интервью: ЮЛИЯ ВЫДОЛОБ

Фотограф: ЛЕОНИД СОРОКИН

Продюсер: ВИКА СЛАЩУК

Стиль: Катя Павелко

с

а

г

а

с

н

а

а

н

н

о

в

Выпускник Академии им. А.Л. Штиглица и Королевской академии изящных искусств Антверпена, дизайнер одежды Санан Гасанов последние три года работал сокреативным директором бренда USHATÁVA. За это время USHATÁVA выросли из популярного инстаграм-бренда в модный дом — с концептуальными демикутюрными коллекциями и громкими показами, которые потом обсуждают не один день. И теперь, на пике успеха, Гасанов оставляет эту позицию. Юлия Выдолоб поговорила с Сананом о том, чего от него ждать дальше.

С Сананом я встречаюсь в «Тото», за уличным столиком во дворе Столешникова переулка. Он приходит с большим пакетом из магазина Peak. В пакете — жакет из куртки Barbour призера LVMH, любимого модными редакторами Magliano, и яркая рубашка Phipps с принтами в виде мишек. «Я же мишка». Санан шутит (или не шутит), что, когда ему стукнет 45-50, он начнет носить костюмы-тройки Yamamoto. «Это будет мой аутфит на всю жизнь. Мне кажется, я во все наиграюсь и захочу минимализма».

Можно было бы подумать, что Санан уже наигрался, — иначе зачем оставлять позицию креативного директора на пике успеха? Но нет: мода интересует его все так же, да и новых предложений достаточно — остается определиться с наиболее перспективными проектами. Или, как говорит Санан, «энергетически сонастроиться». Ровно так же случился и их мэтч с соосновательницей Нино Шаматавой. «У нас на энергетическом уровне клик произошел», — вспоминает Гасанов. Нино и Санан случайно познакомились в одном из клубов Петербурга три года назад, а подружились уже позже — в Москве. Тогда, на второй встрече, Нино и предложила Санану присоединиться к бренду в качестве главного дизайнера.

Три года спустя, оставляя еще более высокую позицию сокреативного директора бренда, он считает, что его главная задача в USHATÁVA выполнена. Их отношения с маркой, впрочем, продолжатся — только уже не эксклюзивные. Санан остается консультировать USHATÁVA, как и в самом начале их совместного пути. А еще открывает свое консалтинговое агентство: будет помогать и другим модным маркам формировать собственный язык. «С Нино и с Алисой мы дружим, это [работа в USHATÁVA] уже стало частью моей жизни. Для меня это как семья. Я говорю Нино, что я как няня, которую ты пригласила, чтобы растить твоего ребенка».

Санан не понаслышке знает, как важно расти под талантливым руководством и в окружении красоты. Еще до первого класса он учился в художественной школе, потом в лицее при Академии им. А.Л. Штиглица (она же бывшее Мухинское училище, в просторечии — Муха). Поступил в Муху с первого раза. Начинал с интерьеров, но быстро перешел к дизайну костюма — это оказалось интереснее. «Там очень красиво. На меня это повлияло. Мы по ночам оставались дописывать живопись, рисунки. Я обожаю это место, таких мало. Это возможность учиться в музее. А еще у нас там стоял рояль, и ночью кто-то иногда играл на рояле». Эту любовь Гасанов пытается передать другим: позже, в 2021 году, он уговорил Ренату Литвинову снимать в академии ее историю для Gucci, ездил лично договариваться с ректором.

«Я говорю Нино, что я как няня, которую ты пригласила, чтобы растить твоего ребенка»

Родители тебя поддерживали?

Не совсем. Восточная семья, сама понимаешь. Мама помогала, она филолог и понимала мою душевную организацию. С папой были контры.

А кем он тебя видел?

Сотрудником МВД (смеется).

В Мухе Санан начал делать свой бренд — на студенческую стипендию. Проводил показы, начал зарабатывать. Первые деньги можно было вложить в следующую коллекцию — или в дальнейшее обучение. И Санан выбрал второе. «Я понял, что, пока есть возможность, нужно поехать отучиться в Европе. Я поехал в Антверпен. В это время у них (в Королевской академии изящных искусств в Антверпене. — Прим. ред.) были вступительные экзамены. Пошел посмотреть академию, в итоге сдал экзамен и поступил».

Вернувшись в Россию, понял: надо как-то сказать об этом родителям, которые и думать не думали ни о какой Европе. Сначала зашел к маме и только потом — к отцу. «Поймали папу, когда он сидел с друзьями, у него было хорошее настроение. Он любит перед друзьями похвалиться, что у него сын куда-то поехал, поступил. И я говорю, что да, поступил, а ты меня отпустишь учиться или нет? Он сказал, что отпустит, конечно. Но мы вообще не понимали, во что ввязываемся, — ни финансово, никак».

В Антверпен Санан приехал с двумя чемоданами «и очень плохим английским». Вдобавок для экзамена в полиции — чтобы получить карту резидента — нужно было выучить голландский, хотя бы на среднем уровне. Пришлось учить: четыре месяца по пять дней в неделю. «Язык реально сложный, — вспоминает Санан. — Я каким-то образом сдаю этот экзамен, приезжаю с двумя чемоданами и чувствую, что вот она, новая жизнь начинается. Все было на эмоциях и без планов».

«— С папой были контры.

— А КЕМ ОН ТЕБЯ ВИДЕЛ?

— СОТРУДНИКОМ МВД»

В Антверпенской академии учат как-то иначе?

Я знаю, как технически шьется юбка. А тут мне нужно было подойти к этому так, как будто я не умею шить. 

Пытаются научить не шить, а думать? То есть не как сделать юбку, а как думать про юбку?

Да, serendipity (англ. — интуитивный) процесс. Плюс ресерч. Я учился пять лет в России и не знал, что это такое. У меня была живопись, графика, бумажная пластика. Все это круто, что ты ручками делаешь. Но ресерча не было вообще. И тут для меня открылся новый мир. Когда я понял, что дизайн на самом деле про это, я как будто заново родился. С каждым годом эти знания накапливались, но они не были прописаны нигде, они приходили через людей, которые тебя окружали, через задания.

Антверпен стоит того, чтобы просто поехать и познакомиться с людьми, которые туда приезжают. Это про связи, про нетворкинг. Там лучшие из лучших. Ты за это платишь, а не за обучение, где тебя научат делать patterns. В Мухе тебе дают знания. Там — крутую базу, платформу, где ты можешь добиться результатов и развиваться. Мне кажется, это ни за какие деньги не купишь.

«Это про связи, про нетворкинг. Там лучшие из лучших. Ты за это платишь, а не за обучение»

В итоге Санан провел в Антверпенской академии четыре года: три — на бакалавриате и год в магистратуре. А потом была серия предложений по стажировке, от которых он отказался. Сейчас считает, что это было не самое разумное решение. «В последний год ты делаешь „мастерскую“ (то есть выпускную. — Прим. ред.) коллекцию, на нее приезжает много хедхантеров, креативных директоров. Мой совет — сразу соглашаться на все, что предлагают. Это работа с кармой, ты должен это пройти. Конечно, мне в школе это никто не объяснял. Мне говорили, нужно мечтать. Я подумал, ну раз говорят, нужно действительно не продешевить». В итоге все места, где он потом хотел стажироваться (например, в Dries Van Noten. — Прим. ред.), Санану отказывали, говорили, что он должен делать свое. «Никому не нужны люди со своим мнением, всем нужны рабочие лошадки. А у меня всегда свое мнение, так меня научили. Я вообще считаю, что Антверпен готовит креативных директоров».

А после стажировки все получают постоянную работу?

По факту очень редко дают долгосрочные контракты. Вся система работает на краткосрочных шестимесячных контрактах. Контракты получают дизайнеры, у которых уже все регалии. Это в конце 90-х и нулевых были контракты по два-три года, но сейчас такое редко встретишь. Ты сперва отрабатываешь два раза по шесть, потом, если бренд действительно уверен в тебе, они могут предложить тебе продолжительный контракт. Либо это должна быть такая дырка в профессии, на которую сложно кого-то найти и они хотят тебя туда поставить. Что касается дизайнеров, их как собак нерезаных. Каждый сезон каждая страна в Евросоюзе выпускает под тонну дизайнеров, и круговорот достаточно большой.

После выпускного шоу в Антверпене прошло несколько месяцев. Санан переехал в Париж, чтобы сразу приступить к работе, если ему предложат, и ждал. Зимой ему написали из студии Шейна Оливера — нью-йоркского дизайнера, основателя Hood By Air, — и наконец предложили стажировку. «Они сделали запрос в fashion department, а оттуда всегда рекомендуют пятерку сильных студентов. Видимо, я был одним из первых, кто им ответил. Прихожу на интервью, пустая студия, стоит стол, сидит дизайнер, больше нет никого».

Во время стажировки ему довелось работать прямо под руководством Шейна Оливера — раз в три недели тот прилетал в Париж из Штатов. А после стажировки Санану предложили работу. Именно работу, не должность. «У них не было иерархии. Мы просто все делали то, что давали. Это был мой первый опыт, на самом деле очень крутой. Многие коллаборации, подиумные pieces, сделаны мной».

За полгода он успел поработать над тремя коллекциями Hood By Air. Считает, что это немного. Можно было бы и больше, но бренд закрылся в разгар работы над подиумной коллекцией, которая так и не увидела свет. «Были какие-то проблемы с инвесторами». Санан говорит, что для него как для дизайнера нет невозможных возможностей. Но цифры все же решают многое.

«Мы с Нино не успеваем жить, мне кажется. Одна коллекция, другая — и три года прошло»

Век дизайнера недолог, и я тоже должен думать о своем будущем. 

Почему недолог?

Это связано с мозгом. Все равно есть какая-то черта. 

Что важно? Связь со временем?

Да. Потому что, когда ты out of context, ты теряешь повестку дня. Я в этом плане разделяю историю Мартана (Маржелы. — Прим. ред.) и многих дизайнеров, которые вовремя хотят уйти. Зачем становиться посмешищем, когда можно уйти и делать что-то другое? У меня еще лет 15. Сезонов много, и ты очень быстро выгораешь. Жизнь в сезонах очень быстро пролетает. Мы с Нино не успеваем жить, мне кажется. Одна коллекция, другая — и три года прошло.

Это вы сами себе так придумали?

Нет, есть система, бренд, люди, финансовые обязательства. 

То есть этот объем не может быть меньше?

Это финансовая модель, которая от тебя требует такого количества коллекций. У тебя нет другого выхода, если ты, конечно, не станешь Алайей и не будешь делать одну коллекцию, доводя вещи до идеала [сколько хочешь], а не когда надо по календарю. Но тогда ты не сможешь содержать такую большую команду. Обязательства-то большие. Все строится на финансовом плане. Проработав в Европе, я понял, что для дизайнера жизнь действительно пробегает в сезонах, цикличности. В какой-то момент я очнулся и подумал, хочу ли я так жить все время? Я в работу еще отдаюсь очень сильно морально. Нино знает, у меня по традиции коллекцию сделал — болеешь две недели. На износ работаешь.

Не вариант отдыхать все-таки, а не болеть?

Мы каждый раз думали, что уедем в отпуск и отдохнем, но на самом деле это зум-зум-зум.

А как Дрис Ван Нотен – вышел в сад, потрогал цветочки?

Это все выдуманная история, чтобы продать фильм. Я внутрянку плюс-минус знаю, дружу с его дизайнерами. Все пашут. Если ты хочешь сделать крутой бренд, тебе надо работать лично. Это не значит, что ты наймешь чувака, который тебе все сделает. Ты пашешь, и время летит. Когда мы с Вальтером (ван Бейрендонком. — Прим. ред.) общались, он сказал, что у него сотый показ. Для него это день сурка: каждый год одно и то же. Он уже поседел, постарел. Я так не хочу. Я иногда думаю, что я в 45 буду уже в деревне с коровой.

Можно ли стать новатором при таких скоростях и объемах? Санан убежден, что о такой амбиции стоит забыть: «В наше время с развитием диджитал глупо бить в грудь и говорить, что ты первый в чем-то. У всего есть корни. Когда я вижу дизайнеров, которые говорят, что они первые, мне смешно».

Для наглядности он сравнивает модный дизайн с баром: «У каждого бармена одинаковые ингредиенты, но свои руки, он собирает разные граммовки и делает коктейль неповторимым. В моде так же, ты работаешь с теми же материалами, но есть момент дозирования, граммовки, которую ты сам выбираешь. Когда говорят, что что-то украли, я отвечаю: давайте никто не будет производить футболки, потому что когда-то кто-то придумал футболку. Это же смешно. Наше время — про стиль, про подачу».

«Я так не хочу. Я иногда думаю, что в 45 буду уже в деревне с коровой»

Этот принцип Санан применял и в USHATÁVA. Вспоминая обвинения во вторичности, разводит руками: «Мы делаем вещи с нуля, просто я, понимая коммерческую составляющую, подаю это в духе того стайлинга, который сейчас моден». И избегает выражения «ДНК бренда», считая, что молодым дизайнерам стоит понизить градус пафоса: «Ты не можешь запустить бренд со своей ДНК, она приходит со временем». Рецепт успеха? Учиться, много копировать и так постепенно вырабатывать свой стиль. «Это не значит, что ты должен копировать один в один. Ты должен нащупывать то, что тебе эстетически близко».

Даже говоря о своей работе в USHATÁVA, Санан вместо «ДНК» использует слово «фильтр». «Мои три года работы состояли в том, чтобы придумать фильтр USHATÁVA, чтобы через разные эстетики и стили можно было приобретать лук USHATÁVA. Это гораздо современнее, потому что сейчас все быстротечно».

«Ты не можешь запустить бренд со своей ДНК, она приходит со временем»

Бросаю взгляд на пакет с покупками, пытаясь понять, через какой фильтр Санан выбирает вещи себе.

Ты купил в «Пике» Magliano. Это же хорошая одежда?

Хорошая, но я Мальяно люблю не за качество. Они мне своей pureness попали прямо в сердце. Меня всегда трогает за сердце чистота дизайнера, проявленность его самого в продукте. Это невозможно словами объяснить. Ты можешь кусок белого полотна положить так, что он меня убедит в том, что это круто. Я чувствую этого парня и то, что он делает, настолько, что мне хочется это купить. Я только так покупаю вещи.