Хочу и буду
ФОТО:
LAUNCHMETRICS SPOTLIGHT, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
Алессандро Микеле, который по его собственным словам, пришел в Valentino «выращивать прекрасный сад», показал кутюрную коллекцию — дебютную не только в качестве креативного директора дома, но в своей жизни. Алена Важенина собралась было прогуляться по этому свежевысаженному цветнику, однако поняла, что рискует там заблудиться, будто в лесных дебрях.
Откровенно говоря, это шоу не то чтобы сильно интриговало. Сомневаться в способности Микеле работать с кутюром не приходилось — казалось, его идеям, которыми он бесконечно фонтанировал и которые порой в избытке извергал в рамках одной коллекции (шутка ли — 171 образ для первого лукбука Valentino), даже было тесновато в одном только ready-to-wear. Философия «чем больше, тем лучше» отлично перекладывалась на ателье кутюрное — и в Valentino ее была готова поддержать команда из 70 мастеров. Думается, не без волнения, но с энтузиазмом: к задачам со звездочкой здесь привыкли еще в бытность Пьерпаоло Пиччоли — самые громкие овации дизайнер срывал именно на неделях высокой моды. Платья, измеряемые в сотнях метров ткани и тысячах человеко-часов, — размах, как раз сопоставимый с фантазией нового креативного директора. Ну и простите, наивный вопрос: что стоило человеку, едва ли не буквально клонировавшему Джареда Лето, совладать с перьями, оборками и вышивкой?
К тому же у Микеле были все условия, чтобы работать над этой коллекцией так вдумчиво, как это возможно: внешних причин волноваться не было, на него не давили сверху. В отличие от множества своих коллег, тоже недавно дебютировавших в новых для себя брендах, дизайнер получил довольно похвалы за свой первый RTW-показ — не только со стороны модных критиков, но и от байеров крупных универмагов и онлайн-ретейлеров. А именно этого, стоит думать, и ждало в первую очередь руководство Valentino во главе с СЕО Якопо Вентурини. Прекрасные цветы, взращенные однажды Пиччоли, стали увядать, так что за 2023 год выручка дома упала на 3%. Требовался полный сил садовник с целой тачкой идей, удобрений и пестицидов — и кандидатура отдохнувшего Микеле, который в течение полутора
лет до назначения буквально часами завтракал, слушал тишину в голове и ходил по римским музеям, казалась наиболее подходящей.
Сам же Микеле после своего дебюта, казалось, утвердился в том, что ему позволительно не превращаться в дизайнера-хамелеона. И хотя на первых порах божился, что в его коллекциях Valentino больше от отца-основателя, чем от него самого, в конце концов признал: речь как минимум о соотношении 50/50. «Мне не нужно быть кем-то другим. Я думаю, что большой дизайнер, хороший дизайнер, должен быть самим собой», — сказал Алессандро в одном из подкастов The Business of Fashion. И, как кажется, сформулировал окончательный ответ всем, кто выразил надежду на то, что он-таки выйдет из своей вычурно обставленной зоны комфорта и позволит себе поэкспериментировать в каком-нибудь еще направлении.
Однако, как выяснилось перед кутюрным шоу — оно получило название Vertigineux, «Головокружение», — Микеле не договорил. Автор Vogue US Ребекка Мид, которая встречалась с ним после того, как тот изучил все рецензии на свой дебют, невольно выдала дизайнера: высказанные вслух надежды о том, что он изменится, ранили его. «Люди так жестоки по отношению к тем, кто свободен делать то, что хочет», — сетовал Алессандро и заявил, что на самом деле их злят не его самоповторы, а собственная несвобода; мол, на себя посмотрите. Склейка — и мы читаем микелевский «ответ» критикам (или все-таки доброжелателям?) 2.0, его традиционную личную записку к показу. Поистине издевательские 4000 знаков, в которых он, с одной стороны, ссылается на философские размышления Умберто Эко о природе списков, а с другой, конечно, оправдывает свой максимализм, тягу к украшательству и театру, от которых не хочет и не может отказаться. Вот-вот он докажет, что готов не только проигрывать этот спектакль каждый сезон, но и довести его до абсурда и, более того, он ВОЛЕН это сделать.
Чтобы упорядочить вселенский хаос, — так же вольно пересказывает Микеле философию Эко, — люди каталогизируют все на свете: от книг в библиотеках и картин в музеях до электронных данных и собственного скарба, когда дело касается завещаний. Но любая попытка задать необъятному миру рамки терпит крах, появись только ремарка «и так далее» (а она непременно появляется). Ну и зачем мне тогда ограничивать себя, как бы вопрошает Алессандро, если все это бесполезно? Так что вот вам мой кутюрный мудборд, который можно пересмотреть в тизерах и перечитать в сценографии шоу: луна, музыкальные символы, Эмили Дикинсон [американская поэтесса XIX века], люстра, суд, опал, Геката, дворец, гламур, кружево, сказки, золото, крылья, слово «уязвимость», Испания, Чарлз Дибдин [английский композитор и певец XVIII века], пион, узор пейсли, мускулы, лавандовые поля, радуга, лебеди И ТАК ДАЛЕЕ. Закружилась голова? Моя миссия выполнена. Пускайте черный занавес, включайте Прокофьева.
Собственно, весь этот гетерогенный список и есть буквальное описание того, что мы увидели на подиуме. Юбки из пестрых ромбов органзы, превращающие моделей в персонажей комедии дель арте. Головные уборы из перьев, напоминающие индейские роучи. Воротники-горгеры, как с портретов европейской знати XVI-XVIII веков. Борцовские маски, расшитые бисером. Платья из цветочных гобеленов. Роскошные восточные халаты. Накидки из сотен разноцветных кисточек, не то из мишуры, не то из рафии. В общем-то все то, с чем Микеле не раз работал и раньше. Только вдвое превосходящее по уровню пышности, витиеватости и драматичности.
Образы Valentino by Алессандро сложны или почти не поддаются декодированию: чего только стоит зеленое шерстяное платье в пол с панье и золотыми пуговицами, на которое дизайнера вдохновило валентиновское розовое (!) пальто (!) чуть ниже колена (!) с розовыми же пуговицами, а также «military things». Да Микеле и самому эти расшифровки, кажется, не нужны и не важны — ну не интересно ему, мощному гейзеру, которому к тому же вскружили голову вверенные мощности кутюрного ателье, смиренно и дотошно воссоздавать работы Гаравани, сколько бы часов он ни проводил в его архивах. Поработать с тканями из стоков дома, передать своими словами то, что в доме называют римской роскошью, красотой и богатством, — это всегда пожалуйста. И если однажды из этого вышел последовательный, ровный рассказ про Рим, где все друг с другом сосуществует, то теперь, когда каждая деталь выкручена на максимум и против воли бросается в глаза, повествование не складывается. Куда отчетливее слышится нервный, даже истеричный вскрик — будто до этого дизайнер и не отдыхал полтора года. И стробоскопы, врезавшиеся в финале показа, вкупе с «Танцем рыцарей» подчеркнули это как нельзя лучше.
Прости, Алессандро, при всей любви, это не прекрасный сад Valentino, где можно перевести дух и порадовать глаз во время недели высокой моды, как это было раньше. Это пугающие дикие джунгли, но в которых, если все-таки захотеть, можно навести порядок.
