Сахарная Глазун 

текст:
Полина Садовникова

фото:
Александр Гронский

До 18 мая в ММОМА на Гоголевском бульваре идет выставка «”Это лучшее, что у нас есть” Выбор The Art Newspaper Russia». Показывают работы Ильи Кабакова и Эрика Булатова, AES+F и Recycle Group. А еще — объекты-мемы Алины Глазун. 36-летняя художница родом из Кировограда работает с предметами и словами: первые тащит домой с блошиных рынков, вторые вырезает из журналов вроде «Мой друг кошка». Делает коллаборации с брендами (от Apple Music до Befree), числится в собраниях видных отечественных коллекционеров (от Антона Козлова до Дениса Химиляйне) и ведет инстаграм-аккаунт с «антисексуальными и странными» нарядами (от Maison Margiela до Simone Rocha). Из дома выходит редко, поэтому для The Blueprint Алину Глазун снял в родных стенах ее муж — известный фотограф-документалист Александр Гронский. Про искусство на злобу дня, котов и моду распросила Полина Садовникова.

Если бы я была коллекционером, то не покупала бы работы Алины Глазун,

равно как и других современных художников. Я живу в ХХI веке, поэтому работаю в этой области — странно сейчас делать какую-нибудь Венеру Виллендорфскую. Но по духу мне ближе Античность, раннее Возрождение, Средневековье. В моем случае тот самый трансцендентальный опыт можно получить только при соприкосновении с древностью. Я с бóльшим удовольствием пойду смотреть иконопись или убранство рандомной итальянской церкви, чем Пикассо. Эстетически совриск меня впечатляет меньше, концептуально — тем более. Я в принципе не очень люблю концептуальное искусство: все идеи предсказуемые. 

Я мечтала быть живописцем и работать с натюрмортами. Человек, его внутренний мир — все это меня вообще не интересует.

Когда лет в 17 я посмотрела на свои работы и поняла, что не буду таким же великим живописцем, как [Джорджо] Моранди, уверенность меня покинула. Интуитивно я продолжила работать с предметами: склеивала геометрические формы и другие части натюрмортов между собой, оформляла в композиции. Так и перешла к contemporary. Первую работу с текстом я сделала на основе спичечного коробка с надписью «производим и продаем»: случайно нашла его в подвале своего факультета и интегрировала в ассамбляж.

«Без названия», 2019

К современному искусству у меня нет ни требований, ни пожеланий. Сейчас я стараюсь воздерживаться от комментариев чужим работам, но так было не всегда.

Я по образованию искусствовед: окончила факультет МГУ, который родители поначалу считали шарашкой, но в итоге смирились. В магистратуре декан предложил мне вести курс для абитуриентов, и еще много лет — а именно до 2018-го, когда я начала официально работать с коммерческой галерей, — я зарабатывала лекциями и экскурсиями, образовательными проектами. Четко объясняла, почему это искусство хорошее, а это — не очень. А затем пересмотрела подход: ну потому что в современном мире дихотомия «хорошо — плохо» не работает, а искусство и вовсе крайне субъективно. Оно либо вызывает у тебя эмоциональный отклик, либо нет. И моя единственная цель как художника — классно проводить время. Получать удовольствие от процесса и результата.

«Утром в газете, вечером в куплете» — не мой случай. Я не делаю работы на злобу дня,

а если они таковыми кажутся, то это скорее случайность: все-таки тоже не в вакууме живу, неосознанно впитываю контекст. Слова для меня — орнаменты. Я обращаю внимание не на смысл, а на то, как буквы выглядят и звучат. Потом, бывает, оглядываюсь и думаю: ого, как срезонировало с повесткой. Хотя в моменте я ничего такого не закладывала.

«Без названия», 2025

Боли, страдания, преодоления — не мои темы. И в жизни, и в искусстве я предпочитаю радость.

В какой-то критической жизненной ситуации я бы наверное притормозила с искусством и сначала восстановила бы ощущение комфорта. Я бы не могла работать художницей, если бы переживала какую-нибудь потерю или тяжелую болезнь. Я бы занималась здоровьем. Благополучие — это база. И искусство мое создается только из этого состояния.

«Без названия», 2019

Поэтому арт-резиденции не для меня. А если вдруг там матрас неудобный?

Вне комфортной среды я превращаюсь в недееспособное существо. Если у меня не будет возможности два раза помыться, поспать в кромешной тьме и полной тишине — все, конец. Большую часть жизни я этого стеснялась: даже друзьям, которые были готовы отправиться на край света смотреть северное сияние и жить в палатке, говорила: «Ага, давайте, главное ведь впечатления». Потом себя приняла. Ну вот такой я человек, мне необходимы рафинированные условия как для жизни, так и для работы. Моя студия — дома. Там есть все, что дает мне ощущение уюта: огромные зеркала, нарядная хрустальная люстра, много пустого пространства, когтеточки и лежанки для [котов] Улисса и Федра. Обычно я сажусь на пол, а вокруг меня — магическая гора предметов.

«Без названия», 2025

«Без названия»

«Без названия»

2024

1.

2.

Почему-то некоторые работы, которые я особенно ценю, не резонируют с подписчиками, галеристами, коллекционерами.

Думаю попробовать снимать про них рилсы. Вот полгода назад я увидела на блошином рынке типичную групповую черно-белую фотографию военных. Что-то в ней меня зацепило, но цена была высоковата. Отошла на два шага и заметила на лавке книжку: на развороте гигантскими буквами было написано: «Почему он плачет?». Фраза идеально подходила под ту фотографию. Я отправила мужа торговаться, продавец ему сказал: «Ты что, мужик, тут минимум пять генералов». Мы потом еще долго смеялись с этого принципа ценообразования. В конце концов, заполучили генералов, и работа удивительным образом сложилась сама собой.

Мы с мужем не часто обсуждаем работы друг друга — слишком разные у нас территории. Но взаимовлияние видим: 

он стал уделять больше внимания тексту, я — пейзажам. Еще принуждаю его делать мне картинки: в программах я ничего не смыслю, а иногда надо прикинуть эскиз проекта. Когда требуется что-то прикрутить, упростить конструкцию работы, ему тоже приходится помогать. Ну и за фотографиями к нему обращаюсь — потом их, правда, поди получи. Он, кстати, тоже не заинтересован в портретах: люди не его тема.

У меня нет ощущения, что художники конкурируют между собой.

Непонятно, зачем пытаться кого-то обогнать, если гнаться, в общем-то, не за чем.  

Наряды я собираю примерно так же , как и свои работы: меня привлекают сложные сочетания фактур и цветов, люблю блестящее. Я не из тех, кто воспринимает одежду как способ подчеркнуть свою привлекательность.

Мой гардероб преимущественно состоит из странных, несексуальных, «игрушечных» вещей. На пилатес хожу в затертых лосинах из H&M, в магазин — в дряхлой толстовке, потому что обращать на себя внимание там, как мне кажется, неуместно. Многое из того, что я покупаю -не носибельное, хранится в коробках и просто радует глаз. Мои любимые вещи — ободки, короны и диадемы. Но ходить по улице в короне немножко асоциально.

«Без названия», 2024

Я не люблю моду — только конкретные вещи, которые часто выглядят так, будто я забрала их у ребенка на утреннике. 

Новости индустрии и тренды мне безразличны, но я ужасный шопоголик. Как только появляются лишние деньги, я сразу такая: «Боже, Farfetch, забирай все». Но последние полгода я без новых нарядов, потому что есть Гриша.  

1. «Без названия», 2020
2. «Без названия», 2025

Меня преследует череда несчастных котов. 

На лечение Гриши я уже потратила почти миллион рублей. Вышла в магазин, увидела его, хромающего и побитого, с головой набок, кровоточащим ухом. На тот момент я уже была волонтером со стажем: человеческие муки, войны и смерти — это все кошмар, но больные животные меня просто обезоруживают. Тогда я решила, что мне на следующий день уезжать, времени возиться с котом нет, надо впервые в жизни попробовать дистанцироваться, но пришла домой и разрыдалась. Как вернулась из поездки, отыскала его, взяла под опеку и начала возить по врачам. Выглядит он все еще так себе, но я уже активно ищу ему семью. Себе взять его я не готова. Во-первых, если бы я оставляла себе каждого кота, в жизни которого поучаствовала, у меня уже было бы кошек 300. Во-вторых мои [коты] Улисс и Федр будут не рады новому братику.

У меня всю жизнь один любимый мем

— с тиграми. «Проект, который мы предложили», «проект, который нам согласовали», «проект, на который хватило бюджета». Очень актуально, к сожалению.