«Лебединое озеро»: Чапурин x Прельжокаж

7 октября в Клермон-Ферране пройдет громкая премьера сезона — «Лебединое озеро», перепридуманное одним из главных современных хореографов Анжеленом Прельжокажем (12 ноября ее привезут и в Санкт-Петербург на фестиваль «Дягилев. P.S.»). Вместе с ним над постановкой работал российский модельер Игорь Чапурин: ему выпала амбициозная задача одеть 27 танцовщиков, одновременно нарушив и сохранив устоявшиеся визуальные коды балета. Накануне премьеры The Blueprint поговорил с Чапуриным об их альянсе с Прельжокажем — и заглянул за кулисы «Озера», где сейчас идут последние примерки и прогоны.

Об альянсе с Прельжокажем

Я сам часто задаюсь вопросом, как мы так «спелись». Французский хореограф с мировым именем мог позволить себе совместные проекты с огромным количеством дизайнеров (да, с ним работали и Алайя, и Готье). Но уже в который раз он обращается ко мне. Мне кажется, здесь срослось все: личная симпатия, умение слушать друг друга и, главное, совпадение неких эстетических предоставлений о том, как должны выглядеть танцовщики на сцене. Например, в обсуждении идеи пачки для «Лебединого озера» мы почти одновременно произнесли слово «оригами». Этот концепт стал основой многослойной юбки-пачки, в которую я одел лебедей балета.

Я думаю, что это разница русского и европейского сознания: для нас аврал — это часто естественный и, чего уж тут, единственно возможный путь довести дело до конца. Поэтому, какие бы обстоятельства ни обрушивались, в частности, на меня, я уверен, что найду выход. Анжелен более рационален и, возможно, менее «закален» непредсказуемостью бытия, в котором мы в России живем из века в век. Благодаря такому тандему мы можем уравновешивать друг друга: он — «аларм»-участник этого дуо, я — волнорез, о который часто разбиваются валы нервов, переживаний и упаднических настроений.

René Gruau

Loie Fuller

Но в то же время, несмотря на разницу мироощущений, мы прекрасно уживаемся: «Лебединое озеро» четвертая моя работа для Прельжокажа. Мы много спорим вначале, но я всегда стараюсь понять идею хореографа — она первична. Моя задача помочь раскрыть ее на сцене с помощью костюмов. Дальше мы лишь чутко прислушиваемся к мнению друг друга и никогда не вступаем в противоборство. Подчеркну: главный он! У нас уже есть отточенная механика работы и диалога, это очень помогает. Плюс у наших команд сложились теплые отношения — и многие вопросы решаются без проволочек. Но, честно признаюсь, каждый новый балет — это как первый раз, привыкнуть и действовать по схеме не получается. Да, наверное, это и ни к чему.

Issey Miyake

О модернизации классики

Когда я узнал, что Прельжокаж ставит «Лебединое озеро», я испугался. Это ж надо замахнуться на «русскую глыбу», которая не просто хайповый классический бренд, но и, чего уж там, «действо», обросшее стереотипами: музыку из балета когда-то ставили на рингтоны, а большинство россиян на вопрос «назовите ваш любимый балет» ответят «Лебединое озеро», даже если ни разу не видели постановку. Но чем сложнее задача, тем мне интереснее. Например, в прошлом нашем проекте «Гравитация» Анжелен попросил меня с помощью костюмов передать влияние разных гравитационных полей на пластику человеческого тела. И тогда мы сделали невесомые юбки-пузыри, или, в противовес, жесткие корсеты с кожаными вставками, словно сжимающими тело в тиски.

Что же касается «переписывания классики», я настороженно отношусь к таким пролетам. Большая часть из этих «историй на новый лад» — жуткая пошлость. Но здесь я доверился мастеру. И то, что я вижу сейчас на сцене, это не просто трибьют, это нечто новое. Сравнений с оригиналом не избежать, но версия Прельжокажа в другой системе координат: это современный балет на классическом материале без заигрываний и натужных провокаций.

Я думаю, что классика в любом виде искусства всегда прочитывается по-разному в разное время в исторической перспективе и в разные периоды жизни человека. Да, мы знаем, что хотел сказать автор (догадываемся или нам объясняют профессионалы), но чувствуем при этом по-своему. Всегда важен контекст современности, который меняет восприятие классического сюжета. И здесь главный риск — не свести великие идеи до бытового уровня, не разрушить представление о красоте банальностями. И Анжелену это удается: в «Лебединое озеро» вплетен дискурс проблем окружающей среды, разрушения естественного порядка вещей, что может быть губительно для всех без исключения участников этого процесса.

Главное, что я взял на вооружение в работе над костюмами, — это цветовой антагонизм черного и белого. Белые персонажи олицетворяют добро, черные — зло либо нейтральных «соучастников», которых описывает фраза «зло торжествует, когда хорошие люди безмолвствуют». Здесь все понятно. В работе над персонажами принца Зигфрида и Ротбарта я отошел от классической эстетики и превратил их в утрированных городских персонажей. Ротбарт, например, стал не просто злым гением, но и немного вульгарным типом в блестящей водолазке и кожаном плаще.

О работе над костюмами и технологиях

Конечно, балетный костюм — это не модная коллекция. Прежде всего отличия связаны с динамикой танца. Например, в рукава пиджаков мы делаем специальные вставки из эластичной ткани, чтобы крой не сдерживал амплитуду движений. Рубашки всегда делаем по принципу боди, добавляя резинки для фиксации и так далее. Еще одна особенность — работа со светом. Ткань всегда нужно тестировать в сценическом освещении, чтобы понять, какой цвет в итоге увидят зрители. Поэтому в работе над театральными костюмами ограничений гораздо больше, чем в коллекциях одежды.

Мы как бренд давно работаем со сложными технологичными вещами: мы делали и костюмы российских гимнасток для Олимпиады в Афинах в 2004 году, и горнолыжную одежду. Но главное подспорье — это мой долгий опыт сотрудничества с Большим театром. Именно поддержка специалистов Большого помогла мне решить задачу со сложным кроем мужских пиджаков, комбинезонов и брюк в первом акте «Лебединого озера». Они помогали и консультировали во время конструирования пачек лебедей и тестировали часть тканей.

Анжелен мне очень доверяет, и это, конечно, серьезно облегчает задачу. Он вербализует идею персонажа, то, как хореограф его видит: бунтарь, как принц, или модник, как архитектор. Делится своими ощущениями по цветам, их взаимодействию по ходу постановки. Воплотить все это в костюмах — уже моя задача. Но при этом все этапы утверждения костюмов мы проходим вместе. Многое корректируется уже за две недели до премьеры, когда начинаются репетиции в костюмах.

Работу над костюмами [к «Лебединому озеру»] мы начали с идеи пачек оригами. Новых персонажей, которых ввел хореограф — архитектора и его ассистентов, — мы постарались сделать в духе «культуры одевания» людей этой профессии во Франции. Они получились такими сдержанно-снобскими модниками. В референсах костюмов матери принца есть идеи нуар-кабаре, а в костюмах спутников Ротбарта прослеживаются аллюзии с антигероями комиксов 40-х годов прошлого века.

О трендах в балетной «моде» и последствиях пандемии

Вряд ли можно говорить о трендах в модном понимании этого слова. Скорее, есть отражение неких общих эстетических ожиданий. Например, сейчас в балете все больше костюмов, которые лишь подчеркивают гармонию человеческого тела. Еще есть увлечение художников по костюмам сложными чуть приглушенными оттенками. Какое-то время назад в театральном мире обосновалась деконструкция: художники перепридумывают пачки. А в целом стало больше свободы от норм и предоставлений «как должно быть».

Конечно, пандемия повлияла на нашу работу, и очень сильно. По сути, время на подготовку балета сократилось на два месяца. Мы не смогли приехать на репетиции в Провансе в июне, как это обычно происходит, поэтому диалог велся в zoom-формате. Из-за перебоев с поставками ткани мы срочно искали замены в России и по счастью успели произвести костюмы из тех европейских материалов, которые пришли уже в августе. Наконец, сейчас, находясь в Экс-ан-Провансе, мы регулярно делаем ковид-тесты, носим маски, ну а премьера будет с сокращенным вдвое числом зрителей. Такие времена!

О любви к балету и проектах мечты

Я мог бы долго рассказывать, как мне нравится Лев Бакст, к примеру, но вы и так все знаете. Однако номер один лично для меня — Соломон Вирсаладзе, который работал с Юрием Григоровичем. И именно их тандем влюбил меня в балет, вернее, две великолепные постановки «Спартак» и «Легенда о любви». Из более современных вещей я бы выделил работу Эрве Пьера для знаменитого балета Le Park Анжелена Прельжокажа и Альберта Краймлера для «Анны Карениной» Джона Ноймайера.

Я счастливый человек, мне довелось поработать с прекрасными хореографами, и это не только Прельжокаж, это и Начо Дуато, и Мауро Бигонцетти, и Михаил Мессерер, и Алексей Ратманский... Очень хотел бы сделать общий проект с Джононом Ноймайером. Мне безумно нравится его подход к динамике постановки, удивительное чувство цвета на сцене и, конечно, любовь к русской музыке, особенно Прокофьеву.