызскими корнями шутили о жизни соотечественников в России, о проявлениях расизма и других вещах, которые мне тоже знакомы. Интересно, что в основном они были мигрантами второго поколения — то есть теми, кто уже родился и вырос в России. Кажется, что именно такой опосредованный опыт миграции позволяет им смеяться над проблемами и легче к ним относиться.




Я работаю ассистентом инклюзивного отдела и параллельно учусь. Мой типичный день — это документооборот в 1С, договоры и заявки. Но кроме этого я помогаю команде с проектами для людей с опытом миграции — и эту часть своей работы очень ценю.


Ассистент — это маленький человек в большой институции. Но в нашей команде я чувствую себя уверенно и всегда могу рассчитывать на поддержку и совет.



Соня Есаян


Меня зовут Соня Есаян. Как бы ни звучала моя фамилия, я родилась и всю жизнь живу в Москве. Во мне намешано много разных кровей, хотя говорю, думаю и живу я только на русском.


«Кто вы по национальности» — это классический вопрос, который я часто слышу. С обеих сторон моей семьи есть еврейская линия, так что я часто представляюсь еврейкой — это удобнее всего. Но я также и армянка, потому что мой отец армянин. Он приехал в Москву из Еревана до моего рождения.


Мой папа как будто переехал не из Армении в Россию, а из одного города СССР в другой. В нашей семье нет особенных национальных традиций. Хотя мы отмечаем много праздников: все возможные Пасхи, Хануку и прочее. Так что я не могу назвать себя носительницей своих культур. Культурные мероприятия от диаспор меня не интересуют.




Я не думаю об этничности как о каком-то важном аспекте своей личности, с ксенофобией я тоже не сталкиваюсь. Мне хорошо и комфортно, но многим людям — нет. Так что говорить о расизме, о трудностях интеграции, самоидентификации мне кажется жутко важным.


В «Гараже» я занимаюсь просветительскими проектами и много думаю о нашей ответственности. Мы исследуем границы того, что принято обсуждать в публичной сфере, пытаемся их расширить, создать прецедент.


В мире культурных институций есть большие и маленькие игроки — «Гараж», разумеется, большой. У нас многочисленная команда и много ресурсов, и мы хотим не просто «подавать пример» другим музеям и проектам, но и налаживать с ними диалог и помогать им.



Снежана Кръстева


Я родилась в городе Пловдив на юге Болгарии, но с детства говорю на русском, потому что моя мама родом из Сибири. В моем раннем детстве наша семья переехала в Марокко, куда по работе отправился мой папа, инженер. Там я училась в итальянской школе с детьми из самых разных стран, а еще учила языки: французский, итальянский, арабский. Благодаря этому опыту меня обошли стороной все расистские предрассудки.


После Марокко мы вернулись в Болгарию, я поступила в институт, но бросила его и поехала работать в Дубай. После этого — учиться в Китай. Там я впервые почувствовала себя привилегированной белой женщиной. Например, меня просто-напросто не брали работать официанткой или секретаршей — это работа не для европейцев. В то же время я была очень бедной студенткой, а вовсе не зажиточной экспаткой. Экспатов в Китае много, и они могут десятками лет жить в стране без знания культуры и языка. Это тоже было не про меня: я очень старалась влиться в культуру.




В Пекине я попала в японскую галерею современного искусства, хотя ничего не знала про искусствознание. Коммерческая составляющая галерейной жизни меня в итоге разочаровала, и я перешла в музей — совсем в другой мир. Там я скоро поняла, что мне не хватает образовательного опыта — за ним я поехала в Лондон. И там впервые встретилась с ксенофобией — со снисходительным, пренебрежительным отношением к себе как к мигрантке, «отнимающей у англичан работу».


После этих перемещений я много думала о понятии «дом». Когда-то я думала, что дом — это там, где в данный момент лежит мое нижнее белье. Но сейчас я чувствую, что дом — это, конечно, Болгария.


Последние 8 лет я живу в Москве. До переезда я здесь никогда не жила. Всегда считала себя болгаркой и только тут начала открывать свою русскую сторону. В России я чувствую себя своей до тех пор, пока меня не спросят, откуда у меня такой акцент. Меня такие вопросы не обижают — я вообще люблю акценты. Мне кажется, это соль жизни.




Все эти годы я продолжаю развиваться как куратор в музее «Гараж». В этой работе для меня особенно ценна связь с художниками: чтобы донести что-то до аудитории, необходимо прежде всего хорошо понять автора, видеть его развитие, помочь ему транслировать вовне то, что происходит у него внутри.


Одновременно с этим куратор, конечно, связан и со зрителем. Но я считаю, что зрителю тоже надо совершить дополнительное усилие, чтобы услышать и понять. Конечно, совершать его или нет, каждый решает сам.


Мне кажется важным прислушиваться к культурной интуиции, инициировать разговоры о сложных темах и прислушиваться к откликам. Как и художник, куратор — барометр, который чувствует реакции и изменения.




Юра Юркин


Я родом из Перми и идентифицирую себя как коми-пермяк. Семья у нас смешанная: папа — коми-пермяк, а мама — русская. Но этнический аспект нашей семейной истории они предпочитают не обсуждать. Разговаривать об этом с ними начал я в процессе собственного исследования своей идентичности.


Все началось с детства, когда меня дразнили за нетипичный разрез глаз. Я никак не мог понять, с чем это связано? Позже родители рассказали мне про коми-пермяцкую линию в нашей семье, и я начал осмыслять этот факт. Этот процесс проходил на фоне проявления различных стереотипов. Например, коми-пермяков в Перми считают дикими, а еще маленькими — но я с моим высоким ростом его как будто разрушаю.




В России появляется тенденция на воссоздание национальных сообществ. Это здорово, но пока непонятно, как это будет существовать в глобальном обществе. Я сам частично присваиваю себе элементы идентичности своего народа — например, через еду. Очень люблю нашу бедную кухню, это в основном круповые каши, редька, хрен, морковь, репа — то, что растет в таежных районах. Еще обращаюсь к шаманским практикам. Когда приезжаю к родителям, хожу в лес и медитирую.


Я не сталкиваюсь с проявлениями расизма, но испытал на себе предрассудки по поводу «провинциального» происхождения. Особенности внешности их укрепляли — возможно, меня воспринимали как дикаря. Острее всего это чувствовалось в академической среде, где есть пренебрежение к провинциальному образованию. Когда-то я стеснялся говорить о своем происхождении и пытался скрывать уральский акцент, но потом перерос это.




Художественное сообщество давно избавилось от этих предрассудков — считается, что оно находится на верном пути деколонизации. Международная арт-среда исследует вопросы деколонизации, пытается учесть голоса бывших метрополий, и Россия здесь не отстает. Художники разных национальностей из разных городов получают гранты и специальную поддержку. Но эта система никогда не достигнет идеального состояния равенства. Кто-то будет ущемлен, забыт, не замечен.


Я работаю в архиве музея. И на примере работы всех архивов могу сказать, что услышать всех практически невозможно. Архивистам и историкам всегда приходится делать выбор: кому дать пространство для архивирования. Это постоянный этический выбор, в ходе которого кому-то всегда достанется меньше внимания.




Абдурахмон Абдупаёзов


До 18 лет я жил в Андижане — это второй по величине город в Узбекистане. В 1990-х в Москву на заработки уехал мой папа, он жил под Домодедово и работал на ипподроме. В 2010 году к нему приехал я.


В Узбекистане я учился в школе, в которой были русские, узбеки, таджики и представители других национальностей. Все жили дружно, я никогда не чувствовал напряжения. Что такое расизм, я узнал в Москве: проблемы с поиском квартиры, конфликты на улицах и в транспорте. Порой люди отсаживаются от меня в метро — неприятно, но я научился над этим смеяться.


Первые годы в Москве были сложными — я совсем не знал русский. Повсюду ходил с переводчиком и старался запоминать новые слова, а по вечерам смотрел на YouTube видео на русском — чаще всего про космос.




Моим первым местом работы стал «Гараж» — я пришел сюда работать грузчиком почти сразу, как переехал. Вскоре в Москву приехала и моя мама, потому что у папы ухудшилось здоровье. Мама тоже пришла работать в «Гараж», она была кондитером в кафе. Ее всему почти с нуля научил шеф-повар, которому она до сих пор очень благодарна. Я часто пробовал то, что она готовила. Моим самым любимым десертом был торт с голубикой — не знаю, есть ли он сейчас в меню.


Работать в «Гараже» было легко и приятно. Во-первых, мы были официально трудоустроены — это очень важно для иностранцев. А во-вторых, у нас был очень приятный коллектив, мы много времени проводили вместе, играли в футбол, ходили в кино. Я часто помогал на кухне — это было весело и интересно. Так я стал бариста. Сейчас команда уже сменилась, все разошлись по разным местам, а сам я работаю в офисном баре для сотрудников.





После 2014 года работать в Москве стало не так выгодно, как раньше, и я стал думать о возвращении домой. Но как раз тогда младший брат пошел учиться в университет, и я должен был помочь ему деньгами. Кроме того, нужно было достроить наш дом в Андижане, за который взялся отец. Так что я остался — и вот до сих пор тут.


Но домой я приезжаю раз в год или два. В глаза бросается то, насколько меньше люди в Узбекистане говорят о политике. В Москве постоянно проходят митинги, но в Узбекистане даже в кругу семьи и знакомых говорить о чем-то политическом боятся. Мне это не очень нравится.


Я хожу на все выставки в «Гараж». Особенно мне запомнились Такаси Мураками и Марина Абрамович. На выставке Абрамович были показаны голые люди — это было немного неловко. Вообще я не до конца понимаю современное искусство, но мне интересно.



Третий ежегодный фестиваль «Точка перемещения» пройдет в музее «Гараж» с 14 по 20 июня. Фестиваль приурочен к Всемирному дню беженцев, но он говорит о феномене миграции в широком смысле: вынужденной, трудовой, внутренней, женской, детской — раскрывая и делая видимым современные перемещения во всех их многообразных формах. В этом году мероприятие затронет тему этнокультурного разнообразия. Все мероприятия — спектакли, выступления музыкантов, лекции и мастер-классы — заставят поразмышлять о том, как разные люди живут рядом и как разные культуры живут внутри одного человека.




Agasshin — бьюти-зин о жизни представителей и представительниц разных этнокультурных сообществ, который запустился осенью 2020 года. Создательницы проекта просят людей разных национальностей рассказать об их жизненном опыте, собственной идентичности, об отношениях с самими собой и собственными культурами. Сейчас Agasshin — это целое комьюнити тех, кого общество маркирует как «другие».




Благодарим за предоставленные для съемки вещи: Leform, Gucci, COS, lesyanebo, форма, Mardo, Levi’s, OMUT jewelry

Команда


 Фото: Анисия Кузьмина    |    Креативный продюсер: Светлана Павлова      |     Стиль: Мария Пепелова      |

Прическа и макияж: Юлия Рада     |     Сет-дизайнер: Антонина Уманская    |     Менеджер проекта: Настя Терехова    |

Ассистент стилиста: Кривченко Софья    |   Ассистент фотографа: Даниил Байков  | 

АССИСТЕНТ ВИЗАЖИСТА: Дарья Селиванова   |   Дизайн: Виолетта Чекан 



{"width":1200,"column_width":120,"columns_n":10,"gutter":0,"line":40}
false
767
1300
false
true
true
[object Object]
{"mode":"page","transition_type":"slide","transition_direction":"horizontal","transition_look":"belt","slides_form":{}}
{"css":".editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}"}