Манифест киборгов
ФОТО:
КАТЯ МОРОЗОВА, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
В Венеции открылась 19-я архитектурная биеннале, престижный смотр узкоспециальных достижений, который в этом году, однако, претендует на большее — и хочет спасти человечество. Катя Морозова проследовала предложенным куратором Карло Ратти маршрутом-сценарием, чтобы узнать, спасут ли нас архитекторы, объединившиеся с искусственным интеллектом.
Архитектурная биеннале в Венеции скорее второстепенна, ее прародительница — биеннале искусств — до сих пор обладает бóльшими размахом, статусом и туристической привлекательностью. Вся биеннальная институция расщеплена на несколько секций, каждая из которых разворачивается в своем отрезке времени; самые длительные — практически полгода — у искусства и архитектуры. Прошлые сезоны арт-биеннале били рекорды посещаемости (как у расхваленного критиками «Молока снов» Чечилии Алемани, так и у более проблемного прошлогоднего смотра). Очевидно, задача дирекции — по возможности обеспечивать биеннале толпами зрителей, направляя туристические потоки, которые вот-вот смоют основные достопримечательности Венеции, чуть дальше от них: в Арсенал и Джардини.
То, как в итоге биеннале работает на благо овертуризма в крошечном городе, одновременно являясь и его главным культурным брендом — отдельная тема. И размышляя о ней в контексте заглавия нынешнего сезона — «Интеллект: естественный, искусственный, коллективный» — хочется научиться точнее определять грань между толпой и коллективом. Но куратор Карло Ратти, туринец, звезда той части современной архитектуры, которая размышляет о дигитальном в ожидании эволюции умных машин (он проектировал премированный небоскреб CapitaSpring в Сингапуре и занимался перестройкой Palazzo Mondadori Оскара Нимейера в Милане), дает понять, что рассматривает биеннале универсалистски; это площадка для больших идей, выходящих за границы проблем одной или нескольких локаций, его уровень — буквально межпланетарный. (При этом он все же удостоил вниманием Венецию, в основном проекте есть, например, работа Canal Cafe, где посетителям предлагают кофе, сваренный из воды Гранд-канала. Вода, само собой, предварительно очищена хитрой системой фильтров. Именно эта работа получила «Золотого льва» за лучший проект в рамках основной выставочной программы; глава жюри — Ханс Ульрих Обрист).
Проект Canal Cafe, студия дизайна Diller Scofidio + Renfro
Карло Ратти видит архитектуру выходящей за пределы более-менее общего представления о прикладных задачах профессии, и поэтому его выставка расползается в стороны самых разных дисциплин (здесь много того, что можно отнести к художественному производству, дизайну и, конечно, науке). В одном из официальных кураторских интервью он заявляет, что если бы начал карьерный путь сначала, то занялся бы биологией. Его очевидно увлекают эволюция и трансформация, движение и развитие; это интересным образом сказывается на выставке, она очень повествовательна, ее буквально можно читать. Это история о том, как человечество теряет свою планету (если в двух словах, то на ней все очень плохо из-за глобального потепления), но не отчаивается и проектирует города на Марсе. Первый зал основного проекта — работа климатологов Сони Сеневиратне и Давида Бреша, очень буквальная: в темной комнате разлита вода, стоит духота, а над головами висят неработающие кондиционеры. Мораль проста — польза кондиционеров, которые зачастую спасают людей (тех, что в состоянии их себе позволить), несопоставима с вредом от них же, и рано или поздно воздух за окном превратится в постоянный нестерпимый зной.
The Third Paradise Perspective
Заключительная работа — проект города-капсулы в недрах Марса. Между этим огромное количество способов улучшить и облегчить участь человечества — например, гипнотическое видеоэссе о труде от студии Oshinowo, которое рассказывает о рынках подержанной техники в Лагосе как примерах самоорганизованный экологической активности — выброшенные вещи, проходя циклы ремонта, починки и прочих нужных процедур, восстанавливаются и возвращаются в использование, или же отмеченная жюри работа Elephant Chapel, прочная конструкция-арка из биоматериала — слоновьего навоза — как один из способов взаимодействия с органическим в строительстве. Эти завораживающие, часто интерактивные (под арками и крышами можно ходить, в макетах конструкций — сидеть или лежать, очищенным растениями воздухом — дышать) и многообещающие сами по себе работы в общей массе при этом производят странный эффект: вера в прогресс и возможности, которую зритель может перенять от куратора, начинает вызывать слепоту.
«Золотого льва» за карьерные достижения Ратти вручил философине Донне Харауэй, культовой феминистской мыслительнице и авторке «Манифеста киборгов», в котором она провозглашает единственную реализацию свободы женщин в возможности постгендерного и постбиологического общества. Образ киборга, нового создания — это смешение того, что в существующем обществе четко разделено: пол, гендер, культура и природа, человек и машина etc. Новость об этой награде пришла до открытия биеннале, но после просмотра основного проекта стало ясно, насколько значение Харауэй важно для главного куратора. Он буквально вдохновляется ее идеями об отказе от исключительности человека и о необходимости симбиоза с другими биологическими видами. Но удивительным образом его проект почти лишен той радикальной критики господствующих порядков, что свойственна Харауэй. Она вынесена за скобку, как бы подразумевается, но именно отсутствие ее внятной проговоренности становится главным слепым пятном всего проекта. Ратти выискивает в текстах Харауэй оптимизм (который там действительно есть) и строит на нем — и на удивительной особенности человека предаваться грезам — весь свой проект. И получается, что человек, реально существующий в 2025 году, — максимально фрустрированный и раздавленный войнами, повсеместным политическим кризисом, невозможностью осуществить реальные общественные трансформации, — должен стать частью целого и желательного другого целого, чтобы заработать оптимизм по поводу того, что условный Илон Маск полетит на Марс.
Интересно, что Ратти призвал участников национальных павильонов также поработать с заявленной темой (обычно это совершенно необязательно). Кураторскому желанию метанарратива подыграли многие. «Золотой лев», например, достался Бахрейну за проект Heatwave под руководством итальянца Андреа Фарагуны, сооснователя берлинского бюро Sub, в мире искусства известного как архитектор многих выставок художницы Анны Имхов. Павильон предлагает альтернативные способы охлаждения пространств в экстремальных погодных условиях: разработанная система подает охлажденный воздух буквально из-под земли. Это минималистичное, но брутальное пространство, проекция из нашего недалекого будущего.
Heatwave, Павильон Бахрейна, проект под кураторством архитектора Андреа Фарагуны
Еще одним «национальным» высказыванием на тему инноваций и нечеловеческого разума стал проект Бельгии. Архитектор Бас Сметс и климатолог Валери Труэ представили тотальную инсталляцию Building Biospheres, в которой тропические растения, способные регулировать микроклимат, потенциально становятся главным центром управления зданий будущего, меняя качество воздуха, температуры и прочие параметры. Весь павильон — огромная оранжерея, из которой тянутся провода к машине, обрабатывающей полученные данные.
Building Biospheres, павильон Бельгии, проект под кураторством Баса Сметса в сотрудничестве с нейробиологом Стефано Манкузо
Довольно выразительно с темой «коллективного интеллекта», сообщества поработали кураторы «святого» павильона, то есть Ватикана. Проект Opera Aperta показывает процесс реставрации бывшей венецианской консерватории (по традиции они находились на территории монастырей). Сам павильон закрыт строительными лесами, полы укрыты защитными пленками, периодически ведутся какие-то работы, а в это время коллектив архитекторов, инженеров и реставраторов встречается за обсуждением рабочего процесса и собственно работает. Студенты, музыканты и зрители могут музицировать на установленных там же в реставрирующихся пространствах музыкальных инструментах или обсуждать за «круглым столом» насущные проблемы — достаточно забронировать слот для того и другого.
Opera Aperta, Ватикан
Пожалуй, самым художественно выразительным жестом в рамках именно архитектурной выставки стали закрытые, неработающие павильоны. Среди них по-прежнему Россия и Израиль, и зритель понимает, что их статус — сюда сейчас нельзя (хотя павильон России и закрыт для выставок в этом году, но в нем работает образовательный центр), как бы говорят нам стены, сообщая имя страны, — не связан с прагматикой художественного. Практики загораживания, закрытия становятся нехитрым решением проблем. Строительные леса или стиль under constructions, к которому прибегли некоторые павильоны в ожидании реального ремонта, несколько меркнут на фоне зданий, закрытых самой историей.
Среди проектов, осознанно играющих с форматом художественного высказывания, многие критики отмечали Sidelined от нидерландского павильона. Это пространство вымышленного спортивного бара, где смотрят альтернативную футбольную игру Anonymous Allyship. На венецианском стадионе встречаются три команды, только некоторые участники которых знают, кто с кем и кто против кого (в съемке участвовали спортсменки из женской футбольной команды Венеции) играет. Из хаоса, благодаря наблюдению и взаимодействию «слепых» игроков с теми, у кого есть информация, постепенно вырисовывается логика игры. Эта история в некотором смысле перекликается с запросом Ратти на исследование коллективного интеллекта.
Sidelined, павильон Нидерландов, Het Nieuwe Instituut
Еще одним теневым фаворитом стали Lares and Penates от павильона Польши, где иронично переосмысляются современные объекты безопасности — огнетушители, аварийные выходы, дверные глазки — в контексте архаичных суеверий. В проекте выстроены алтари с огнетушителями, нарисована целая серия альтернативных предупреждающих знаков, на которых вместо привычных нам по многим общественным пространствам запретов («не влезай — убьет» и пр.) изображены, например, запреты пожимать руки через порог или рекомендации зажигать свечу во время грозы. Это один из немногих проектов не о будущем — утопическом или дистопическом, и не о постгуманическом или дигитальном, а как раз о максимально человеческом, о страхе как о ядре нашего вида. Интересно, что именно страха — несмотря на некоторые пугающие элементы science fiction — лишен основной проект. И кажется, что это связано с тем, каким статусом куратор наделяет главных акторов своего действия. Вероятно, архитектор для Ратти — это демиург, появившийся в мире, где его не должно было быть, и значит, ему нечего бояться.
Lares and Penates, павильон Польши
