Икона стиля: Рудольф Нуреев
ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
Архивные фотографии Рудольфа Нуреева уже которое десятилетие кочуют из одного дизайнерского мудборда в другой. Вслед за Джоном Гальяно, Жан-Полем Готье, Гийомом Анри и Оливье Рустеном коллекцию, посвященную артисту, показал и Ким Джонс. Сам Нуреев обожал наряжаться, а еще слыл заядлым коллекционером (текстиля, килимов, головных уборов и чего только не). Вспоминаем, как складывались его отношения с вещами.
«Остро, болезненно ощущал я дикость этой ситуации. Столь унизительная бедность причиняла мне подлинные душевные муки. В тот первый школьный день мать надела на меня пальто сестры Лиды, а ничто не способно заставить шестилетнего мальчика так страдать, как одежда его сестры. В девчачьем пальто я чувствовал себя как клоун. Мое появление в группе было отнюдь не триумфальным. Как только дети увидели меня, хором запели по-татарски: „У нас в классе побирушка! У нас в классе побирушка!“»
АВТОБИОГРАФИЯ РУДОЛЬФА НУРЕЕВА, 1962
«Ситуация», которую упоминает Нуреев, тоже произошла в «тот первый школьный день»: дома не нашлось ботинок, и мать понесла пятилетнего Рудольфа на спине. Денег семье катастрофически не хватало: «Картошка была единственным продуктом, который мы могли достать. Когда мне минуло пять лет, у нас появилась возможность переехать в Уфу, которую моя мама всегда считала родным городом. Мы стали жить у брата отца. Именно здесь началась моя сознательная жизнь. Наша семья делила девятиметровую комнату не только с дядей, но и еще с одной семьей. Три семьи в девятиметровой комнате. Тем не менее не помню, чтобы у нас происходили какие-нибудь дикие сцены. Каким-то чудом нам удавалось вести это кошмарное существование, не доходя до ненависти, до той черты, когда люди просто не выносят вида друг друга».
«Его старшая сестра Роза, которая тоже занималась танцами, иногда приносила домой свои костюмы. Рудольф раскладывал их на кровати и долго ими любовался. „Я мог часами рассматривать их, поглаживать, нюхать. Был просто помешанным“, — говорил Нуреев»
THE NEW YORKER, 2007
Карьерой артиста Нуреев, как он пишет в мемуарах, загорелся в семь лет, под впечатлением от «Журавлиной песни» в Башкирском государственном театре оперы и балета. В 1945-м его матери Фариде Нуреевой достался один билет, но по счастливой случайности в зал удалось пробраться и Рудольфу, и его сестрам: «В какой-то момент двери театра сорвались с петель и рухнули, открылся широкий проход, и мы оказались буквально втянутыми внутрь; так, во всеобщем хаосе пятеро Нуреевых прошли в театр по одному билету». В Уфе Нуреев несколько лет танцевал в детском фольклорном ансамбле и о своих костюмах отзывался с тем же восторгом, что и о сценических нарядах сестры. Но случались и казусы. «Я был болезненно худ. Специально заказанные матросские штаны оказались не готовы к сроку. Пришлось надеть другие, принадлежавшие танцору, который был намного выше и упитаннее меня. Костюмерша наскоро подогнала брюки под мою фигуру. Едва я успел сделать несколько па, как булавки вылетели, а штаны соскользнули на пол. Публика, естественно, начала смеяться».
«Интерес Рудольфа Нуреева к моде проявился в 1961 году. Его вкус во многом сформировали Париж и Лондон, куда он ездил на гастроли»
Каталог Национального центра сценического костюма (CNCS) в Мулене
В 1961-м Нуреев после гастролей остался в Париже и стал одним из первых «невозвращенцев». В своих мемуарах он вспоминает заметку из советской газеты с заголовком «Карьера предателя»: «Внешний вид Нуреева достоин только порицания: не причесан, небрежно, а то и странно одет. Кажется, что Нуреев исполняется не мужчиной, а травести». Если в Советском Союзе одежду Нуреева считали «странной» уже в 1960-х, то можно представить, каким бывшим согражданам показался бы его гардероб под конец 1970-х. Впрочем, тогда Нуреев — помимо тяжелых японских кимоно, чапанов из адраса и халатов из золотой парчи с шелковой подкладкой, которые теперь хранятся в Национальном центре сценического костюма в Мулене — часто носил и однотонные водолазки, рубашки и пиджаки. В частности, Anderson & Sheppard, Dior, Kenzo, Versace и Yves Saint Laurent. С Сен-Лораном артист познакомился в 1965-м, на премьере оперы «Тоска» в Париже. Вернее, познакомились они парой с Марго Фонтейн — примой Лондонского королевского балета, которая была на 19 лет старше Рудольфа («До встречи с Нуреевым Марго была известной балериной, а выйдя с ним на одну сцену, она стала звездой. Рудик открыл ее заново, он дал Марго второе дыхание, продлил ее творческую жизнь», — говорила Майя Плисецкая). Все трое потом поддерживали близкие отношения — Нуреев даже танцевал на гала-вечере в честь запуска нового аромата Yves Saint Laurent Kouros в Opéra Comique.
«Не секрет, что Рудольф Нуреев был большим поклонником Фреда Астера, поэтому работал на съемках с большой радостью: „Я надеваю цилиндр, повязываю белый галстук, отглаживаю фрак. Я — франт в манишке, застегиваю запонки и полирую ногти. Этот парень является и показывает настоящий класс. Доверьтесь ему и простите за излишнюю эмоциональность. И я танцую здесь в своем цилиндре, белом галстуке и фраке. И он танцует здесь в цилиндре, галстуке и фраке“»
Ролан Пети «Вместе с Нуреевым», 1998
Выпуски «Маппет-шоу», в которых Рудольф Нуреев появился в образах Фреда Астера и Принца из «Лебединого озера» (балетную партию артист исполнял вместе с Мисс Пигги), вышли на экраны в 1977-м — в том же году, что и фильм «Валентино». В этой драме Кена Рассела Нуреев сыграл звезду немого кино Рудольфа Валентино. «Давайте будем честны: съемки фильма — это всего лишь небольшой эпизод моей жизни. Я допускаю, что это может быть моя последняя работа в кино, что меня ждет позор и провал. Поэтому ради эпизода я не собираюсь рисковать временем, которое остается на танцы. Быть кинозвездой — затратно, для этого требуется слишком много времени», — потом говорил Нуреев. На съемках «Валентино» с ним работала художница Ширли Расселл, которая в общей сложности подготовила больше 300 костюмов (некоторые из них сейчас хранятся в Музее Виктории и Альберта). А еще, очевидно, только подстегнула любовь Нуреева к ориентализму.
«Валентино», 1977
«Самое напряженное время у Рудольфа Нуреева начинается между пятью и шестью вечера. Он принимает горячую ванну, выпивает чашку чая с пятью кусками сахара и тостами, совершает несколько важных звонков и уже в 6:45 отправляется в театр. Несмотря на жару, ему всегда холодно, поэтому он носит кепку и свитер с высоким горлом. В мгновение ока он облачается в ярко-синюю куртку и белоснежное трико. „Колготки делают мужчину!“ — со смехом кричит Нуреев. Тут же Хосе, мексиканский костюмер Нуреева, готовит рабочий поднос — полотенца, расческу и спрей, дополнительные балетные тапочки, баночки с таинственными кремами. Сделав грим и обувшись, Нуреев ковыляет к сцене. В коридоре он смотрит на себя в зеркало, одергивает куртку»
The New York Times, 1981
Со сценическими костюмами Рудольф Нуреев начал экспериментировать еще в Ленинградском хореографическом училище, где он учился с 1955-го по 1958-й. Как потом отмечал хореограф Ролан Пети, Нуреев был одним из первых в СССР «кто вышел на сцену в одном трико и танцевальном бандаже: большинство танцовщиков носили для благопристойности мешковатые короткие штаны». Нуреев и потом активно участвовал в разработке сценических нарядов — придумывал их вместе с художниками по костюмам (в списке его любимых значились Бэрри Кей, Николас Георгиадис, Петрика Ионеско и Энцо Фриджерио — о нем ниже).
«Роскошным подарком, который друзья преподнесли Рудольфу Нурееву уже после смерти, стал цветастый ковер, укрывший его могилу. Художник Парижской оперы Энцо Фриджерио вспомнил, что его гениальный друг любил и коллекционировал килимы. Энцо создал эскиз, повторяющий узор на одном из любимых килимов Нуреева. В качестве материала для воплощения идеи была выбрана мозаика, мельчайшие частицы которой визуально повторяют структуру ковра»
Ролан Пети «Вместе с Нуреевым», 1998
Килимы (тканые ковры, под которыми артист, по слухам, хранил наличку) Рудольф Нуреев действительно обожал. А еще коллекционировал посуду, произведения искусства и старинную мебель. В ресторанах Нуреев, может, и правда никогда за себя платил (так, по крайней мере, гласит известная байка), зато в антикварных лавках и бутиках оставлял кучу денег.
Коллекции артист хранил в своих домах и квартирах в Лондоне, Нью-Йорке, Париже и на острове Ли-Галли (по которому Нуреев, назло донимавшим его журналистам, ходил в чем мать родила). «Но самая уникальная коллекция была в его парижской квартире. Побывав там, я как будто посетил один из залов Эрмитажа. Однажды я купил по его просьбе кровать, принадлежавшую любимой сестре Наполеона I, Полине Боргезе. Потом он попрекал меня этой покупкой: „Меня надули из-за тебя. Эксперты сказали, что это не настоящая, а копия“. Когда к Рудольфу пришла слава, он превратился в избалованного ребенка», — вспоминал артист балета Андрис Лиепа. «У Рудольфа был особый вкус. Все эти полотна XIX века с обнаженными мужчинами, обитые бархатом стены, текстиль в духе ориентализма... А чего стоят его шубы!» — добавляла подруга танцовщика Ли Радзивилл.
Рудольф Нуреев И Ли Радзивилл
Кроме шуб, Нуреев любил головные уборы: шляпы, тюбетейки, меховые шапки и ушанки (очевидцы рассказывали, как однажды видели Рудольфа, «поедающего устриц в ярко-красном шарфе и ушанке» в нью-йоркском ресторане La Côte Basque, который печально прославил Трумен Капоте). После смерти Нуреева 6 января 1993-го его головные уборы, как и многие другие вещи из личной коллекции, выставили на аукцион Christie’s. В том числе — коричневую шапку из искусственного меха с хвостом енота, которую Рудольфу подарила внимательная поклонница («По сотням ваших фотографий в газетах у меня сложилось ощущение, что вы любите шапки — дарю вам свою»).
Коллекция головных уборов Рудольфа Нуреева
В 2015-м команда журнала Another Man добыла на съемку несколько ценных лотов, принадлежавших Нурееву: от золотого кожаного пиджака, купленного в магазине Mr Fish в Мэйфэйре, до блузы из розоватого кружева, в которой Нуреев исполнял партию Дон Кихота, и его любимой сумки (во время заграничных поездок Нуреев покупал много всякого, но путешествовал всегда с одной и той же дорожной сумкой из коричневой кожи). «Рудольф Нуреев — про контрасты, — писал тот же Another Man про показ мужского Dior осень-зима 2024, на который Кима Джонса вдохновил Нуреев. — Его стиль — синтез экстравагантности и прагматичности, вычурности и элегантности. И все же самый трогательный артефакт из коллекции Нуреева — это его обувь. В этих потертых пуантах — вся его любовь к танцу».
