Шанель vs Диор
ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
Apple TV+ задумывали New Look как «вдохновленный реальными событиями» сериал про Кристиана Диора и его коллег, которые «пережили ужасы Второй мировой и положили начало современной моде». А на деле превратили его в противостояние Коко Шанель (Жюльетт Бинош) и Кристиана Диора (Бен Мендельсон). Полина Садовникова внимательно изучила архивные интервью и газетные вырезки, труды исследователей и биографов Шанель и Диора — чтобы сравнить великих более предметно. Нашлось место для суровых испытаний, модных побед, деловых поражений
и, конечно, сотрудничества с нацистами.
БЭКГРАУНД
БЭКГРАУНД
Если в двух словах, Шанель — parvenue, то есть выбилась в люди из самых низов. Над трудным и даже трагическим детством многие бы предпочли опустить завесу жалости, однако Габриэль жалости к себе, очевидно, не хотела и предпочла напустить туману. В результате даже в ее последней на сегодняшний день опубликованной биографии (переизданной в 2023-м «Коко Шанель» Жюстин Пикарди) все еще хватает пробелов по части дат и адресов — даром что автор, бывший главред британских версий Harper’s Bazaar и Town & Country, копается в архивах последние 25 лет. Достоверно нам известно не многое: Шанель родилась в бедности, граничащей с нищетой, была внебрачной дочерью прачки Жанны Деволь и ярмарочного торговца Анри-Альберта Шанеля, который после смерти Деволь отдал трех дочерей (Джулию, Габриэль и Антуанетту) на попечение монахинь из сиротского приюта в Обазине, а двоих сыновей (Альфонса и Люсьена) — на ферму. В восемнадцать Габриэль Шанель перебралась в пансион для католических девушек в городе Мулен и начала петь (в том числе ту самую песенку про Коко на площади Трокадеро) в местном кафешантане. Шанель, впрочем, явно пренебрегала буржуазными условностями и позже намекала, что была на тот момент любовницей сразу нескольких богатых мужчин.
«Папин сынок, которого жизнь заставила действовать самостоятельно» — так Диор называл себя в мемуарах (и признавался, что жил с этим комплексом всю жизнь). Действовать самостоятельно Кристиану пришлось только с 26 лет — после Биржевого краха, в результате которого его отец Морис, владелец заводов по производству удобрений, потерял состояние. До этого момента Кристиан вообще не задумывался ни о карьере, ни о средствах к существованию. Детство он провел в нормандском Гранвиле, в трехэтажном светло-розовом особняке с дорожкой из серого гравия (эти цвета Диор будет называть своими любимыми), ведущей в роскошный сад. В пять лет переехал в Париж, где застал последние годы Belle Époque — эта эпоха во многом сформировала его представление о прекрасном.
Первая строчка в трудовой книжке Кристиана Диора — директор арт-галереи. Которую он, впрочем, сам же и открыл. Родители, хоть и были решительно против этой затеи, дали ему «несколько сотен тысяч франков» со строгим условием не использовать фамилию в названии: «Для моих родителей увидеть нашу фамилию на вывеске магазина было равнозначно позорному столбу». В галерее Кристиан, как потом признавался сам, поддерживал только своих друзей-художников (впрочем, среди них были, на минуточку, Дали и Берар). «Больше всего мне нравилось помогать друзьям и ободрять их в работе, — писал Диор. — Их успехи меня волновали до такой степени, что лишали всякого желания делать что-нибудь самому. Для счастья мне хватало восхищения и дружбы».
Свою изустную биографию Шанель много раз переиначивала — и путалась в показаниях даже в редких интервью, которые успела дать при жизни. «Я предпочитаю не использовать слово “врала” в отношении Коко, — говорила Жюстин Пикарди. — Ей нужно было сочинить о себе несколько приемлемых историй. В реальности ее детство было слишком невыносимым, и, думаю, она хотела замести следы». Утверждается, например, что Шанель приплачивала двум своим братьям, Альфонсу и Люсьену, чтобы те не распространялись о ней и ее прошлом. Иные свои недостатки Шанель превращала если не в достоинства, то в отличительные особенности. «Превзошла всех мадемуазель Шанель, которая хвасталась, что не умеет держать иголку в руках, — писал в своих мемуарах наш второй герой — Кристиан Диор. — Но у нее был безупречный стиль, элегантность и большой авторитет в мире моды».
Когда в 1931-м отец Диора (его мать к тому моменту уже умерла) за гроши распродал акции, произведения искусства и предметы мебели и в целях экономии вернулся в Нормандию, Кристиан остался в Париже. Ночевал у друзей (например, на на протекающей мансарде, где будущий ювелир Николя Бонгард жил вместе с любовницей). На фоне Биржевого краха можно было даже не пытаться разбогатеть на продаже искусства. Но именно этим Диор и занялся. Кое-что ему удалось продать меценатам Шарлю и Мари-Лор де Ноай. Но других коллекционеров, по словам Диора, «распугали выставки сюрреалистов и абстракционистов», которые он продолжал организовывать.
Первым гонораром, который Диор заработал собственным талантом, были 120 франков за модные эскизы — их он начал рисовать по совету своего друга, актера и модного иллюстратора Жана Озенна. Лучше всего у него получались женские шляпки. «Наброски платьев были менее удачными, и, вероятно, это одна из причин того, что я особенно ожесточенно старался добиться успеха в этом направлении», — вспоминал Диор. Из дизайнеров, которые определили его взгляды на моду и элегантность, он выделял Эдварда Молино и, разумеется, Габриэль Шанель.
СПОНСОРЫ
спонсоры
В 1910 году Шанель открыла магазин шляпок на деньги своего любовника, Артура «Боя» Кейпела — выходца из богатой католической семьи, которая сколотила состояние не то добычей угля, не то грузоперевозками. Артур помог Габриэль с бутиком в Довиле, а потом и в Биаррице. «Одежда, которую Шанель продавала с расчетом на богатых курортников, по тем временам была очень дорогой, — говорит Валери Стил. — Например, платье Chanel могло стоить от 3000 до 7000 франков. Шанель была в шоке, что иностранцы готовы столько платить». К началу 1916-го, как пишет Эдмонда Шарль-Ру в книге «Время Шанель», Коко вернула Бою его взнос.
«Многие считают, что Дом Christian Dior добился успеха благодаря большим расходам на продвижение. Из нашего скромного начального бюджета мы не затратили на это ни сантима», — писал Кристиан Диор в мемуарах. Насчет скромного бюджета он, конечно, лукавил. В 1946-м предприниматель Марсель Буссак, которого в газетах тогда называли не иначе, как французским хлопковым королем, вложил в открытие Christian Dior целых 68 миллионов франков, был нацелен на успех и не жалел денег на все, что Кристиан считал нужным для модного дома (хотя и не всегда сразу соглашался на его предложения).
Марсель Буссак на показе Christian Dior, осень-зима 1979
На момент знакомства с Кристианом Диором Марсель Буссак был одним из богатейших людей во Франции. В 18 он возглавил семейный бизнес (его отец продавал ткани и галантерею), в 21 открыл первую фабрику по производству хлопка — и в итоге сколотил на этом целое состояние. В 1946-м Буссак купил модный дом Philippe et Gaston (популярный в 1920-х, но разорившийся уже к концу 1930-х) и, по совету знакомых, решил предложить Диору взяться за его возрождение. Но Кристиан — тогда один из лучших сотрудников модного дома Люсьена Лелонга (кстати, близкого друга Буссака) — уже подумывал об открытии собственного: «Бальмен, такой же модельер, как я, решился уйти от Лелонга, чтобы основать свой Дом, что успешно и сделал. Разве у меня никогда не было личных замыслов? У Лелонга, конечно, было спокойно, я со всеми ладил, но работал не на себя, а в соответствии со вкусом другого человека». Предложение Диора Буссак выслушал с интересом — и дал добро.
С братьями Пьером и Полем Вертхаймерами, наследникам которых сегодня принадлежит Chanel, Шанель познакомилась на ипподроме Лоншан. Основатель Galeries Lafayette Теофиль Бадер свел с ними Коко не просто так: он хотел запустить массовые продажи Chanel № 5, который Шанель придумала в паре с парфюмером Эрнестом Бо в 1921 году. План сработал — и в 1924-м четверка подписала не слишком многообещающее соглашение, по которому Вертхаймеры получали 70% прибыли с парфюма Chanel, Бадер — 20%, а сама Шанель, тогда еще не осознавшая коммерческий потенциал духов, только 10%. Когда Chanel стал самым продаваемым ароматом в мире, Коко начала подавать к Вертхаймерам один иск за другим. Автор книги «Шанель: женщина сама по себе» Аксель Мэдсен писал, что в 1928-м братья наняли отдельного юриста, который занимался исключительно судебными разбирательствами с Коко.
В 1940-х Шанель показалось, что обстоятельства наконец на ее стороне — нацисты активно конфисковывали собственность французских евреев, и оставалось только попросить у оккупационных властей вернуть ей контроль над Les Parfums Chanel. Но Вертхаймеры, однако, вновь оказались прозорливее своей деловой партнерши: еще до своего переезда в США в 1940-м они передали свои доли Феликсу Амио — достаточно арийского происхождения французу-коллаборационисту, который продавал оружие Третьему рейху. После Второй мировой эта сделка с Вертхаймерами, как говорил Амио, «спасла его шею». Компанию братьям он, разумеется, вернул. А их дальнейшие отношения с Шанель складывались весьма замысловато: после переезда в Швейцарию Коко грозилась выпустить новую версию Chanel № 5 — Mademoiselle Chanel № 5 — и в очередной раз подала на братьев в суд (за производство некачественного продукта). Вертхаймеры несколько раз предлагали пересмотреть условия сделки — и в итоге, уже после возвращения Шанель в Париж в 1953-м, Пьер Вертхаймер договорился о том, чтобы взять на себя содержание модного дома на рю Камбон, личные расходы и оплату налогов его основательницы в обмен на контроль над компанией. Модный дом Chanel и сейчас принадлежит потомкам Пьера Вертхаймера, которые решительно не готовы отрекаться от символического наследия Габриэль. Отвечая на вопрос, почему бы не избавиться в новом тысячелетии от вызывающей вопросы фигуры основательницы, пресс-офис дома напоминает, что Габриэль Шанель была не только «дизайнером-визионером, совершившей революцию в моде и заложившей весь фундамент дома Chanel», но и «женщиной, которая всю свою жизнь отчаянно защищала свою независимость». Спорить с этим определением невозможно, как нельзя и не признать, что отношения Габриэль Шанель с Вертхаймерами в наше время можно считать не только коммерчески успешными, но и, наконец-то, — совершенно безоблачными.
МОДА
«Шанель как будто взяла и одним точным движением перебросила моду из XIX в ХХ век. Ее наряды имели мало общего с богатыми плюмажами Пуаре и пастельным шифоном Люсиль. Взамен Шанель предлагала новый единый фасон: пуловеры и короткие юбки (то есть не в пол, а чуть выше щиколотки; ближе к 1960-м Коко поднимет подол почти до колена, но до ультракороткой длины не дойдет — мини-юбки Шанель назовет “сущим уродством”. — Прим. The Blueprint). И все это вязаное, из шерсти», — писал в «Зеркале моды» великий современник Шанель Сесил Битон. Шерстяной трикотаж был первым модным нововведением Коко. «Мадемуазель Шанель открыла джерси — ткань, которую никто другой не использовал. <...> Эти платья полностью отвечают требованиям сегодняшнего дня и придают очарование тем, кто их носит», — констатировал парижский Vogue. Свитера и кардиганы из шерстяного трикотажа Шанель, как в 1933-м отмечал Harper’s Bazaar, позаимствовала из мужского гардероба (такие носил, например, ее любовник Артур «Бой» Кейпел). В числе других мужских вещей, которые с легкой руки Шанель перекочевали в женский гардероб, модный журналист Александр Фьюри также выделяет галстуки, бабочки и блейзеры из твида, которые носил другой ее любовник — герцог Вестминстерский. Роман с князем Дмитрием Павловичем в 1923-м обернулся русской коллекцией — с длинными крестьянскими блузами, гимнастерками с поясом, кучей мехов и платьями с русским орнаментом авторства дома вышивки «Китмир», который принадлежал Марии Романовой.
«Мои первые платья назывались “Любовь”, “Нежность”, “Бутон”, “Счастье”. Женщины с их особой интуицией не могли не понять, что я мечтаю сделать их не только красивее, но и счастливее», — писал Диор в мемуарах. В самом начале дизайнерской карьеры он считал, что «красивее и счастливее» женщин сделают платья в духе XIX века. Свои первые модели для модного дома Робера Пиге он списал с героинь детских романов Графини де Сюгер: «Это были платья с круглыми глянцевитыми лощеными воротничками, маленькими манжетами, приподнятым бюстом, широкой юбкой внизу, нижней юбкой с английской вышивкой». Пиге научил Диора «убирать» (то есть упрощать силуэты), Лелонг — работать с тканями (то есть как минимум обращать внимание на направление нити: «при одинаковом замысле и одинаковой ткани платье может получиться или будет испорчено в зависимости от того, умеет ли мастер направлять естественное движение материала»). Работая над первой коллекцией Christian Dior, Диор держал это в голове — но все равно сделал все по-своему.
мода
Коллекция весна-лето 1947
Коллекция осень-зима 1949 Haute Couture
Русская коллекция
В целом от большинства других кутюрье той эпохи Шанель отличало отсутствие амбиций переодеть женщин. Она создавала то, чего ей самой прежде всего не хватало: это были практичные, не сковывающие движения вещи без лишнего декора. Вроде черного крепдешинового платья с длинными узкими рукавами, которое Vogue окрестил «“фордом” от Шанель», а журналисты-мужчины, как отмечает Эдмонда Шарль-Ру, раскритиковали в пух и прах: «Теперь у женщины нет ни груди, ни живота, ни зада. А юбку они обрезают до колена». Поль Пуаре от маленького черного платья тоже пришел в ужас: «Что изобрела Шанель? Убожество роскоши». Роскошь Шанель, как верно подмечает Александр Фьюри, понимала по-своему: «Пускала мех на подкладку пальто, о которой знала только его обладательница, — никакой показательной роскоши. Вечерние платья она шила из хлопка и украшала спинку свободной шнуровкой. Это была такая пародия на удушливые корсеты, которые когда-то ассоциировались с роскошью».
Коллекция осень-зима 1948
Коллекция осень-зима 1953
О показе 12 февраля 1947 года осталось много свидетельств. «Никто не ожидал ничего выдающегося: Кристиана Диора либо никто не знал, либо знал как хорошего портного в другом модном доме. Но когда вышла модель в приталенном жакете и длинной юбке, это был шок. Все стали разговаривать», — вспоминала главред Elle Франсуаза Жиру. «Я уселась в золотое кресло в сером зале, который был украшен великолепной гирляндой из настоящих цветов. <...> Манекенщицы шли быстро, кружились, опрокидывали пепельницы взмахами плиссированных юбок» — это уже из воспоминаний редактора моды Vogue Беттины Балард. (Манекенщиц на показ Диор, кстати, искал очень долго — и в итоге в первый и последний раз разместил объявление в газете. В тот день во Франции вступил в силу закон о публичных домах, и безработные девушки повалили искать работу на авеню Монтень. «Я решил посмотреть всех. Среди них было несколько действительно красивых девушек, но их манеры не подходили», — тогда резюмировал Диор.)
Поль Пуаре
Показ Christian Dior, 12 февраля 1947
Радикально женственный для послевоенного времени силуэт задал моду на все следующее десятилетие. Возможно, первой это поняла Кармел Сноу, которая сказала: «Это революция, Кристиан. Ты дал нам новый образ. <...>. Господи, помоги байерам, которые закончили закупки и уехали домой. Этот показ меняет все». Чаще всего из той коллекции вспоминают и цитируют костюм «Бар» (приталенный жакет из белой чесучи, подчеркивающий грудь, ниспадающие плечи и расклешенная черная шерстяная юбка до икр).
Черное крепдешиновое платье
«Я изобрела спортивную одежду не потому, что кто-то занимался спортом, а потому, что сама в этом нуждалась», — цитирует Коко Поль Моран в книге «Очарование Шанель». В 1950-х и 1960-х Шанель регулярно перевыпускала свои фирменные костюмы, то добавляя плиссировку, то меняя расположение карманов. «Но не чтобы посмотреть на реакцию клиенток и остановиться на самом коммерчески успешном варианте, а чтобы прийти к модели, в которой ей самой будет удобно», — уточнял Александр Фьюри. При этом к своему делу Шанель относилась как к бизнесу, который должен приносить доход. Гений Коко состоял в том, что в 99% случаев ее видение совпадало с тем, в чем нуждались женщины. Единственную коллекцию, которую фактически единогласно признали провальной, Шанель представила в 1954-м («Фиаско» — так называлась заметка про показ в Daily Mail). Сама Шанель объясняла это тем, что за 15-летний перерыв в работе потеряла сноровку. Плюс ко всему в почете были «женщины-бутоны» — пышные, утрированно женственные образы, которые Шанель, мягко говоря, не жаловала. Впрочем, спустя год Коко реабилитировалась. «В 71 год Шанель предлагает нам даже не новую моду, а революцию», — писал журнал Life. Секрет успеха Коко объясняла так: «В одежде должна быть логика». Как и в аксессуарах: в 1955-м она придумала сумку на цепочке — чтобы руки оставались свободными. В 1971-м состояние Шанель, если верить журналу Time, перевалило за неслыханные $15 миллионов.
«New look имел успех только потому, что он был созвучен духу эпохи, стремящейся найти выход из механического и бесчеловечного, снова вернуться к традициям и их ориентирам, — рассуждал Кристиан Диор в книге “Диор и я”. —. <...> В столь мрачную эпоху, как наша, cчитается роскошью все, что выходит за рамки стремления “просто прикрыться, прокормить себя или найти себе приют”. Само существование нашей цивилизации является роскошью, и мы ее защищаем».
Такую роскошь тогда одобрили не все: на один вечерний туалет Christian Dior уходило до 25 метров ткани, на повседневное платье — 15. Парижская спецкорреспондентка The New Yorker Джанет Фланнер писала, что люди все еще оплакивали погибших близких, продолжали экономить и терпеть лишения. Осенью, когда коллекция поступила в магазины, протестующие сорвали с девушки платье Christian Dior силуэта New Look. Протесты проходили и в США: 24-летняя домохозяйка из Техаса миссис Уоррен Джей Вудард запустила Little Below the Knee Club — клуб против «новых модных длинных юбок», в котором состояло 1300 девушек, собирающихся носить то, что уже есть в их гардеробе. «Каждый месяц я отправляю нуждающимся из Франции посылки с одеждой. В то же время парижские дизайнеры диктуют нам, что наша старая одежда не подходит и нужна новая», — цитировали The New York Times владельца одного магазина платьев в Америке. Впрочем, Диор своей эстетике женщин-бутонов не изменил — и придерживался ее до конца жизни, то есть еще ровно 10 лет с премьеры New Look.
Коллекция 1954-го года
ПОЛИТИКА
Политическая карьера Кристиана Диора закончилась, так и не начавшись. Вопреки пожеланиям родителей, дипломатом он так и не стал. В Вольной школе политических наук (которую позднее переименовали в Sciences Po) отучился три года из пяти — и в 1926-м, как говорится на сайте alma mater, «встал на дорожку, ведущую скорее в сторону парижских кабаре, чем в министерские кабинеты».
политика
Шанель и Ганс Гюнтер фон Динклаге
Ганс Гюнтер фон Динклаге
«Сказать, что Шанель являлась нацисткой, было бы слишком просто», — уклончиво заявила BBC Жюстин Пикарди. Нет доказательств того, что Коко Шанель была убежденной нацисткой. Большинство исследователей сходятся на других определениях — «оппортунистка» и «горизонтальная коллаборационистка». Хотя Валери Стил еще в 2011-м была уверена, что автор книги «В постели с врагом» Хэл Вон прав — и в случае с Шанель «речь идет о чем-то гораздо большем, чем просто о горизонтальном коллаборационизме», под которым имелся в виду ее роман с бароном, нацистским пропагандистом и, вероятно, шпионом Гансом Гюнтером фон Динклаге. Со ссылкой на архивные документы Министерства обороны Франции Хэл Вон писал, что Габриэль Шанель работала на нацистскую разведку под кодовым номером F-7124 и кличкой Вестминстер (в честь ее бывшего любовника герцога Вестминстерского). А еще — что она участвовала в операции Modelhut («Модная шляпка») и должна была задействовать свои контакты, чтобы передать послание Уинстону Черчиллю. Спустя три года после выхода «В постели с врагом», в 2014-м, Коко Шанель впервые назвали нацистской шпионкой в эфире французской гостелекомпании. Тогда France 3 показали документалку «Тень сомнения» (L’ombre d’un Doute), в которой историк Франк Ферран пересказывал содержание тех же документов из архива минобороны. «Операция Modelhut — захватывающая, но на самом деле [Коко Шанель] не определяет», — считает Жюстин Пикарди и подчеркивает, что для вынесения приговора нужно больше контекста.
Бальтазар Клоссовски де Рола.
Портрет Кристиана Диора
«Как и многие студенты, от отсрочки к отсрочке я уклонялся от военной службы. <..> Учитывая положение моей семьи, я мог позволить себе исповедовать анархию и антимилитаризм», — без обиняков писал Кристиан Диор в своих мемуарах. В 1939-м 34-летний Диор, тогда востребованный модный иллюстратор, получил повестку. К тому моменту его мать уже умерла, отец — разорился, а Франция вступила в «странную войну» с Германией (до 1940-го боевые действия между двумя странами сводились к очень ограниченным стычкам). Судя по автобиографической книге «Я — Кутюрье. Кристиан Диор и я», его годовая военная служба прошла более чем спокойно: «Я был мобилизован в Меюн-сюр-Йевр и внезапно оказался вдали от шифона и блесток. Я провел там год, ходил в деревянных сабо в компании крестьян из провинции Берри. <...> Впервые живя среди природы, я страстно полюбил ее: медленные и трудные сельскохозяйственные работы, смена времен года и всегда таинственное весеннее обновление». В Париж, уже оккупированный, Диор вернулся только в 1941-м — по приглашению Робера Пиге, предложившего ему должность дизайнера в своем модном доме. На которую, пока Диор решался приехать в «свой униженный город» из прованской деревеньки Кальян, уже определили другого кандидата. Тогда Пиге представил Диора Люсьену Лелонгу, к которому Кристиан несколько лет назад тщетно пытался устроиться «на какую-то административную должность».
Люсьен Лелонг
В Lucien Lelong Диор проработал с 1941 по 1946 год — и этому периоду посвящен не маленький отрывок в его биографии. В которой, впрочем, нет ни слова о том, для кого именно он отшивал платья. «Париж старался изо всех сил выжить, — писал Диор про 1941-й. — Чтобы дать работу миллионам служащих и из патриотической гордости дома моды возвращались в свои мастерские». Даром что в оккупированном Париже, чтобы дать работу «миллионам служащих» (цифра, конечно, преувеличенная), нужно было помирить «патриотическую гордость» с необходимостью одевать нацистов, их жен и подруг. Этим и занимались сотрудники Lucien Lelong Кристиан Диор и Пьер Бальмен, а также, например, Кристобаль Баленсиага, который поддерживал связь с Франсиско Франко и еще до войны шил платья для его жены Кармен Поло. После Второй мировой Люсьена Лелонга обвинили в коллаборационизме, но признали невиновным. Все-таки именно Лелонг в 1940-м на правах президента Синдиката высокой моды вел переговоры с оккупантами (те хотели перенести модную столицу в Берлин или в Вену, а парижских кутюрье — отправить на воспитание нового поколения немецких дизайнеров) и убеждал их не закрывать бутики. Так он сохранил около 20 тысяч рабочих мест. Сейчас Люсьена Лелонга вспоминают как человека, который «спас французскую моду».
До 2023-го было доподлинно известно следующее. Еще до Второй мировой Шанель имела связи среди политиков — например, дружила и рыбачила с Уинстоном Черчиллем («Коко ловит рыбу с утра до ночи; за последние два месяца она убила 50 лососей. Она очень приятная — по-настоящему великая и сильная и годится для того, чтобы править мужчиной или империей», — с восхищением писал будущий премьер своей жене Клементине в 1927-м). В 1930-х завела роман с бароном Гансом Гюнтером фон Динклаге по прозвищу Шпатц, которого пресс-служба Chanel представляет как «немецкого аристократа»: «Очевидно, то было не лучшее время для романа с немцем, даже несмотря на то, что барон фон Динклаге был англичанином по матери, и Шанель познакомилась с ним до войны». До войны он работал чиновником немецкого посольства, отвечавшим за нацистскую пропаганду во Франции, и на момент знакомства с Коко только развелся с наполовину еврейкой Максимилианой фон Шенебек. Аккурат к подписанию Нюрнбергских расовых законов в 1935-м. Впоследствии любовник Коко стал шпионить на абвер и, если верить книге «В постели с врагом», был на хорошем счету у Геббельса и Гитлера.
Уинстон Черчилль и Габриэль Шанель
Катрин Диор
В 1939-м Шанель, как и Мадлен Вионне, закрыла свой модный дом. В начале 1940-х ее любимый племянник Андре Палас, служивший во французской армии, попал в плен. К его освобождению по просьбе Коко приложил руку фон Динклаге. Согласно некоторым источникам, вскоре после этого Коко и стала агентом F-7124 — взамен на помощь. Представители модного дома считают это сотрудничество фиктивным — по их версии, Габриэль записали в агенты абвера лишь для того, чтобы помочь ее племяннику.
Так или иначе всю войну Шанель прожила в «Рице», который в годы оккупации разделили на две части: в одной жили нацисты (императорский люкс занимал Герман Геринг — там же он хранил конфискованное у парижских евреев искусство), в другой — гражданские. Закончилось все освобождением города и арестом в 1944-м. Допрос Шанель длился несколько часов, после чего ее отпустили. Такая снисходительность следствия вызывает некоторое удивление: на улицах освобожденной столицы воспрявшие духом горожане устраивали публичные расправы над «горизонтальными коллаборационистками» (водили голыми по улице, состригали волосы, рисовали свастику на лбу). Актрису Арлетти, народную любимицу, за роман с офицером люфтваффе отправили в тюрьму. Некоторые предполагают, что за Шанель поручился Уинстон Черчилль (хотя, как верно замечает автор книги «Коко в “Рице”» Джоя Дилиберто, «сложно представить, что в конце лета 1944-го у Черчилля было время на то, чтобы разбираться с проблемами Шанель»). Вскоре после допроса Шанель уехала в Швейцарию, где прожила следующие 10 лет. Там Коко жила вместе с фон Динклаге до «полюбовного» расставания в начале 1950-х. В 1952-м она оплатила лечение, а затем и похороны его начальнику Вальтеру Шелленбергу, которого после Нюрнбергского процесса посадили в тюрьму, но выпустили раньше из-за диагноза (рака). Хэл Вон («В постели с врагом») и Ронда Гарелик («Мадемуазель: Коко Шанель и пульс истории») предполагают, что компенсацией медицинских расходов Шанель купила молчание Шелленберга. Во всяком случае, в его мемуарах «Лабиринт» нет ни слова про Коко и операцию Modelhut.
В сентябре 2023-го — прямо к открытию блокбастера «Габриэль Шанель: модный манифест» в Музее Виктории и Альберта и переизданию биографии Жюстин Пикарди — Коко Шанель сенсационно объявили участницей французского Сопротивления. В национальном архиве обнаружили два документа, подтверждающих это: сертификат, в котором Шанель значилась агентом Сопротивления с 1 января 1943-го по 17 апреля 1944-го, и карточка участницы подпольной группы Eric. По словам представителей модного дома Chanel: «Найденные документы позволяют с полной уверенностью утверждать, что Габриэль Шанель была частью французского Сопротивления. Это лишь подтверждает сложность изучаемого периода и открывает нам новую грань Шанель, которую следует изучить современным историкам». Однако из современных историков первым отреагировал Гийом Поллак — доктор исторических наук университета Париж 1 Пантеон-Сорбонна и автор большого исследования про французское Сопротивление, которое вышло в 2022-м. Свидетельства вызвали у него сомнения. «Папка с файлами, в которой лежал сертификат, была пустой. Обычно к таким документам прилагаются описания роли в Сопротивлении, активной деятельности. Чтобы значиться частью этого движения, нужны подтверждения других его участников, а в случае Шанель их не существует, — сказал Поллак France 24. Оба документа он откопал под Парижем, в архиве минобороны в пригороде Винсен. — Второй документ тоже вызывает замешательство: ни в каких других источниках об этой сопротивленческой группе Рене Симонина не упоминается Шанель. Кроме того, видно, что название Eric на карточке написано сверху другого, замазанного». Куратор выставки в Музее Виктории и Альберта (там были представлены оба документа) Ориоль Куллен парировала: в любом случае «новые улики не оправдывают Шанель — только усложняют картину».
Пока Диор обшивал нацистских жен, его младшая сестра Катрин проводила в квартире брата (который фактически ее содержал) тайные встречи с участниками французского Сопротивления, добывала радиоприемники и выполняла другие поручения своих товарищей по оружию. Ее, пережившую пытки узницу Равенсбрюка — крупнейшего женского концлагеря в нацистской Германии — и обладательницу Военного креста, Креста бойца и ордена Почетного легиона, Dior представляют как «носительницу ценностей Дома Dior». В 2011-м, перед показом последней коллекции уволенного за антисемитские высказывания Джона Гальяно, тогдашний CEO Dior Сидни Толедано (еврей по происхождению) выступил с таким заявлением: «Сейчас как никогда важно публично зафиксировать ценности модного дома Dior. Кристиан Диор основал его в 1947-м. Его семья пострадала от Биржевого краха в 1929-м, а его любимую сестру отправили в Бухенвальд. После тяжелых военных лет [Диор] стремился освободить женщин, вернуть им искру и жизнерадостность» (здесь допущен ряд фактических ошибок: модный дом был основан в 1946-м, а Катрин Диор отправили, как говорилось выше, в Равенсбрюк. — Прим. The Blueprint).
Франсуаза Диор с мужем
Dior и сегодня часто (как минимум в show notes и интервью после показов) вспоминают членов семьи Кристиана Диора. Но по понятным причинам молчат про его племянницу Франсуазу — неонацистку, которая в 1963-м рассуждала в эфире французского телевидения о том, как важно защищать арийскую расу. Сохранился репортаж с обручения Франсуазы Диор и «крестного отца британского неонацизма» Колина Джордана в английском городе Ковентри, который в 1940-х особенно пострадал от налетов люфтваффе. Незадолго до свадьбы Франсуаза говорила, что они с Джорданом планируют соблюсти несколько «обрядов, священных для арийской расы»: порезать друг другу пальцы и смешать кровь на экземпляре «Майн Кампф». Газета Le Monde писала, что Катрин Диор осудила широкую огласку, которую получили в медиа абсурдные заявления ее племянницы, а также заявила: «Кристиан не должен упоминаться при освещении скандала, потому что есть риск запятнать имя, которое с честью блюдут члены семьи Диор». Сам Кристиан Диор умер, когда племяннице было 15. Поддерживали ли они отношения, доподлинно неизвестно.
ИМИДЖ
«Кристиан Диор носит с собой трость, но вовсе не для того, чтобы помыкать своими сотрудницами. Она нужна ему, чтобы стучать по дереву — кутюрье очень суеверен», — говорилось в документалке Анри Лавореля Haute Couture 1949 года выпуска. Свою фанатичную веру в знаки судьбы Диор среди прочего объяснял нерешительностью. Он на всю жизнь запомнил предсказание, которое услышал в 13 лет от прорицательницы на благотворительной ярмарке в Гранвиле («Вы окажетесь без денег, но женщины будут благосклонны к вам, и благодаря им к вам придет успех. Вы разбогатеете и будете много путешествовать») и регулярно советовался с гадалками. Чаще всего — с мадам Делайе, которая давала добро на сделку с Буссаком, согласовывала даты показов и, в частности, советовала не ездить на тосканский спа-курорт Монтекатини-Терме, где Диор скончался от сердечного приступа 24 октября 1957-го.
имидж
«Бесконечные истории: осталось ли что-нибудь, чего о ней еще не рассказывали биографы?» — язвили The Independent после выхода очередной книги про Шанель в 2011-м (а с тех пор их количество только выросло — и пробило отметку в 70). Собирательный образ Шанель в них складывается примерно такой: она была трудоголиком с жестким характером, умела очаровывать и удерживать возле себя талантливых и знаменитых (от Дягилева до Кокто). А также выдавала остроумные, смелые и скандальные комментарии (в том числе антисемитские: в 1940-м французский журналист Поль Ристельюбер писал, что во время ужина Шанель пустилась «в длинную тираду против евреев»). Антисемитизм Коко подтверждается, впрочем, и более материальным наследием. Так, в начале 1930-х Шанель финансировала праворадикальный антисемитский журнальчик Le Témoin, который издавал ее любовник — художник Поль Ириб.
Скандальных моментов в ее биографии вообще хватает, хотя не все они остро воспринимались современниками. Так, про наркотическую зависимость Шанель говорится как минимум в трех биографиях. Но потребление наркотиков — тем более прописанных врачами — тогда не было так уж стигматизировано. Как отмечает Жюстин Пикарди, Коко, как и многие ее современники, считала морфин «безобидным успокоительным». Ярче всего картина отношений Габриэль с опиатами описана в незавершенных мемуарах «Мой роман с Шанель» дизайнера Джеки Роджерс, которая была моделью и приятельницей Коко. «Мы редко бывали в баре “Рица”, но тот вечер провели именно там. Шанель начала рассказывать мне про Мисю Серт — музу Дебюсси, Ренуара и Боннара, у которой она научилась всему. В частности, получать удовольствие от морфия, — вспоминала Джеки Роджерс — <...> Между тем, когда Шанель прощалась со мной, она поднималась наверх за своим “аперитивом” из седола, разновидности морфина».
Удачную характеристику Кристиана Диора подобрал Сесил Битон, который много раз с ним работал: «Он как будто сделан из розового марципана. Внешне он сдержан, но под этой сдержанностью скрывается внутреннее напряжение и нервозность, которые сменяются полной отрешенностью». Напряжение особенно возрастало накануне показов: «Я желал, чтобы произошла какая-нибудь катастрофа, которая помешала бы презентации коллекции. Хотелось умереть!» — так Диор описывал накануне свое состояние. Биографы (которых сильно меньше, чем у той же Шанель; последняя книга про Диора — «Кристиан Диор: судьба» — вышла в 2021-м) представляют его мечтательным, скромным, инфантильным и молчаливым (последнее за собой замечал накануне и сам Диор: «Я молчу и когда доволен, и когда разочарован»).
Габриэль Шанель и Джеки Роджерс
Впрочем, щекотливым (мягко говоря) деталям биографии Шанель пока не удалось пошатнуть ее репутацию. Образ сильной, самостоятельной и целеустремленной женщины, над которым Коко работала почти все свои 88 лет, до сих пор успешно мифологизируется и коммерциализируется: в 2023-м выручка Chanel подскочила на 17% и составила $17,22 млрд.
А еще Диор любил поесть. Его любимые рецепты собраны в 105-страничной книге La Cuisine Cousu-Main, «Кухня, сшитая вручную» (секретный ингредиент большинства блюд — Dom Pérignon, с которым Диор советовал готовить угря и форель). Александр Либерман вспоминал, как в 1956-м Диор пригласил его на ужин из пяти блюд, хотя стояла такая жара, что есть было практически невозможно. Другой его друг, дизайнер Жак Тиффо, говорил, что после очень плотного совместного ужина (больше всего Кристиан любил устриц и фуа-гра) они обычно шли на Таймс-сквер, где Диор съедал пять хот-догов. Модный журналист Тим Блэнкс пишет: «Диор, постоянно неуверенный в своем статусе в мире моды, в какой-то момент задумался о карьере кулинара и сказал директору своего модного дома Жаку Руэ: “Я знаю множество рецептов. Кто знает, может, мне когда-нибудь придется переключиться на что-то другое. Может, начнем выпускать ветчину и ростбиф Dior?”». Другим увлечением Диора была флористика: в своем «Словаре моды» он называл цветы «самым прекрасным даром Господа нашему миру — после женщины».
