Герой
дегероизации

Текст:
Кристина Майер, Мария Бессмертная

ФОТО:
GETTY IMAGES, ТАСС, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

«Каждый раз, когда я смотрю на его новые работы, будь то книга или выставка, они оказывают на меня глубокое влияние. Мои глупые слова и близко не передадут, как много он для меня значит» — это строчки из трогательного письма одного из самых модных фэшн-фотографов современности Юргена Теллера о его любимом фотографе Борисе Михайлове. 25 августа классику харьковской школы, у которого Теллер, конечно, многое позаимствовал, исполняется 85 лет, 50 из которых он более чем успешно провел за объективом: выставки в МоМА, Венецианская биеннале, ретроспектива в Европейском доме фотографии в Париже и премия «Хассельблад» (фотоаналог Нобелевской) тому подтверждение. Рассказываем, как фотограф-самоучка превратил порнографические сюжеты из жизни советских алкоголиков в высокое искусство.

Контекст:

Харьковская школа фотографии 

В конце 1960-х Харьков был, что называется, местом силы: по улицам города ходил сердитый на весь белый свет Эдуард Лимонов, Вагрич Бахчанян (будущий автор великого «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью») присматривался к редимейду и организовывал во дворах неофициальные однодневные выставки, в киноклубе при Доме художественной самодеятельности профсоюзов режиссер Арон Каневский воспитывал местных стиляг, и было понятно — вот-вот что-то случится.

Юрий Милославский, Вагрич Бахчанян и Эдуард Лимонов в молодости

Евгений Павлов.
Из серии «Скрипка»,
1972

И что-то случилось. Называлось оно фотографической группой «Время», организована была в 1971 году. А ее первый состав — Александр Супрун, Геннадий Тубалев, Олег Малеванный, Юрий Рупин, Евгений Павлов и наш герой — устроили тихую революцию в советской, а потом и мировой фотографии. Они будут документировать «не парадную» советскую жизнь — ездить на заводы, в «психушки», фотографировать бездомных и алкашей, ценить жанр ню — в общем, заниматься всем тем, что приводило в ужас рядового читателя журнала «Советская фотография». «Когда мы занимались художественной фотографией, позволить себе субъективность было чем-то вроде социального подвига», — скажет потом Евгений Павлов.

Ю. Рупин. “Ночь”, 1974

Конференция на выставке группы «Время» в Харьковском доме ученых,
1983

Олег Малеваный.
Акт III. Композиция, 1972

Ю. Рупин. "Баня", 1972

Борис Михайлов,
«БЕЗ НАЗВАНИЯ» из серии «Крымский снобизм», 1981

Революционная деятельность при этом велась на самом высоком художественном уровне — художники прекрасно понимали, что уходить от «официальной» фотографии, чьей единственной задачей было прославление страны, надо не только на этическом, но и на эстетическом уровне. В цене были коллажи, субъективность взгляда, потом — перформанс. Для этого даже была придумана своя теория — называлась она «теорией удара» — смотрящего важно было ошарашить, тем самым привести в чувства. Михайлов, например, вообще любил снимать «с пояса», так, чтобы его герои точно не увидели, что их фотографируют — ракурс по тем временам неслыханный.

Подтекст:

Борьба с советским          и российским официозом

«Вчерашний бутерброд»

«Мне почему-то как-то сразу повезло. В самом начале, когда я только начинал заниматься фотографией, просто сложив два слайда, я неожиданно получил сложное фотографическое изображение. Таким сложением была сделана серия „Вчерашний бутерброд“, которая своей необычностью уже в начале 1970-х принесла мне первый фотографический успех, особенно среди киношников. Складывая слайды, я получал какую-то обобщающую, метафорическую и уникальную картину, как мне сначала казалось, o нашей жизни», — говорит Михайлов. В то же время он, не зная о постмодернистской теории, гремевшей в США, начинает одну из своих самых известных серий — «Лурики», состоявшую не из его фотографий. Лурики — народный жанр, очень распространенный в 1970-е, когда большие цветные фотографии могли позволить себе немногие. Так, фотографы по заказу переснимали маленькие черно-белые фотографии (из паспорта например), раскатывали их на больший размер и раскрашивали. Михайлов эти фотографии коллекционировал.

«Лурики»

В андеграундную «антисоветчину» он пришел, кстати, прекрасно понимая, против чего выступает. Инженер по образованию и фотограф-любитель, он был с позором уволен с оборонного харьковского завода «Коммунар» после того, как в его фотолаборатории обнаружились фотографии в жанре ню, который в будущем будет одним из его любимых. На завод он больше не вернулся и начал искать единомышленников, которых, как оказалось, у него было в избытке.

Входили в силу Алексей Герман и Тарковский, только что вышли «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева, в Москве обосновались концептуалисты. С их неофициальным лидером — Ильей Кабаковым, еще одним летописцем «маленького советского человека», — Михайлов познакомился в начале 1980-х, и они быстро признали друг в друге союзников и подружились. Михайлов часто выставлялся в мастерской Кабакова, тот прочил ему большое будущее, называя его фотоснимки «тотальными». Под влиянием Кабакова Михайлов начинает выводить фотографию из поля фотографии — активно работает с текстом, расписывает снимки. Текст для Украинского павильона на Венецианской биеннале 2017, где выставлялся Михайлов, будет писать именно Кабаков.

Работы из серии «ВЧЕРАШНИЙ БУТЕРБРОД»,с которыми Борис Михайлов принимал участие в Венецианской Биеннале-2017

Борис Михайлов

Илья Кабаков

«ВЧЕРАШНИЙ БУТЕРБРОД»

В 1997–1998 годах Михайлов делает «Историю болезни», которая не дает покоя его коллегам и зрителям до сих пор — технически это была, строго говоря, почти fashion-съемка. Только на месте моделей были вчерашние коллеги Михайлова по заводу, спившиеся и обнищавшие, беспризорники, уличные наркоманы. Они позировали Михайлову за деньги (этичность этого до сих пор вопрос открытый), отпечатки делались огромного размера и выставлялись во всю галерейную стену (так серию показывали у Саатчи). Именно об этой серии стоит помнить всем поклонникам Юргена Теллера — Ким Кардашьян в трусах рядом с трактором — это просто мирная вариация на тему загубленных михайловских алкашей.

«История болезни», 1997–1998 

А в 2014 году в одном из залов Эрмитажа можно было увидеть фотохронику событий Майдана авторства Михайлова: люди в шлемах с щитами «Свобода», флаги и баррикады. Это были снимки из серии «Театр военных действий. Второй акт. Антракт». Как это получилось? Все просто: в Петербурге на 4 месяца поселилась европейская биеннале современного искусства «Манифеста». Несмотря на дискуссии об этичности проведения выставки в условиях политического кризиса в Украине, выставочные пространства Эрмитажа все же объединились с не характерным для него современным искусством. Рядом с михайловскими кадрами украинских протестующих развевался флаг страны. «Для меня главное настроение этой серии — напряженность, разлитая в воздухе тревога. Может быть, это ожидание войны», — сказал он тогда.

Субтекст:

Красота «некрасивого»

«Какая задача стояла у фотографов и художников андеграунда? Не отдавая себе отчета, мы занимались выравниванием избыточного советского; при этом нужно было найти такие средства, чтоб тебя не посадили. Все это служило главному делу — дегероизации советского. Весь художественный процесс андеграунда становится понятнее, если рассматривать его с этой точки зрения. Мы жили в среднее время, когда героизм и пафос были ложью. И дегероизация с ироническим и скептическим отношением к жизни и идеологии была главной составляющей времени, его историческим ощущением. При этом в таком способе отражения реальности было художественное выравнивание исторического образа» — так Михайлов однажды описал задачи, стоявшие перед его поколением.

серия «Посмотри на меня, я смотрю на воду», 2000-2005

«Дегероизация советского» — словосочетание, понятное любому, кто когда-то ходил или видел, например, Кутузовский проспект, интересным образом отзывалась в иностранных коллегах Михайлова. Помимо Теллера среди его собеседников — мастодонты трансгрессивной фотографии (и fashion, и «уличной») — Нэн Голдинг и Ларри Кларк, среди «молодежи», конечно — Тайрон Лебон и любитель ассамбляжей и коллажей Дэш Сноу. Знают и знали ли (Сноу в 2009 году трагически погиб от передозировки наркотиков) о Михайлове последние, неизвестно, но это и не важно. Если у кого и получилось создать настоящий интернационал, так это у панков, дадаистов и «дегероизаторов».

Серия «Искусство неимущих», 1996