Айдан Салахова, Максим Боксер, Андрей Мизиано не спорят об искусстве

О новых реалиях арт-рынка в России The Blueprint решил поговорить с непосредственными участниками перемен: коллекционером Максимом Боксером, художницей Айдан Салаховой и одним из наиболее влиятельных молодых кураторов Андреем Мизиано.

Кажется, за время карантина в ближнем кругу каждого кто-то успел (неожиданно для всех своих знакомых) купить от 30 до 50 картин, и это не предел. Главный виновник небывалого для российского рынка арт-расточительства — группа в Facebook под заголовком «Шар и Крест». Ее создатель, коллекционер Максим Боксер, в прошлом владелец бара-галереи «Перелетный кабак», придумал закрытую группу в Facebook, куда пригласил любимых художников продавать свою графику за символическую сумму (сперва верхний порог составлял 5 тыс. руб.). Некоторые работы здесь исчезают через минуту — такой в группе царит ажиотаж. Один из виновников повышенного интереса к происходящему — Айдан Салахова, чьи рисунки в обычной жизни можно купить в 10–20 раз дороже, чем она здесь предлагает. «Собака.ru» оценивает обороты группы в несколько млн руб. в месяц и, скорее всего, недооценивает — примерно такую кассу делает один коллекционер, скупивший за два месяца 500 работ со средней стоимостью 5 тыс. Почему это так важно? Потому что до настоящего момента считалось, что рынок искусства в России элитистский, графикой галеристы даже не занимались как нерентабельной, а новым художникам было никак не выбраться из-за спин признанных мастеров. О новых реалиях старший редактор The Blueprint Марина Анциперова поговорила с основателем группы, ее приглашенным куратором и самой востребованной в группе художницей.

Действующие лица:

1. Максим Боксер:

коллекционер и основатель группы «Шар и Крест» в Facebook

2. Андрей Мизиано:

куратор музея «Гараж» и активный участник группы. По приглашению Максима курировал выставку работ, выложенных в «Шар и Крест»

3. Айдан Салахова:

художница, активный участник группы. Каждый день делает три рисунка и вечером продает их в группе по 5, 8, 10 тыс. руб. Желающих купить их набираются сотни, поэтому в дискурс знающих о группе вошло выражение «охота на Айдан»

Айдан Салахова, 2020

Работа была выставлена на продажу в группе «Шар и Крест»

Михаил Заиканов, Из серии «Посуда для размышления», 2020

Работа была отобрана Андреем Мизиано для выставки «Весна, которой не было»

Марина: Максим, хочется в самом начале поздравить вас с серьезным успехом. Кажется, все разговоры сейчас в искусстве — об успехе вашей facebook-группы. У нас недавно вышел материал о коллекционерке, которая купила 400 работ — в основном у вас.

Боксер: Это не предел: есть много знакомых, которые купили от 300 до 500 работ: Алексей Прима, много купил Игорь Суханов, Леа Верни.

И вы сами, наверное?

Боксер: Да, конечно, но не так много. «Шар и Крест» занимает очень много времени: если вначале хватало на то, чтобы что-то выставлять и покупать, то сейчас я это делаю скорее в исключительных случаях — стараюсь следить за новыми и юными авторами. Покупаю, но совсем немного по сравнению с теми коллекционерами, о которых мы начали говорить.

Салахова: Я купила 100.

Мизиано: Неплохо. Я догоняю — 74, и, можно сказать, создал одного коллекционера. Это мой друг, Денис Давыдов. Денис, выразимся деликатно, fashion victim, он покупает брендовую одежду в масштабах. А на фоне того, что на три месяца такое увлечение почти потеряло смысл, он перенаправил свои ресурсы в группу «Шар и Крест». Буквально не спит ночами, спрашивает моего мнения, листает каталоги, читает специальную литературу. Это только один частный пример. Ему, кстати, дважды удалось поймать работы Айдан, и причем редкие: он взял «Глаза» на холсте и двойную кальку с обнаженной.

Салахова: Как ты хорошо все знаешь!

Андрей, а вам самому удалось поймать Айдан?

Мизиано: Я ловил трижды, на самом деле четырежды. Четвертый раз договорился с другом (у него, кстати, уже семь штук), что я ему оказываю одну услугу, не из сферы искусства, а он за это поймает Айдан. И в тот вечер он поймал. Айдан, а вы как переживаете эту ситуацию? Вся Москва собирается в онлайне вечером, чтобы поймать ваши рисунки.

Салахова: У меня не было такого никогда, чтобы каждый вечер от меня ждали новых работ. Иногда после занятий живописью и скульптурой днем совершенно не остается сил, но такая рутинная работа для «Шара и Креста» очень дисциплинирует. Она превратилась в своеобразный дневник, а по ощущениям, как мне кажется, должна напоминать актерский выход на сцену. Да, ты устал, но тебя ждут люди, им нужно показать новые работы. А ты, несмотря на то, что не можешь или не хочешь, просто должен собраться и это сделать. Иногда за последнюю секунду рисуешь — и все, готово.

Я знаю, что в личные сообщения вам пишут и предлагают в десять раз больше за эти рисунки, а вы отказываетесь и отправляете всех в группу «Шар и Крест» бороться на общих основаниях и покупать за 5–7 тыс.

Салахова: С моей подругой Аней Гершберг мы самоизолировались на даче. Я рисовала у нее на глазах, и вот однажды она положила пачку денег на стол и сказала, что хочет купить у меня, у близкой подруги, этот рисунок. А я сказала нет. В результате, как и все остальные, она пытается поймать мои рисунки в комментариях в группе «Шар и Крест».

Признайтесь, был у вас с Максимом какой-то договор изначально, что вы делаете для него специальные работы? Потому что своим успехом «Шар и Крест» в значительной степени обязан вам.

Салахова: Нет, конечно. Когда пришло приглашение в «Шар и Крест», я даже не прочитала, кто прислал приглашение, — и не знала, кто создал эту группу. Я стала там что-то покупать, а потом подумала, что надо не только тратить деньги, но и зарабатывать, — и так я стала создавать этот дневник.

Мизиано: Максим неожиданно сформировал такую экосистему, которая заработала сама собой.

Салахова: Я вообще всегда мечтала собрать коллекцию графики: обожаю рисунки, эскизы, рассматривать их и думать, что было у художника в голове. Но часто на то, чтобы пойти в гости к художнику и покопаться в его папках, просто нет времени. А здесь все эти материалы открылись. Живопись ты можешь увидеть везде, галереи ее охотно показывают, а графикой галереи никогда заниматься не будут — это дешевый формат, и никакой куратор не будет копаться у тебя в альбомах.

Боксер: В «Перелетном кабаке» я сделал 50 выставок за два года, и это были в основном графические выставки. И хорошо знаю, что, к сожалению, это не самый востребованный формат у покупателей. А здесь интернет, эта постоянная выставка-лента, общение в ней — все это помогает людям принять быстрое решение, и они понимают, что их риск минимален, и делают это с легкостью и большим удовольствием. Эта быстроменяющаяся выставка очень быстро, каким-то поразительным образом «ставит глаз» новым собирателям.

Салахова: Я наконец дачу всю завешу графикой. И все мои ближайшие расходы пойдут на рамы. Сопоставимые с расходами на сами рисунки.

Мизиано: Эта группа перезапустила сегмент артефактов, то есть эскизов, графических работ. И тот факт, что продажа происходила за пределами галереи, сделала цену совершенно иной, а покупку доступной.

Салахова: Плюс когда ты покупаешь у художников работы, ты помогаешь им в этой трудной ситуации. В этой группе выставляли свои работы несколько моих бывших студентов, положение которых я знаю, — это Андрей Архипов и Юлия Степанова. Я очень рада, что у них было ежедневное поступление денег.

Мизиано: Андрей — одно из открытий этой группы. Еще интересно то, что в результате жизни группы заводятся новые человеческие и профессиональные связи. Меня с ним в жизни связывает уже достаточно длинная переписка — и в будущем я обязательно посмотрю при встрече его портфолио. Для меня, как институционального человека, интересно появление новых имен.

Салахова: Некоторые работы, которые фейсбук не пропускает, я продаю в личной переписке. Благодаря группе у меня купило работы много незнакомых мне коллекционеров, а те, кто не мог купить рисунки, купили живопись. Более денежного месяца у меня не было в жизни.

Как вы думаете, у группы будет жизнь после карантина — и большой эффект на отечественный рынок искусства? Новые коллекционеры поняли, что можно покупать искусство и за небольшие деньги. Новые художники поняли, что они продают какие-то первые свои работы, впервые. Что, вы думаете, будет дальше?

Боксер: Важно, что появилось много новых коллекционеров. Ни они, ни художники, которые почувствовали свою востребованность, не могут никуда исчезнуть после того, как мы перейдем рубрикон карантина.

Салахова: Мне тоже кажется, что это никуда не исчезнет. Многие спрашивают, а вы будете так же часто рисовать? Конечно, я не буду рисовать по пять работ в день, но понятно: если я что-то нарисую, ту же Италию, раз в неделю, то буду выставлять в группу, чтобы продать и удовлетворить интересы коллекционеров.

Мизиано: Для меня, как для куратора, полезным оказался обзор новых имен. Айдан в начале нашего разговора упомянула, что просто нет возможности увидеть все, а в Facebook появилась новая выборка, новая логика. В какой-то момент Максим меня пригласил сделать внутри группы выставку. Я никогда не думал, что столкнусь с такой возможностью сделать выставку для работ, которые я покупаю, это. в принципе, в известной степени противоречит логике кураторской работы. Однако этот особый режим времени, места и обстоятельств сделал такой сценарий возможным. Важно, что «Шар и Крест» был порожден именно этим моментом — беспрецедентным, моментом высокой аккумуляции свободного времени. Для меня покупка Айдан после десяти вечера стала способом отвлечься от работы и, конечно, лотереей. И этот азарт стал гениальной находкой группы.

Салахова: Я покупала в основном вещи, которые не могу сама сделать, — в них есть важный признак рукодельности. Если внимательно посмотреть ленту «Шара и Креста», то можно увидеть, что вещи, которые уходят, сделаны очень качественно. Качество в современном искусстве — то, по чему мы все соскучились. Я очень люблю современное искусство, но в последнее время видела слишком много мусора, именно концептуального.

Сегодня многие перешли на компьютерное моделирование композиционного пространства, и, соответственно, ушла культура делать эскизы к инсталляциям. Если вы посмотрите на эскизы Кабакова, то сможете оценить их по графическому качеству: это очень классная графика сама по себе. Наше молодое поколение не может нарисовать эскизы, и хочется верить, что эта группа как раз вернет к жизни ручное проектирование или исполнение графических эскизов. Потому что мусор надоел, если честно. Не могу его больше видеть.

Мизиано: От этого устали мы все. И на рынке образовался такой вакуум: большие вещи ты не можешь покупать, потому что дорого, а графических хороших произведений почти нет.

Боксер: Поразительно, что людей, чувствующих картины и вообще понимающих в искусстве, оказалось существенно больше, чем мне казалось. Это видно по их реакции, по комментариям... За ними безумно интересно и приятно наблюдать, а главное, понимать, что «Шар и Крест» предоставил им на выбор художественные произведения в огромном количестве и доступном ценовом диапазоне.

Какое у вас ощущение от искусства, которое создается во время карантина? Какое оно?

Боксер: Художники очень по-разному относятся к этому времени и своей работе в этот период. Кто-то пересматривает свое творчество и предлагает знакомство со своими ранними работами, архивными листами. Я представляю, как художник, сидя в мастерской, перебирает папки. А другой, наоборот, работает, может создавать новую тематическую серию, коллекцию. Одни медитативно погружается в самоисследование или создают метафизические натюрморты, другие могут быть злободневны и даже спекулятивны.

Салахова: Находясь в самоизоляции, ты чувствуешь себя свободным от своих собственных проектов. Я получила возможность вытаскивать у себя из головы все то, что тогда у меня было не нарисовано, несказанно. Пока занимаешься большими проектами для выставок или на заказ, то не чувствуешь себя свободным по отношению к своему собственному творчеству. А тут получается некая отдушина, где ты выкладываешь то, что, возможно, в прошлом не успел реализовать.

Мизиано: Два типа искусства действительно, нереализованное и архив. Третий вид искусства, который я бы к ним добавил, — это спекулятивное искусство. А именно запрещающие ленты, маски, опустевшие дворы и прочие городские пространства. Я еще отметил бы в рамках выставки особое внимание к предметному миру: ложки, вилки, кастрюли. Важно еще сказать не о том, что появилось, а что прекратилось. Закончилось упование на онлайн и диджитал как на новое благо в искусстве, какие-то явные спекуляции приостановились. Зато вернулись различные фейс-ту-фейс-коммуникации, и дальше будет больше. Дико интересную мысль прочитал в «Нью-Йорк таймс», в разделе технологий некая Нелли Боулс выпустила статью, где она заметила, что офлайн-товар/-услуга становится привилегией и люксом. Потому что сейчас все существует онлайн: курсы английского, аэробика, образование, секс, составление выставок. Поэтому офлайн становится очень элитарной вещью, и она приводит пример, что самые дорогие американские университеты как раз придерживаются в хорошем смысле консервативной линии — проводят занятия офлайн и подают их как некоторую привилегию. Все цифровое образование убивает важный аспект студенчества, появление социальных связей, студенческой личной дружбы и семинарский план занятий.

Но при этом офлайн, а именно галерейный бизнес, очень беспокоится по поводу активности «Шара и Креста».

Салахова: Я не думаю, что галереи просядут. Они графикой же не занимаются. Этот кусок рынка не задевает галереи.

Боксер: Кроме того, появилось много новых коллекционеров, и неизбежно увеличится интерес к рынку искусств в целом, для многих из них откроется новый мир, новый образ жизни, они будут ходить на выставки, читать книги на эту тему, листать бесчисленные каталоги, обсуждать картины с детьми и друзьями, сравнивать их со своими, покупать новые, разумеется, и так далее до бесконечности.

Мизиано: Это дело аппетита. Мне сложно рассуждать о рынке, но все-таки если мы говорим о продажах, то мне кажется, что это немного разные типы аппетита. Кроме того, искусство никогда еще не было так демократизировано. Люди, которые борются со стрессом, обычно покупают какую-то одну вещь, а теперь могут каждый вечер налить себе вино, открыть Facebook, приобрести ту же работу Айдан.

Боксер: Согласен, как тип досуга это очень интересно.

Мизиано: Четыре моих друга просто скидывают мне деньги и говорят: Андрей, покупай что хочешь, мы не можем дежурить в группе, у нас скучные корпоративные зумы.

Салахова: Да, многие посадили своих людей покупать.

Мизиано: Я понял, что это очень много моего времени занимает, да и экспертных сил, но десятка три работ им купил.

Салахова: Мой ассистент даже представить не мог, что будет так много работать на карантине, развозя работы. И я думаю, что мы создали хорошую активность магазину «Передвижник», потому что в нем закончилось все: бумага «Фабриано» сейчас на вес золота.

Мизиано: Есть и расстройства. Например, Евгений Асс выложил один рисунок и исчез. Рисунок, который вы, Максим, у меня прямо перед носом выхватили. Мне на секунду позвонили в дверь — это был курьер, — и я отвлекся. Асс обещал выложить еще, но так и не выложил.

Боксер: Да, был такой эпизод вначале, но позже я перестал быстро реагировать на новые работы самых популярных участников, совершенно сознательно, чтобы не было искушения пользоваться возможностью модератора видеть работы чуть раньше остальных, я сознательно ничего не покупаю у сверхвостребованных художников. Мой выбор нацелен, как раз на каких-то молодых и малоизвестных, часто иногородних художников.

Таких цен, как вначале, я думаю, уже не будет.

Салахова: Больше 10–20 тыс. цены точно не надо делать.

Боксер: Я предложил Айдан издать альбом рисунков, проданных в группе, и уверен, что мы сделаем из них замечательную папку — своеобразный календарь карантинной жизни, — которую смогут иметь все желающие как воспоминание об этих днях и как художественное произведение.

Салахова: А вообще я даже рада этой пандемии. Как бывший галерист я ненавижу вернисажи, потому что люди приходят не смотреть искусство, а целоваться, обниматься и так далее. Я думаю, что вернисажи в будущем отменятся и наконец будут приходить люди, которые интересуются искусством, а не делают селфи на фоне работ.

Мизиано: Это неизбежно. Мне кажется, что человек, обладающий искусством, смотрит на картины по-другому, а так как стало очень много новых владельцев, то они придут и будут смотреть на искусство по-новому.

Вот Айдан сказала, что рада карантину, и последним мне хочется вам адресовать личный вопрос. Вы выглядите энергичными, совсем не подавленными ситуацией, поэтому хочется спросить, как вы справляетесь со стрессом и в принципе переживаете это непростое время, когда будущее стало совсем не ясно, а новости транслируют апокалиптическую картину: великие умирают от коронавируса, экономика падает, конфликты внутри отдельных стран перерастают в вооруженные простесты?

Боксер: Незадолго до карантина у меня открылась важная выставка в фонде In Artibus, и мне пришлось полностью перестроиться, по-другому вести соцсети, рассказывать и показывать историю этой выставки. Такое ощущение, что я никогда столько не работал. Причем работа такая для меня не была характерна: она сосредоточена в компьютере, который я использовал раньше не для работы, а для просмотра новостей, программ, фильмов — и всего этого я не успеваю сделать теперь. С одной стороны, я очень устал, а с другой стороны, я сделал так много того, чего бы я не сделал в другой ситуации. Поэтому я не жалею, что не потратил время на просмотры этих всех передач, походы в кафе, бессмысленные встречи и разговоры. Но также я могу сказать, что нахожусь в какой-то степени на пределе, так как происходит много нестандартного, необычного и требующего много сил, внимания и энергии.

Салахова: Я не могу ничего изменить, но могу самоизолироваться. Чтобы морально устоять, я читаю новости утром минут десять и вечером. Иногда, когда пишу живопись, слушаю радио, а так в основном я слушаю музыку. Я заполняю внутреннее пространство занятиями, чтобы не думать о том, что происходит вокруг. Меня это расстраивает, что происходит ментально со знакомыми мне людьми людьми, кажется, что в их голове разрушаются логические цепочки и понимание ситуации. Как я справляюсь с этим? Сажаю на даче цветочки.

Мизиано: Мы все хорошо выглядим, потому что находимся в привилегированном положении. У нас есть жилье, за которое надо платить лишь квартплату, у нас есть та или иная занятость. Новый всплеск профессиональной деятельности дает энергию. Хотя мы все истощены, устали, эти «энергии» дают толчок, чтобы двигаться в будущее. У меня сейчас возник странный внутренний монолог, как бы я хотел отдохнуть в идеале? И мне ничего не приходит в голову.

Да, возник очень странный момент. Есть определенное будущее, в которое мы все стремимся, но не понятно, когда оно наступит. Есть прошлое, где мы хоть в чем-то уверены, — и то, что происходим сейчас, совершенно непонятное время. Помните, как называлась предыдущая Венецианская биеннале? «Чтобы нам жить в интересные времена».

Салахова: Мне позвонила моя подруга, ей 80 лет, она итальянский скульптор. Она сейчас очень расстроена, что карантин заканчивается. Это было прекрасное время для ее творчества, ее никто не дергал, и она считает, что молодые художники почувствовали эту прелесть сосредоточения на своем творчестве. Что в будущее они возьмут этот опыт и больше не будут размениваться своим временем.

У меня всегда было это чувство, что когда сидишь на пафосном ужине, то время просто уходит в никуда. И даже сейчас когда я себе устраиваю обеденный перерыв, то думаю, что вот уже прошел час, а за это время я могла бы сделать так много. Я думаю, что когда мы выйдем из карантина, то не будем размениваться на пустоту. Очень много ушло пустых связей.

Боксер: Это время нас многому научило: появляется другая система ценностей, вернее, мы вспомнили о другой, старой системе ценностей. Лучше бы, конечно, без трагизма пандемии вспомнили, но уж как есть.