Самый брутальный характер

ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ

От «Бруталиста» Брэди Корбета до сценографии Prada SS 2025 — эстетика брутализма возвращается в поп-культуру. Но становится ли она популярной в архитектуре? Редактор раздела «Культура» журнала Interior+Design Маргарита Косолапова — об истории и идеологии брутализма и его связи с политикой и модой.

Брутализм определенно переживает ренессанс: Брэди Корбет забрал «Серебряного льва» на Венецианском фестивале за драму «Бруталист» о вымышленном архитекторе-модернисте, выжившем в холокост и ищущем свое место в Америке, Chanel показал круизную коллекцию на крыше Cité Radieuse в Марселе, а креативный директор Khaite Кэтрин Холстейн открыла минималистский флагман в бывшем офисном здании на Манхэттене, придумав для бутика декорации из грубого бетона.

«Бруталист», 2024

Крыша Cité Radieuse

в Марселе

Стиль, зародившийся в середине 1950-х и просуществовавший два десятилетия, возвращается и в большой архитектуре. Бельгиец Винсент Ван Дуйсен один за одним создает пустые медитативные пространства. В его проектах необработанный бетон обретает теплоту в паре с фактурным деревом, а предметы интерьера, как скульптурные вазы и легкие изящные табуреты из последней коллекции для Zara Home, показывает новые возможности работы с материалом. Тадао Андо превратил бывшую биржу, здание Фонда Пино, в один из самых популярных музеев Парижа с помощью грубого бетона, а архитекторы ОМА под руководством Рема Колхаса постоянно интерпретируют наследие брутализма в своих проектах, используя тяжелые объемы и жесткие линии. Среди них — недавно завершенный мост имени Симоны Вейль в Бордо, штаб-квартира Jacquemus в Париже и сценография для шоу Prada 2025 SS.

Флагман Khaite на Манхэттене

Винсент Ван Дуйсен 

Тадао Андо, здание фонда Пино

Студия ОМА, сценография
для шоу Prada весна-лето 2025
(кликайте, чтобы увеличить)

Студия ОМА, штаб-квартира Jacquemus в Париже

Об интересе к бруталистскому наследию можно судить и по количеству новых публикаций: фотограф Оливия Брум годами собирала фотографии зданий, которые природа отвоевывает у города, чтобы после превратить в книгу Brutalist Plants, издательство Phaidon выпустило атлас бруталистской архитектуры, а Garage — путеводители по архитектуре модернизма Москвы и Ленинграда между 1955-м и 1991-м.

«Москва: архитектура советского модернизма 1955-1991»

Книга Brutalist Plants, Оливия Брум

Ради общего блага

Брутальный — это в первую очередь о материале. Название стилю дало французское словосочетание béton brut, что в переводе значит буквально «сырой бетон». Именно его использовал Ле Корбюзье для строительства своего «Сверкающего города», жилой единицы Cité Radieuse в Марселе, которая выросла из его более глобальных проектов по переустройству городской среды, — к радости или к сожалению, несбывшихся. Завершенное к 1952 году здание дало новый толчок развитию модернизма по всему миру.

Ле Корбюзье, «Сверкающий город»

Можно сказать, что брутализм — это модернизм, доведенный до крайности. Он предлагает главенство функции над эстетикой, использование массивных форм, четкой геометрии, грубых текстур и промышленных материалов, главным образом бетона. Монументальные бруталистские здания — символ могущества и силы. Брутализм проповедовал скорее этику, чем эстетику: функциональность и утилитарность превыше всего. После разрушительной Второй мировой миру требовалось мощное и прямое послание, без лишних смыслов и архитектурных рюш. Бруталистские здания в 1960-е и 1970-е строили и в Европе, и в Америке, и на территории всего Советского Союза — недорогие материал и новые технологии позволяли делать это быстро, много и дешево.

Причины упадка брутализма с середины 1970-х, после двух декад невероятной популярности, — это и сокращение бюджетов, и общая усталость от тяжелых и громоздких серых зданий, которые не понимали и не любили, и крах социальных проектов. Брутализм был частью утопии о мире, который требовалось устроить по новому образцу, и вместе с ней потерпел крушение. Большие стройки, гонки в науке, строительстве, соревнования между режимами проиграли маленькой частной жизни. Социальная утопия не случилась, всеобщее равенство и благосостояние не было достигнуто, и не важно, по какую сторону океана.

Возможно, причиной вновь возникшего интереса стала временнáя дистанция. Спустя пятьдесят лет здания из просто бетонных коробок превратились в материальные свидетельства эпохи, память о надеждах и разочарованиях, ностальгически важную часть культурного кода. Как модернизм, которому пришлось пережить десятилетия равнодушия прежде, чем заслужить популярность, брутализм только сейчас обретает своих поклонников. Исследователи бьют тревогу и говорят о необходимости защищать и восстанавливать памятники, которыми никто не занимался полвека, а энтузиасты отправляются в путешествия в поисках бруталистских памятников от Ташкента до Бразилиа и создают онлайн-карты с точками, которые стоит успеть увидеть прямо сейчас, пока их еще не снесли.

Общественное vs частное

В Лондоне одним из главных памятником брутализма остается Барбикан-центр. Как и многие здания того периода, он был частью утопического проекта по переустройству послевоенного, разрушенного бомбежками Лондона. На открытии центра в 1982 присутствовала королева Елизавета II, которая назвала его «одним из чудес современного мира». Это, однако, не сильно способствовало популярности центра: несмотря на активный вклад в культурную жизнь города, Барбикан продолжают критиковать, а в 2003-м, согласно опросу, он даже получил титул «самого уродливого» здания в городе.

Барбикан-центр

Мода на брутализм затронула не только светскую, но и религиозную архитектуру. Остеркирхе в Оберварте, завершенная к 1969 году, — возможно, самая необычная церковь в Австрии. Здание, которое кажется одновременно древним и ретрофутуристичным, явно было построено под влиянием научной фантастики. Своды другой бруталистской церкви, Сан-Николао-делла-Флю в Милане, могут напомнить скелет огромного морского кита. В плане оставаясь классической базиликой, она кажется то ли бывшим промышленным ангаром, то ли заброшенным космическим кораблем — тем интереснее контраст с религиозной живописью, украсившей бетонные колонны.

Остеркирхе

Сан-Николао-делла-Флю

Но если с общественными зданиями все более или менее понятно — в этом случае функция важнее формы — то как жить в доме из «сырого» бетона? Несмотря на то что брутализм вряд ли захватит массовое строительство, отдельные проекты, заслуживающие внимания, появляются раз в несколько месяцев. Можно посмотреть на пример реновации квартиры в Антверпене, которую провела бельгийская студия Okami Architecten в бруталистской башне Riverside Tower. В дуплексе, занявшем 13-й и 14-й этажи, архитекторы обнажили бетонные стены и превратили пространство в лофт с открытой планировкой и яркими деталями. В Лондоне бюро Pricegore обновило таунхаус 1960-х в Челси, сделав из него современный дом с тремя спальнями. Благодаря суровым материалам и пышным зеленым растениям интерьер напоминает о лучших примерах бразильского модернизма середины прошлого века.

Okami Architecten, Riverside Tower

Pricegore, таунхаус в Челси

Берег утопии

Несмотря на свою холодную индустриальную природу и отказ от эстетизации, брутализм остается очень эмоциональной архитектурой — не обязательно его любить, но сложно ничего не почувствовать, встретившись с многократно превосходящей человека по масштабу бетонной массой. Если бы мы искали синоним брутализма в политике, им совершенно точно стали бы авторитарные режимы. Действительно, такие здания стремятся контролировать своих обитателей, в продолжение идей Ле Корбюзье четко регламентируя их жизнь и распорядок дня.

«Заводной апельсин», 1971

Еще в 1970-е такие фильмы, как «Заводной апельсин» Кубрика, способствовали тому, что бруталистские здания стали ассоциироваться с антиутопией, картиной будущего, где тяжелые бетонные формы говорят о равнодушии и апатии государства. В «1984» Майкла Рэдфорда бруталистские декорации — это еще и символ тотального контроля и постоянного ощущения небезопасности. Можно вспомнить и как в «Бегущем по лезвию 2049» Райан Гослинг пробирается через пустынные бруталистские развалины — зрелище жуткое, зловещее, но притягательное. Дени Вильнев повторяет этот прием в «Дюне»: массивная бетонная крепость Арракиса становится знаком могущества правящего класса. Жесткие, геометрические, тяжелые структуры кажутся одновременно древними и ретрофутуристичными, родом из 1970-х, времени расцвета и конца брутализма. В этом случае масштаб — еще одно выразительное средство, молчаливый рассказ о покорении планеты и стихии и превосходстве наделенных властью.

«1984», 1984

«Дюна», 2021

«Бегущий по лезвию 2049», 2017

Так что на самом деле брутализм никуда не уходил. Он с нами ежедневно: массивные здания из бетона строили повсюду от Таллина до Тбилиси, он продолжает жить в культуре, теперь осмысленный заново. Следующий раз, проходя мимо дома-корабля на Тульской, можно попробовать поискать в нем следы несбывшихся утопических проектов.