«Продажа — это вера, это удивление, это любовь»
ФОТО:
ЛИЗА БОТАЛОВА
ПРОДЮСЕР:
ВИКА СЛАЩУК
Петербургская Marina Gisich Gallery встречает 25-летие трилогией выставок под общим названием «Река времен не терпит льда», объединив своих лучших авторов, таких, как Марина Алексеева, Глеб Богомолов, Григорий Майофис, Виталий Пушницкий. Всего будет представлено более 30 художников. Выставка «Учитель, двойник, обезьяна» открывается для широкой публики 22 марта. Арт-критик Павел Герасименко поговорил с основательницей галереи Мариной Гисич о стратегиях коллекционирования, отношениях с художниками и ролевых моделях, которые нужны для успешного бизнеса в сфере искусства.
Квартира Марины Гисич расположена на втором этаже дома на Фонтанке прямо над галереей и хорошо известна многим — именно здесь 25 лет назад начиналась Marina Gisich Gallery и проходили первые выставки. На входе встречает миниатюрная такса мраморной расцветки по имени Каспер, названная в честь знаменитого куратора Каспера Кенига, устроившего в 2014 году биеннале «Манифеста» в Петербурге. В наши дни карьера Марины Гисич и ее галереи — конечно же, история успеха, которыми город никогда не был избалован, и, как всякая история успеха, включает не только упорный труд, но долю удачи и везение в нужный момент. Амбициозная сибирячка, участница сборной олимпийского резерва по художественной гимнастике и выпускница ленинградского института имени Лесгафта под влиянием мужа, французского бизнесмена Жан-Габриэля Аркероса, начала обращать внимание на искусство, затем захотела им заниматься и в результате сделала показ и продажу работ современных художников своей профессией, чтобы стать в ней одной из лучших. За четверть века галерея успела поработать с художниками настолько разнообразных творческих манер и биографий, что их произведения вступают между собой в естественный диалог и образуют рифмы, которые акцентирует Александр Дашевский, куратор первой из серии юбилейных выставок — «Учитель, двойник, обезьяна». Сходства и различия между художниками, по его мнению, «показывают, как кочуют внутри эпохи образы, как художники оказываются в позиции культурного наследования, даже не зная своего “предка”, как следующее десятилетие продолжает и развивает ходы, отвергнутые в предыдущем». Рассказывая об искусстве, Марина часто и легко использует спортивные метафоры, сопровождая речь жестикуляцией и пластикой тела, которая не передается сухой транскрипцией.
Перед нашей встречей я перелистал «Быть с искусством» — этот кирпич описывает все произошедшие с галереей события до начала 2022 года, но с тех пор многое изменилось во всех смыслах. Как галерист с большим стажем, ты способна поставить себя и на место художника, и на место коллекционера, и даже на место критика. Поэтому хочется, чтобы на время нашего разговора ты попробовала поменяться с ними местами. Одна из ролей — это коллекционер. Собираешь ли ты, что собираешь и как складывается коллекция?
На самом деле я буду сейчас как на лыжах, когда ты едешь влево-вправо, витать между Мариной Гисич и Marina Gisich Gallery. Когда мой муж пытается что-то купить у моих любимых коллег-галеристов, это вызывает нервное потрясение не у Марины — девушки Жан-Габриэля, а у галеристки Марины Гисич, которая считает, что нет смысла тратить свои силы, внимание и любовь на других участников арт-рынка.
Однажды мой коллекционер захотел купить работу, которую я не хотела ему продавать. Тогда я в первый раз должна была определиться, кто я в данный момент, галерист или коллекционер — то есть я меняю деньги на искусство или искусство на деньги? Удивительно, что это случилось, наверное, на пятнадцатый год моей работы — я очень много работала и покупала искусство, но никогда его не покупала как коллекционер, не было вот этого чувства, когда в силу каких-то обстоятельств ты хочешь владеть работой и жить без нее не можешь. Такое ощущение, что я наработалась и насмотрелась, а потом начала осмысленно конкурировать с другими коллекционерами, будто бы они стали для меня раздражителем. Сейчас это случается все чаще и чаще, и я не просто позволяю себе — я получаю удовольствие от того, что я в эти моменты становлюсь коллекционером, выходя из тела галериста. И это сильные эмоции.
Как галерист я в конечном счете должна продать искусство — это может быть long-term business, может быть мгновенное яркое шоу, не важно. Эти продажи связаны с продолжительностью моего с художником сотрудничества, с его талантом, с моим талантом, с обстоятельствами, в которых мы работаем, со зрелостью или незрелостью рынка. Я должна получить за искусство деньги, чтобы расшарить их на арт-рынке между людьми — художником, куратором, прессой, критикой, теми, кто делает нам рамы или перевозит работы в Москву. В этой сложной, многослойной структуре миллион людей.
Андрей Рудьев, «Мишень», 2024
За последние пять-десять лет многие слова изменили смысл — живя спокойной жизнью, мы не успели договориться «на берегу» об их значении, поэтому теперь часто наталкиваемся на взаимное непонимание. Среди таких важных для арт-рынка понятий — «художник» и «коллекционер». Сейчас многие художники уехали, их место заняли другие — внутренне и творчески они не готовы к этому и только изображают из себя художников. Также появились коллекционеры, которые изображают из себя коллекционеров. Как ты думаешь, все это симптомы упадка искусства или естественный этап?
Виталий Пушницкий, 23 из серии «Лес», 2022
Два этих понятия — художник и коллекционер — для меня имеют разную ценность. Любой человек, который купил хоть что-то в галерее, называется у нас коллекционером. У меня в телефоне есть папка «Мой коллекционер» и отдельные папки по всем другим коллекционерам, которых курируют сотрудники галереи. Все это мои коллекционеры — в последнее время их появилось очень много, некоторые даже не хотят, чтобы их называли коллекционерами, но я принципиально им в лицо говорю, что они коллекционеры, и тем самым стимулирую на возможные будущие победы, на самообразование, на желание посмотреть на себя с другой стороны.
Лет семь назад, еще до коронавируса, происходящее в других областях нашей жизни начало колоссально влиять на арт-рынок, и у многих возникла социальная необходимость «быть с искусством». Можно сказать, «быть модным», но это неправильное слово — скорее, «быть вовлеченным». Сейчас число людей, которые резко вертикально вошли в стадию начального коллекционирования, имеет прирост не в 2–3 раза, а умножается на 4–5. Я это вижу по продажам в галерее, а еще больше по той бесплатной работе, которую галерист обязан делать, потому что, если будешь думать только о результате, ничего не получится, нужно думать о работе как о процессе. Если ты сделал 20 раз движение, возможно, один или два раза ты получишь нужный результат, но это необходимо делать. Ленивые не будут, а я как бывшая спортсменка буду, потому что при правильной технике исполнения любое количество перейдет в качество.
«то есть я меняю деньги на искусство или искусство на деньги?»
Таня Ахметгалиева, «Я не облако», 2024
Многие и материально, и психологически готовы к тому, чтобы сделать первый в своей жизни шаг. Знакомство с искусством — это либо спонтанное, либо осмысленное решение. Спонтанное — это когда ты идешь, вот понравилось, купила. В этом есть честность эмоций и незрелость поступка, оценив который, второй раз так не сделаешь. Я сама проходила этот путь. Зрелость — когда я говорю коллекционерам, которые хотят что-то купить: «Берем аскезу на 6 месяцев или на год, ничего не покупаем, работаем над собой». Каждый месяц разбиваем на 4 недели, выбираем себе конкретную галерею, у этой галереи выбираем одного художника, смотрим, читаем, просим портфолио, делаем себе в телефоне папку, складываем туда. Другая галерея, то же самое — смотрим, кто из художников как работает, видим конкретный рынок. Но иногда надо позволять себе взять и вляпаться. Решить для себя, сколько я могу выкинуть в эту топку, взять деньги и купить. Но пока ты не заплатил свой доллар или рубль, ты никогда в жизни не станешь начинающим коллекционером или просто человеком, который собирает, — это очень важно. Именно поэтому я делаю для моих коллекционеров максимальное количество работы — прямо как моя такса Каспер, я бегу и пытаюсь пометить свою территорию. Это для меня очень важно, потому что кто-то из них будет полезен для того, что я делаю.
Художник — абсолютно другая история. Каждого художника я «примериваю» на себя. Это, наверное, эмоционально. Мне важно изучить путь автора, его развитие. Откуда взялся? Кто такой? Как упорно работает? Чего стоит? С какой стати стоит? Где продается? Кому продается? Работает в мастерской? Снобски настроен? Бунтарь? Классная личность, взрыватель порядка, политически ангажированный или наоборот? Что он может тебе сказать? Он вообще изначально способен говорить? Есть у него характер? Ты смотришь на личность, на персону, а дальше — эта персона может быть незрелой. Мне не важно, уехал он, остался или только появился. Мне важно, зачем он появился, что он собирается здесь делать. Если будет классное искусство, но персона для меня не интересна, то я, скорее всего, не смогу с этим автором работать.
Керим Рагимов, 51 из серии «Ярмарка страха», 2022
Григорий Майофис, «Размер мелковат», 2017
Если посмотреть назад, были ли у тебя ошибки — были авторы, взаимодействие с которыми не удалось, хотя они обладали необходимыми для художника качествами?
Думаю, по сравнению с моими коллегами в России это просто мизерный процент — несостоявшиеся марьяжи были буквально с тремя художниками. С одним я не смогла работать как с личностью. У нас был скандал, слава богу, что это случилось в самом начале. Я уже сказала, что должна быть в гармонии с художником. Я не критикую персону, но могу быть не согласна с позицией по отношению к миру, к жизни, ко мне лично. Был еще один прекрасный художник — я понимала, что как галерист не смогу ему ничего дать, потому что не верю в него. Я его уважаю, но не смогу отстаивать его талант. Еще был один замечательный художник, и он есть в моей коллекции, но, к сожалению, я не смогла с ним работать, так как ради него я должна была бы уйти в другое направление деятельности галереи, а я не могу быть на 360 градусов всеядной. Во всех трех случаях это был отказ галереи от художника — хочется всегда оставаться с искусством в честных отношениях. Я должна быть плодородна для художника, я должна его поддерживать, взращивать на своем эндометрии — систему ЭКО многие проходили, знают, что это такое. Образно говоря, если твой эндометрий недостаточно развит и ты не напитал его, то плод не сможет развиваться. Дальше ты, как родитель, оберегаешь, держишь и ведешь художника. Я всегда говорю: не все живут с мужьями и женами по 25 лет, а я со многими моими художниками работаю от 20 лет или больше. У нас прекрасные отношения. Меня мои художники любят, уважают, и я их уважаю прежде всего.
«иногда надо позволять себе взять и вляпаться»
Есть известная проблема: художник хочет развиваться, делать что-то новое, уходить в поиски, а галерея хочет, чтобы он продолжал делать продающиеся узнаваемые работы. Каков баланс между поиском художником собственного языка (обычно это бывает у молодых авторов) и желанием галереи, чтобы творческое лицо было видно за версту в боксе на ярмарке? Насколько ты можешь внутренне позволить себе поводок? Каспер, наверное, на рулетке?
Он на поводке, кстати. На коротком. Можно посмотреть за все 25 лет — никогда никому мы не ставим никаких барьеров. Любая выставка в галерее связана с тем, что хочет сделать художник. Я его поддержу в этой истории. Хочет? — Давай. Сдохнем вместе? — Давай! Я сделаю все, чтобы профессионально показать и продать искусство, продумаю, как это сделать. Если что-то меняется в технике, в инструментарии, в остроте высказывания, то мы вместе с художником входим в это испытание и вместе можем не дождаться аплодисментов. Если я делаю максимальное усилие, но это не принимается рынком, ну, значит, тогда будем возвращаться на исходные позиции. Любая современная галерея должна иметь возможность быть материально независимой, мои деньги должны приходить ко мне ежемесячно. За 25 лет я смогла продумать систему, которая позволяет мне вести ежедневную работу независимо от внешних и внутренних обстоятельств. Сейчас в галерее 36 художников, я всех 36 художников продаю. Я понимаю, что если какой-то художник встал в продажах, значит, я буду пытаться фокусировать внимание коллекционеров именно на него, чтобы дать ему возможность хоть немного подышать. Потому что продажа — это не только продажа, продажа — это аплодисменты. Это понимание, что с тобой внешний мир говорит — для художника это очень важно. Продажа важна, потому что это вера, это удивление, это любовь внешняя, которая дает художнику силы на следующее исследование.
Ася Маракулина, «Когда закрываю глаза», 2019
«не все живут с мужьями и женами по 25 лет, а я со многими моими художниками работаю от 20 лет или больше»
Marina Gisich Gallery — единственная петербургская галерея, которая осознает себя сейчас в качестве культурного и финансового хаба. Есть несколько коллекционеров, которые хотят сделать открытые хранения, публичные коллекции, частные музеи. Говорить о новом музее современного искусства сейчас бессмысленно, но как тебе видится ситуация, когда искусство будет представлено так, как должно быть?
Мне почему-то кажется, что мы реально близки к такой ситуации. Понятно, что есть темы, на которые мы можем более откровенно говорить, на какие-то темы вообще не можем говорить. Тем не менее, если мы вообще не будем делать никаких соприкосновений, это бессмысленно. Возможно, частные коллекционеры при посредничестве галереи как хаба могли бы предоставить работы музеям. Допустим, есть запрос от пяти музеев в ассоциацию галерей, в которую я вхожу: друзья, пришлите, пожалуйста, список художников, — мы готовы не просто взять их на временное хранение, а дать вам в ответ некие блага. Многие мои коллеги не будут в это ввязываться, им это не надо, — а я буду, мне интересно. Допустим, я получаю предложение от Красноярска или от Ханты-Мансийска — вот выставочное пространство, мы могли бы выделить вам такое место, что вы можете предложить? Пускай они выбирают художников с сайта моей галереи, и я обращусь к коллекционерам, у кого работы этих авторов находятся в собрании. Мы можем сделать очень красивую историю, когда мы приедем с коллекционерами на открытие, допустим, мэр города или директор музея к нам выйдет, когда мы сходим вместе на ужин — из этого можно вырастить потрясающий проект. Кстати, это хорошая идея для ярмарки «1703». Эти столкновения государственного и частного возможны, потому что мы все к этому готовы. Просто надо понять, на каких уровнях в наше время мы можем это делать. Если мы не начнем сталкивать эти бильярдные шарики, ничего не получится. Проблема в том, что никто не хочет брать ответственность. Сейчас в Петербурге, в Москве, в Нижнем, в Казани, в Екатеринбурге мы находимся уже на очень хорошем подъеме. У меня много региональных коллекционеров — это люди, которые могут быть материально полезны на местах. И я как галеристка должна продумать, как мне договориться с моими коллекционерами из регионов поддержать современное искусства на их территории. Как бы странно это ни звучало сегодня, я уверена, что получится. Я оптимистка.
Юрий Никифоров, «Глаз-разрез», 2010
