Дух Kenzo
4 октября в парижском госпитале от коронавируса умер 81-летний Кензо Такада — основатель легендарного модного дома, с достоинством и жизнелюбием пережившего не одну модную эпоху. Тут уместно клише «жизнь оборвалась»: несмотря на преклонный возраст, дизайнер был полон сил и полгода назад запустил бренд люксовых товаров для дома K3, в том числе основанный на идеях кинцуги. Ольга Михайловская вспоминает, за что еще мы всегда будем его любить и помнить.
Умер Кензо Такада. От ковида. Ему был 81.
Первый японец в европейской моде, самый веселый и жизнерадостный японец в европейской моде. Он пришел на 10 лет раньше Кавакубо и Ямамото, тех, кого мы привыкли считать «японским цунами», и был прямой их противоположностью. Ничего общего с нашим современным представлением о японском влиянии — интеллектуальном, мятежном, медитативно-серьезном, революционно-панковском, романтическом. Все ровно наоборот.
У него странная биография. Пятый ребенок из семи в маленьком городке под Осакой признавался, что тайком читал журналы мод, которые покупала сестра. Дислексик, вечно худший ученик в классе, он по странной иронии судьбы пошел в университет изучать литературу, потому что о моде не посмел бы и заикнуться родителям. После смерти отца все бросил и ушел в Bunka Fashion College (позже в этих стенах будут учиться Ватанабе и Ямамото — прим. The Blueprint), где оказался едва ли не единственным мальчиком. Признавался, что его идолом в те годы был Сен-Лоран, за которым он следил еще со времен работы того в Dior. Поработал дизайнером в универмаге, затем в модном журнале и, наконец, в 1965-м осуществил свою мечту — поехал в Париж. Ехал на полгода, а остался навсегда. Впервые покинув Японию, за границы которой мечтал вырваться, он морем добирался до Парижа через Вьетнам, Гонконг, Индию и Марсель. Путь по-своему символичный, в его коллекциях все культуры и этносы цитировались с равной любовью и восхищением, всегда были на равных с европейским понятием красивого. И конечно, сегодня его сто раз попрекнули бы культурной апроприацией.
Он попал во Францию, почти не зная французского, и вспоминал Париж 1965 года как город холодный и мрачный. А ему очень хотелось внести в снобскую буржуазную французскую моду веселье и жизнь. Он рисовал эскизы и продавал их модным домам, порой вполне маститым, таким, как, например Louis Feraud, многие ли помнят сейчас такой дом. А в свободное время шил собственные коллекции из самых дешевых тканей, купленных на блошиных рынках остатков и тех, что удалось привезти из Японии. Вот так из-за отсутствия денег и возможностей из этого в буквальном смысле лоскутного шитья сформировался его стиль — смешение Востока и Запада, богатого и бедного, старого и нового. Получился такой, как мы бы сейчас сказали, мультикультурный подход. Но тогда об этом никто не думал и так, конечно, не формулировал. Это было просто очень ново и необычно и ощущалось свежим экзотическим ветром. Приближались 70-е. Хиппи из тех, кто побогаче, отправлялись в дальние страны, Индию, Африку. Те, кто не мог себе этого позволить, покупали вещи в африканских, индийских и китайских лавках. И Кензо с его абсолютной всеядностью, с его жакетами Неру, африканскими кафтанами, скандинавскими свитерами и мексиканскими пончо оказался, конечно, в нужное время в нужном месте. И символично, что открыл он свой магазин в Palais Royal под названием Jungle Jap, собственноручно отремонтировав его, и стал, конечно, одним из главных героев моды 70-х. Он буквально проснулся знаменитым, когда его костюм оказался на обложке Elle в мае 1971 года.
В своем увлечении всем этническим он был похож на своего кумира Сен-Лорана, но в том была французская холодноватая отстраненность, а в Кензо — веселая беззаботность и смешение всего со всем. Он устраивал шоу прямо в бутике, и они всегда превращались в веселые вечеринки, как и его уже поздние большие шоу, где модели всегда танцевали и веселились.
Он придавал этническому костюму, будь то японское кимоно или африканский кафтан, французскую элегантность, а французской классике — пряное обаяние Востока и яркие краски.
Он был типичным семидесятником. Сам всегда говорил, что работал с утра до ночи, а потом тусовался до утра. Сохранились фотографии — свидетельства его парижской клубной жизни, он рядом с главной музой его любимого Сен-Лорана Лулу де ля Фалез, ну а Нью-Йорк в 1977 году завоевывал с помощью шоу, разумеется, в Studio 54, с участием главных героинь той декады Грейс Джонс и Джерри Холл. Кстати, именно по настоянию американцев он переименовался в Kenzo, название Jungle Jap они сочли вульгарным (Лига Японо-Американских Граждан попыталась засудить дизайнера за использование слова Jap, то есть «япошка» — прим. The Blueprint).
Kenzo Fall 1985
Kenzo Fall 1994
Kenzo 1981
Несмотря на то что постоянно нарушал правила, показывал колекции сезон в сезон за сорок лет до того, как мир услышал про see now buy now, а prêt-à-porter — во время кутюрных недель, к концу 70-х он был уже одним из самых коммерчески успешных дизайнеров своего времени. Интересно, что с 70-ми его слава и успех не ушли в прошлое. Он блестяще вписался в 80-е с его ярким цветом и жизнерадостными шоу. А запущенная в 1983 году мужская линия выгодно отличалась от деловых мужских костюмов того времени артистичностью и налетом антибуржуазной беззаботности. Когда в 1993 году дом был куплен LVMH, он считал, что мода стала слишком коммерческой, из нее ушла спонтанность и радость жизни. Видимо, ему стало не так интересно. Но покинул он свой дом лишь в 1999-м. В отличие от многих и многих своих коллег, из тех, кто продавал свой бизнес в чужие руки, он никогда не дулся на новых хозяев и новых дизайнеров, не попрекал их нововведениями и неверностью его духу и букве. Ездил по миру, представляя свои духи и интерьерные линии, такие же яркие, свежие, легкие и веселые, как и его одежда.
Kenzo Men 1985
Кавалер ордена Почетного легиона, он вошел в историю моды как самый европейский из всех японских дизайнеров. И возможно, самый — в лучшем смысле этого слова — легкомысленный, потому что считал, что fashion could be fun. Очень это заманчиво звучит в наши мрачноватые пост- и метавремена.
