Стиль в спектакле «Дядя Лева»

Текст:
Настя Сотник

Фотограф:
Тау Демидов

Арт-директор:
Сергей Пацюк

Продюсер:
Макс Кузин

В Театре на Бронной идет «Дядя Лева» Константина Богомолова — спектакль — интерпретация пьесы Леонида Зорина «Покровские ворота». Изначально режиссер планировал буквально пересказать историю запутанных добрососедских отношений в коммунальной квартире, но в процессе работы родилось новое произведение. Официальная премьера состоится уже в новом театральном сезоне, а пока идут предпремьерные показы спектакля — ближайшие пройдут 23 и 30 июня. Пока же можно составить первое впечатление об этом событии — мы поговорили о «Дяде Леве» с главным художником Театра на Бронной и соавтором Богомолова Ларисой Ломакиной.

Слева направо: Владимир Храбров, Александр Семчев, Даниил Чуп, Александра Ребенок, Александра Ревенко

«Дядя Лева» для Театра на Бронной постановка важная исторически. Именно здесь в 1974 году режиссер и актер Михаил Козаков впервые поставил спектакль «Покровские ворота». В 1983 году, уже покинув театр, он снимет одноименный двухсерийный телефильм с Олегом Меньшиковым в главной роли, а еще спустя 38 лет нынешний худрук Театра на Бронной, Константин Богомолов, вновь заговорит об этом произведении.

Хотя «Дядя Лева» Богомолова — это не совсем «Покровские ворота», воспринимать новую интерпретацию отдельно от привычной — невозможно. Каждый, кто смотрел фильм, оказавшись на «Дяде Леве», испытает что-то вроде дежавю, как при взгляде на выцветшие фотографии из семейного альбома.

Даниил Чуп

Микита Ильинчик

«Я очень хорошо помню фильм: хоть он немного гротескный, на мой вкус, но все равно один из любимых. При этом мне не пришлось перед началом работы его дополнительно пересматривать ради одежды героев и обстановки — у нас совсем другие актеры и другая интонация», — рассказывает Ломакина.

Работу над костюмами для «Дяди Левы» она, как, впрочем, и всегда, начала с первых репетиций. «Обычно я рано подключаюсь и наблюдаю за процессом, за тем, как складываются характеры персонажей и, соответственно, как строятся мизансцены. Параллельно я смотрю, как двигаются актеры, какая у них пластика, как они взаимодействуют с музыкой. Костя глубоко убежден, что артист должен не играть персонажа, а принимать обстоятельства этого персонажа как свои собственные и быть максимально правдивым. Поэтому костюм должен быть не на артисте, а на персонаже. Для меня важно, чтобы актеры и актрисы с удовольствием надевали свою сценическую одежду. Если она мешает, если человеку эмоционально и физически неудобно в ней, это совершенно не дело, надо что-то менять», — объясняет Лариса.

Историческая недостоверность

В отличие от Михаила Козакова, с невероятной педантичностью воссоздавшего в своем фильме локации, костюмы и детали Москвы 1950-х, авторы «Дяди Левы» не планировали привязываться к определенному историческому периоду. «Мы берем не просто современность, а некое абстрактное советское прошлое без определенных дат. Поэтому наши декорации выглядят как пустота, из которой рождаются воспоминания и отдельные детали: диван, стол, книжный шкаф с письменным столом или просто одинокая урна», — уточняет Лариса Ломакина. «Дядя Лева» погружает в неопределенное, но знакомое каждому время.

Аскар Нигамедзянов

Особенно эта свобода от временных рамок чувствуется в женских платьях, которые в СССР менялись из десятилетия в десятилетие, а у Богомолова и Ломакиной вобрали в себя все фасоны и детали сразу. «Маргарита Хоботова весь спектакль одета скорее в стиле конца 1960-х, но нет ощущения, что мы что-то нарушили. Потому что костюмы в точности соответствуют характеру героини. Перед нами не юная, но полная сил и энергии женщина. Она, как говорит ее бывший муж Лев Хоботов, „интеллектуально развита“. И это естественным образом подчеркивается не только в платьях, но даже в ее домашней одежде», — приводит пример Ломакина. По ее словам, их с Богомоловым Хоботова — это интерпретация образов и главных икон «какого-то того, советского времени»: Людмилы Гурченко, Валентины Малявиной — и Александры Ребенок, играющей эту роль в «Дяде Леве».

Даже в свадебном платье в финальной сцене считывается характер Хоботовой. «Оно приталенное, с довольно широкой юбкой, оголяющей щиколотки. При этом платье не вызывающее. Оно как будто говорит нам: эта женщина точно решила выйти замуж, в этом нет сомнений», — подчеркивает художник по костюмам.

Даниил Чуп

Российские бренды

Игра со временем, которую затеяли создатели спектакля, отразилась и на технической стороне подбора костюмов. Так, большую часть нарядов для женских персонажей Лариса Ломакина нашла не в винтажных лавках или секонд-хендах, а у современных российских марок. «Ты просто идешь на Wildberries, где можно найти все, от Armani до каких-то китайских вещей. И ставишь фильтр на российских производителей. Так я обратила внимание на наши бренды — не именитые, со странными названиями, но их вещи идеально подходили по силуэтам. Цвета у них как будто слегка застираны, ткань в какой-то мелкий горошек или цветочек — если все это грамотно скомбинировать, появляется ощущение пленки 1970-х годов, когда все немного выцвело, но цвета еще читаются», — говорит Ломакина. Особенно много таких платьев нашлось у бренда Olivegrey: в них на сцене появляются Людочка, Алевтина и Светлана. «Платье Светланы вообще очень особенное. Когда я его увидела впервые и узнала, как оно называется, то посчитала, что это просто беспроигрышный вариант. Называется оно „Василина“, а актрису, для которой я его подбирала, зовут Василиса Перелыгина», — удивляется Ломакина. Также среди ее находок были вещи брендов Sartori Dodici и Vittoria Vicci (свадебное платье Хоботовой).

Вера Майорова

Александра Ревенко

Какие-то попали на сцену в неизменном виде, другие доводились до ума с помощью небольших деталей. Например, платье в горошек с рукавами-фонариками на героине Александры Ребенок украсили черным пояском с жемчужиной. «Когда моя 88-летняя мама смотрела этот спектакль, она то и дело говорила: „Когда-то у меня было похожее платье, а еще у меня была похожая кофточка и похожие юбки“. Другие пожилые женщины тоже удивляются, как нам удалось достать то самое платье из их молодости. А это все новое! Вот такая игра со временем», — рассказывает Ломакина.

Идеальную для воссоздания «каких-то тех времен» обувь Лариса Ломакина тоже нашла «под рукой», у российского обувного масс-маркета Kari. «Я проходила мимо витрин и увидела то, что искала. Людочку и Светочку очень хотелось обуть в босоножки с ремешками, которыми грезили наши бабушки и мамы. Как ни странно, в этом сезоне они опять в моде. Странный каблук полурюмочкой и перепонки — есть в этом что-то трогательное. С такими платьями и босоножками у нас получились образы прямо как с ретрофотографий, и я страшно обрадовалась», — вспоминает Ломакина. В том же магазине она нашла туфли для Хоботовой — лодочки на квадратном каблуке, с открытой пяткой и ремешком вокруг щиколотки, как «те самые югославские туфли, которые наши мамы и бабушки урывали в очередях». Плюс все девушки на сцене носят гольфы «прямо как тогда». «Телесные, с дурацкой резинкой — это выглядит дико старомодно, но в то же время очень ретро. А какое конкретно ретро — не важно», — говорит Ломакина.

Слева направо: Александра Ребенок, Яна Кошкина, Василиса Перелыгина

Вещи-артефакты

Часть предметов Ломакина нашла в архивах Театра на Бронной — и продолжила играть со временем, сочетая эти вещи с современными находками. Например, найденной в театре ажурной жилеткой она дополнила образ тетушки Костика, Алисы Витальевны. Ее играет Людмила Матвеевна Хмельницкая, которая в старом спектакле «Покровские ворота» исполняла роль Хоботовой. Жилетка стала символом преемственности и трогательного отношения не только к актрисе, но и к ее связи со сценой на Бронной. Как и лиловая блузка — копия еще одной находки из запасников театра, в которой Хмельницкая узнала ту, что когда-то уже надевала на сцену. «Она воскликнула: „Ой! Я в ней играла. Не помню точно, какой был спектакль, но художником точно был Мессерер [театральный художник, сценограф, педагог Борис Асафович Мессерер]!“ И она просто не выпускала эту блузку из рук, хотя играть в ней было уже невозможно: она неудобная, из ненатуральной ткани. И я пообещала, что сделаю такую же блузку, только комфортную», — вспоминает Ломакина. Помимо блузки для актрисы сшили зауженную юбку с разрезом сзади, чтобы было удобно ходить.

Еще одна уникальная вещь из запасников театра — габардиновый плащ 1950-х годов, который носит Лев Хоботов в исполнении Александра Семчева. «Сразу было понятно, что если он нам подойдет по размеру, то будет идеально. На плечах он чуть выцвел, но форму не потерял, потому что габардин очень хорошего качества. Мягкий, трогательный, ранимый, совершенно чудесный плащ. К нему мы подобрали несколько шляп, из которых больше всех Саше подошла старая мягкая серая фетровая шляпа в жесткой окантовке», — рассказывает Ломакина. А вот с костюмом для Хоботова пришлось повозиться, поскольку за последнее время актер Семчев сильно похудел. «Найти старый костюм идеального размера мы не смогли, поэтому купили новый, а художник-бутафор и мой ассистент его состарили. Потом мы строго-настрого договорились с костюмерами, чтобы они никогда не отпаривали стрелки и не трогали вытянутые коленки на брюках», — описывает Ломакина. По ее словам, получился одновременно советский и современный костюм, вокруг которого можно выстроить отдельный сюжет: «Он [Хоботов] — не последний человек, работает в издательстве, когда-то был женат, и жена ему, возможно, купила хороший костюм. А сейчас просто махнула на него рукой, он на себя тоже махнул рукой, и поэтому костюм выглядит так, как он выглядит».

Людмила Хмельницкая

Александр Семчев

А вот Игорь Верник, один из исполнителей роли Костика, играет в действительно старом костюме. Брюки и пиджак прямого силуэта нашли в запасниках. «Они у Игоря из разных костюмов, и в этом есть мальчишество, присущее самому актеру», — объясняет Ломакина. Но самая особенная вещь в его образе, по словам Ломакиной, — это рубашка. «Мы купили несколько старых рубашек 1950, 1960, 1970-х годов на „Авито“, но Игорь спросил, не буду ли я против, если он принесет что-то из вещей отца. Это было очень трогательно, очень тактично — я понимаю, что это значит для Игоря [Эмиль Верник ушел из жизни 9 апреля 2021 года]. Так что Игорь играет в папиной рубашке, и я думаю, для него это крайне важно», — уточняет Ломакина.

Образ другого сценического Костика, в исполнении Владимира Храброва, тоже сложился из нескольких артефактов. Костюм «нетривиального коричнево-серого цвета» выбрали из личного гардероба актера, лишь слегка укоротив брюки. А с рубашкой вновь помог театральный архив. «Она с таким странным отложным воротником без стойки, почти апаш. Мы пришили верхнюю пуговицу, как у нормальной рубашки, поэтому у персонажа такой забавный вид», — объясняет Лариса. Образ дополняют «очень смешные» кроссовки отечественного производства, напоминающие кроссовки 1970-х, которые привозили из Польши или Чехословакии, — «такие недоделанные, с молочной подошвой нечистого цвета и грязно-зеленые сами по себе».

Для Велюрова (Иван Шабалтас) Ломакина тоже нашла идеальную вещь в архивах театра. «В сцене знакомства Светланы и Костика на Велюрове надет бархатный халат необъятных размеров, непонятно, мужской он или женский. В этом есть невероятная прелесть: персонажу абсолютно все равно, в чем ходить по дому. Он творческий, немного вызывающий, ведет абсолютно холостяцкий образ жизни, поэтому может позволить себе все, что захочет. В этом весь он — в странных объемных штанах, висящих на подтяжках, и прямой рубашке 1980-х годов. В шейном платочке и в „выходном“ концертном пиджаке. В мешковатых брюках, надетых с новым пиджаком из черного бархата, в карман которого он засовывает по дороге настоящую красную розу, — все это про очень смешное преображение „молодого“ человека, который, что называется, прыгнул выше головы, чтобы произвести впечатление», — рассказывает Ломакина.

Владимир Храбров

Иван Шабалтас

Другие примечательные мужские костюмы — больничные пижамы, сшитые из «ужасной тряпочки советского серого цвета». Их сделали для сцены в больнице в двух экземплярах, поскольку Хоботова в «Дяде Леве», как и Костика, играют два актера. «Пижаму мы сшили по отдельным референсам, а уже по ней — все больничное безобразие, например, печальный халат из серо-голубой фланели», — уточняет Ломакина.

Цвет

Лариса Ломакина — не просто художница по костюмам. Она также участвует в работе над сценографией, поэтому ей было важно, как персонажи будут смотреться группами в мизансценах. И особенно — как их костюмы сочетаются по цветам. «Хотя в этот раз у нас собралась довольно пестрая гамма, эту цветастость нивелировала потертость красок», — объясняет Ломакина. По ее задумке, вместе все костюмы должны производить эффект старой выцветшей фотографии, и ей это удалось. Единственные яркие пятна в спектакле — красное и бордовое платья для двух исполнительниц роли Алевтины для сцены, в которой они появляются вместе. «Это такой удар током, за счет которого получилась интересная цветовая параллель. На сцене — молодая Алевтина из воспоминаний Костика, в красном платье в белый горошек. А среди зрителей сидит пожилая Алевтина — в бордовом, почти коричневом платье, на котором тоже есть горошек, пусть он и едва различим. То есть это такая „взрослая“ версия „молодого“ платья. Мне кажется, есть в этом тонкая сентиментальная нота».