Товары первой необходимости
ТЕКСТ:
АНТОН ХИТРОВ
В России антивоенное искусство переходит в партизанский режим, но за границей российские художники работают с этой повесткой открыто. В Швейцарии, в параллельной программе ярмарки современного искусства Art Basel, открылась выставка художника Курил Что «Товары» об одной из самых стыдных сторон любого военного конфликта — мародерстве. Антон Хитров рассказывает о выставке и способах выразить свою гражданскую позицию.
Основатель и экс-куратор петербургского Музея стрит-арта Андрей Зайцев работает под псевдонимом Курил Что с 2014 года, его форматы — графика, живопись, керамика и уличное искусство. В десятые годы главными темами художника были репрессии, показной патриотизм и такая же показная духовность. Три года назад Курил Что переехал в Португалию. Его вниманием завладела другая система, гораздо более распространенная и влиятельная — капитализм. Один из его любимых трюков — превращать дорогое в дешевое и наоборот. Художник то перерисовывает от руки лого «Мерседеса» и «Ламборджини», то пишет на пейзажах объявления с гаражей, то вышивает автограф на челночной сумке. Все это — чтобы заставить нас усомниться в адекватности рынка (где, к примеру, труд одного талантливого художника стоит огромных денег, а другие работают бесплатно).
Сумки челноков не дают покоя не только художникам, но и модным домам. В разные годы вариации клетчатой сумки были у Louis Vuitton, Celine, Gucci, Balenciaga, Thom Browne
Грубые штрихи и неправильные пропорции в работах Курил Что — это тоже вызов капитализму. Неидеально — значит, сделано человеком, а не корпорацией. Его нарочито небрежная техника делает уникальной любую серийную вещь — синий пластиковый стул, сушилку для белья, офисное кресло. Первая сольная выставка художника, антивоенный проект «Товары», организована галереей Voskhod (галерея — свежий проект Дарьи Лобынцевой, которая раньше работала в McKinsey, а теперь продвигает художников в Базеле и Москве). Работы выставили в витрине на подступах к железнодорожному вокзалу SBB. Это новые картины и керамика, в них соединились признаки обоих творческих периодов Курила Что. Автор наделяет индивидуальностью украденные военными стиральные машины, утюги и микроволновые печи, а мародеров, наоборот, обезличивает, изображая в виде игрушечных солдатиков: награбленное представляет для них куда большую ценность, чем сами они — для государства.
Нестор Энгельке
все работы: Курил Что
Константин Бенькович
Татьяна Эфрусси
Заурядные вещи — непреходящий сюжет современного искусства, взять хотя бы классиков поп-арта Энди Уорхола и Класа Ольденбурга. Можно вспомнить и примеры поближе: скажем, пенопластовые картины Татьяны Эфрусси, которые приглашают задуматься над логикой маркетологов и промышленных дизайнеров, или коллажи киевлянки Зины Исуповой, пытающиеся примирить зрителя с разнообразными проявлениями бытовой энтропии — спутанными проводами, например (сейчас от розеток и зубных щеток Исупова перешла к теме коктейлей Молотова).
зина исупова
В конце февраля художники, как и все, оказались в незнакомой реальности. Что им теперь делать? Это вопрос не только гражданского выбора (сотрудничать или не сотрудничать с галереями, ожидать ли публичной пацифистской позиции от институций-партнеров), но и узкопрофессионального. Изображать солдат, жертв, оружие — очевидный, но рискованный путь. Во-первых, это чревато грубой манипуляцией и вплотную приближает художника к позиции пусть и «хорошего», но пропагандиста. Во-вторых, документальные фото и видео всегда будут убедительнее такого искусства. Это одна из причин, почему некоторые художники предпочитают персонажам-людям персонажи-вещи, когда пытаются осмыслить жертвы и разрушения, международную изоляцию страны или новую волну эмиграции.
Примеров много. Константин Бенькович, верный своему любимому материалу — арматуре, создал памятник эмигрантам. Его стальной чемодан-клетка — простой символ, слово «чемодан» в русском языке крепко связано с эмиграцией. Но образ получился емким: в нем и память о несвободе, которую бежавшие от режима россияне вынуждены возить с собой, и материализация выражения «тяжелая пустота».
Архитектор и художник Нестор Энгельке, мастер эстетики «русского бедного» (по аналогии с «итальянским бедным» — Arte Povera — прим. The Blueprint), рисующий топором по дереву, сделал из досок полутораметровую карточку Сбербанка и назвал ее «Зарплатной картой нового образца». Архаичный материал и брутальная техника остроумно иллюстрируют нашу риторику импортозамещения. Масштаб работы напоминает старую шутку о «самых больших в мире советских микросхемах»: по сути, Энгельке возрождает полузабытый (впрочем, характерный для авторитарных обществ) жанр анекдота, только в скульптуре.
Повседневные вещи способны передавать коллективный опыт — они у многих более-менее одинаковы. Этим пользуются и Бенькович, и Энгельке, и, скажем, Саша Повзнер, который рассказывает через повседневные предметы о жизни эмигранта в Стамбуле. Выставка Курил Что «Товары» работает иначе — к опыту зрителя она не имеет никакого отношения. Искать параллели к этому проекту надо не столько в современном искусстве, сколько в журналистике. Предметы, которые компрометируют своих (незаконных) владельцев — мотив, объединяющий «Товары» с самыми резонансными политическими расследованиями. Туалетный ершик ценой почти в две медианных российских зарплаты и похищенная стиральная машина — в картине мира автора являются парными символами. По отдельности они рассказывают о лицемерии государства, а вместе — о фатальном общественном расслоении.
Мародерство свидетельствует не только о том, что контракты подписывают в основном самые бедные слои населения. Антрополог Александра Архипова считает, что солдаты грабят, интуитивно пытаясь придать войне хоть какой-то смысл: «В тяжелой ситуации стресса хочется сделать что-то, что оправдывает твои действия, делает их осмысленными. Человек пытается компенсировать то действие, которое считает страшным и бессмысленным, и поэтому разрешает себе воровство». Иначе говоря, бытовая техника мотивирует лучше, чем раскрученные символы с их туманным значением.
Работы, выставленные на вокзале SBB, легко принять за рекламу стиральных машин, особенно если вы спешите на поезд и не присматриваетесь. Эта мимикрия под коммерцию — важный нюанс в замысле проекта: в привычном пространстве галереи или музея он бы многого лишился. Посреди транспортного хаба антивоенная выставка вынуждена конкурировать за внимание с десятками других раздражителей — совсем как военные новости в медийном потоке. Ее случайный зритель понимает, что мог бы пройти мимо, перепутав окно галереи с обычной витриной, — но, заставив себя присмотреться, больше ценит произведенное на него впечатление.
Важный момент — реклама и художественный проект о войне обращаются не просто к разным, а к противоположным человеческим устремлениям. Реклама обещает комфорт. Антивоенное искусство призывает к солидарности, которая подразумевает хотя бы частичный, но отказ от комфорта. Например, от относительно низких счетов за отопление (если вы живете в Европе). Получается, что когда художник маскирует выставку под рекламный стенд, он вынуждает европейского зрителя думать о противоречиях между антивоенной повесткой и логикой капитализма.
