Искусство в каждый дом

1 июля на Красной площади в рамках фестиваля «ГУМ-Red-Line» открылась выставка актуального российского паблик-арта «Красный сад». На два месяца на аллее у ГУМа выставят восемь работ Николая Полисского, Дмитрия Аске, Василисы Прокопчук и других современных художников. После выставки две работы отойдут парку «Никола-Ленивец» и мануфактуре Bosco в Калужской области, остальные — разъедутся по дворам элитных новостроек девелопера «Интеко» в Москве, который и организовал выставку. Показательный момент: если раньше современное искусство в городах в основном старались продвигать музеи и галереи или сами власти, то теперь инициатива отчасти перешла в руки застройщиков — кажется, после всех кризисов и политических заморозков, они единственные, кто может это себе позволить.

Скульптор Григорий Орехов любит рассказывать такую историю. В 1980-е его отец, Юрий Орехов, делал скульптурные композиции для Мраморного зала 14 корпуса Кремля. И на одной из работ он изобразил своих детей — сына Григория и его сестру. «Когда родилась моя дочь Агата, меня пронзила мысль, что я обязан выразить свою любовь к ней в скульптуре, чтобы это чувство осталось навсегда», — вспоминает сейчас младший Орехов.

У Орехова-старшего с «навсегда», по горькой иронии, не сложилось — 14-й корпус в 2016 году снесли вместе с Мраморным залом и всеми скульптурными композициями. Зато у младшего дела идут чуть лучше: матрешка «Агата», в отражениях полированных боков которой взяли за привычку фотографироваться москвичи и гости столицы, появилась в Столешниковом в 2019 году — сначала как временная, но потом власти города продлили ее экспонирование на «неопределенный срок». «Буду очень рад, если „Агата“ обретет московскую прописку навсегда», — говорит Орехов.

Ему повезло. Паблик-арт — объекты современного искусства, расположенные в общественных пространствах, — в России до сих пор не имеет никакого определенного статуса и редко обретает постоянную прописку на улицах за пределами парков, территорий музеев и выставок. В Москве это случается и того реже. Здесь нет своего «Клауд-гейта» Аниша Капура, как в Чикаго. Или Першинг-сквера, как в Лос-Анджелесе. Или «Сидящей женщины в драпировке» Генри Мура, как в Лондоне. Или, чего уж далеко ходить, хотя бы «Счастья не за горами» Бориса Матросова, как в Перми, или «Памятника клавиатуре» Анатолия Вяткина, как в Екатеринбурге. Словом, узнаваемого городского символа, не связанного с триадой «Кремль-Высотки-Сити», а имеющего отношение к современному искусству.

Вспоминаются разве что Лихоборские ворота Николая Полисского и Галины Лихтеровой на Алтуфьевском шоссе — да и то их пермская реплика, кажется, известна гораздо больше.

Григорий Орехов, «Агата»

Николай Полисский, «Лихоборские ворота», 2005 

Борис Матросов, «Счастье не за горами», 2009

«Паблик-арт в России, к сожалению, находится на зачаточном уровне, если сравнивать с другими странами», — говорит Орехов. У этого есть несколько причин. Во-первых, интерес городских властей к паблик-арту минимален. «Они каждый раз идут проторенной дорогой и воспринимают объект искусства в городе в виде бронзовой антропоморфной структуры, хотя уже давно появилось множество других материалов и технологий, я уже молчу про сами идеи и темы, над которыми работают художники, — говорит куратор и искусствовед Ольга Погасова, много работающая с паблик-артом в России. — В Перми заказчиком выступила власть — это был уникальный случай. Но здесь возник другой сложный момент — политические риски. Нужно понимать, что паблик-арт — это социальный компромисс и с этим действительно сложно работать. Он всегда находится в публичной сфере: звучит громко, выглядит заметно, согласуется с властью (за исключением каких-то нелегальных художественных интервенций). Поэтому при создании паблик-арт проекта приходится идти на компромисс: учитывать интересы всех участников, и художников, и заказчиков и других причастных».

Из этого же следует другая проблема: установить на улице Москвы или другого города скульптуру или объект современного искусства — не временно, не для фестиваля, а надолго — очень сложно. Попробуйте продраться через закон «О порядке возведения в городе Москве произведений монументально-декоративного искусства городского значения» — уже на названии легко споткнуться. А внутри еще много интересного — конкурсы, комиссии и так далее. «Для современных художников это очень сложный путь, — говорит Ирина Коршунова, куратор специальных проектов девелоперской компании „Интеко“. — Его могут пройти только бронзовые Владимиры, Калашниковы, памятники Есенину и так далее. Должна быть добрая воля кураторов, которые умеют работать с городом. Могу вспомнить только одну современную скульптуру в Москве на постоянной основе — это Лихоборские ворота Николая Полисского. Их разместили 16 лет назад, и с тех пор таких крупных работ не было. Проще договариваться с парками и усадьбами — у них самоуправление. Если же говорить об улицах, то это очень сложный по договоренностям механизм».

Самая очевидная проблема — финансовая. Современное искусство — вещь в принципе не дешевая, что уж говорить о масштабных скульптурных произведениях. «Тут вопрос не в больших гонорарах художников, а в стоимости производства работ, — говорит Орехов. — Хороший, качественный объект стоит очень дорого. Я считаю, что лучше вообще ничего не делать и оставить зеленую лужайку, чем установить некачественный арт-объект из пенопласта». Скульптор продолжает: «Главная проблема паблик-арта в стране — это отсутствие арт-фондов, которые готовы тратить большие средства на поддержку российских художников в создании объемных произведений для города. Как правило, в мире паблик-арт финансируется частными институциями или галереями, которые таким образом поддерживают художников и поднимают их акции».

Анатолий Вяткин, «Памятник клавиатуре», 2005 

Здесь на помощь могла бы прийти схема одного процента — по которой в большинстве штатов США в бюджет строительства любого государственного здания должен быть заложен один процент на искусство. Похожая история была и при Советском Союзе — впрочем, это привело к неоднозначным результатам: не только к шедевральным модернистским панно, но и к тысячам памятников Ленину и другой халтуре.

Сейчас в России подобных инициатив нет. А после похолодания во внутренней политике 2014 года прекратилась даже та небольшая поддержка со стороны государства, что была. Больше невозможен, например, московский фестиваль стрит-арта «Лучший город Земли» в рамках которого в Беляево масштабным муралом «АЯ» воспели Пригова. Невозможен до такой степени, что в 2020-м граффити пытались зарисовать — но после масштабной общественной кампании и заступничества главного архитектора города Сергея Кузнецова изображение стихограммы удалось отстоять. «Наша власть не понимает, что современное искусство — это такая же валюта страны, с которой, если вкладывать и продвигать во всем мире, государство будет получать дивиденды в виде налогов от продаж произведений. И главное — развитие культуры в стране», — говорит Орехов. Погасова продолжает эту мысль: «Самый сложный участник — это власть, особенно в наше время. Она боится критики общества, боится самой себя». Поэтому инициативу перехватили частные компании: фестиваль на Красной площади — яркий тому пример.

«Мы считаем, что жилые пространства должны содержать в себе и культурный слой тоже, — говорит Коршунова из „Интеко“. — Мы уже не первый год занимаемся созданием своей XXL-коллекции паблик-арта: на текущий момент она включает десять масштабных работ от восьми разных художников. Мы чувствуем, что у людей есть запрос на такой вид искусства. Они об этом сами говорят: им приятно понимать, что на территории их дома находится работа знакового художника. Это придает дополнительную ценность нашим проектам».

Аристарх Чернышев, Античная голова, 2020
Из-коллекции ИНТЕКО

Дело, конечно, не только в абстрактной любви к искусству. Так можно повысить узнаваемость предприятия — выксунский «Арт-овраг», самый крупный фестиваль паблик-арта в стране, организует благотворительный фонд Объединенной металлургической компании «ОМК-Участие». А еще искусство может попросту улучшить продажи, как в случае с «Интеко». Плюс девелоперы могут устанавливать на своих объектах что хотят, не согласовывая это с властями. «Появилась тенденция — коммерческие компании стали обращать внимание на современное искусство и, в частности, на паблик-арт, — говорит Погасова, которая сама сейчас работает над паблик-арт-проектами вместе с „ОМК-Участие“ и одной из девелоперских фирм. — Обычно это вписывается в их маркетинговую стратегию — к таким компаниям относятся и девелоперы. С помощью интеграции современного искусства в свои пространства они стараются выйти на новую аудиторию — и повысить продажи недвижимости».

«Все очень просто — у девелоперов есть деньги и площадки, где искусство можно разместить. Поэтому сейчас нужно просто показать девелоперскому и архитектурному сообществу, что есть эти авторы, которые делают классные с точки зрения искусства и архитектуры объекты», — говорит Коршунова.

Это, конечно, тоже не панацея — помимо «ОМК» и «Интеко» можно вспомнить разве что девелопера Capital Group, который в 2018 году поддержал установку трех паблик-арт-объектов в парке «Зарядье», и магазин Aizel, оплативший установку «Агаты» Орехова в Столешниковом. И эстетские частные проекты вроде «Никола-Ленивца» (которым занимается все тот же Полисский: «Все классные примеры паблик-арта в России созданы усилиями буквально нескольких людей», — говорит Погасова) или «Парка Бродского» в Веретьево — но они к городу практически не имеют отношения.

«У классных художников нет заказов на эти скульптуры. С одной стороны, галереям сложно оплачивать подобные работы — непонятно, кому их потом продать и где выставлять. А коммерческие компании часто не понимают, у кого заказывать контемпорари-арт — поэтому часто покупают очередную металлическую стрекозу или садового гнома. Скажу больше, даже продвинутые архитекторы, с которыми мы сотрудничаем, не знают современных художников и обращаются с этим вопросом к нам. К тому же люди часто не понимают, сколько проживет скульптура Полисского из орешника, допустим. Какие-то объекты мы на свой страх и риск заказывали художникам без подобного опыта. „Стабильная композиция“ Ермакова — первая его скульптура. „Хранитель“ Дмитрия Аске тоже была дебютом художника в уличной скульптуре. Теперь у него есть городские заказы — не в Москве, в других городах».

Аниш Капур «Клауд-гейт», 2004 

Генри Мур, «Лежащая женщина в драпировке», 1957 

Рикардо Легоретта, ансамбль Першинг-сквер, 1992

Сложно сказать, к чему это приведет в будущем: The Guardian британский аналог схемы одного процента скорее критикует — он привел к засилью в английских городах бессмысленных металлических конструкций («Какашка на площади», как архитектурный критик газеты Олли Уэйнрайт называет одну из них), которые не нравятся ни арт-сообществу, ни горожанам: «Физическое проявление угрызений совести девелопера». В России угрозы такой коммерциализации паблик-арта пока нет, уверяет управляющий партнер «Никола-Ленивца» Юлия Бычкова, которая курирует «Архстояние» и «Красный сад»: «С коммерческими структурами можно и нужно работать. В нашей стране хватает людей, которые готовы заплатить за достаточно острые проекты. Для этого мы — бюро «Никола-Ленивец» — создаем такие прецеденты, как на Красной площади. Мы говорим: «Не бойтесь делать большой и качественный паблик-арт и говорить на злободневные темы».

Куда отправится искусство из «Красного сада»

Роман Ермаков, «Стабильная композиция» → ЖК «Вестердам», Аминьевское шоссе, 4А

Николай Полисский, «Колонна» → West Garden, улица Минская, 1Г

Дмитрий Жуков, «Французский de Sad» → West Garden, улица Минская, 1Г

Аристарх Чернышев, «Большая античная голова» → улица Сергея Макеева, 11

Ринат Волигамси, «Звезда» → «Садовые кварталы», улица Ефремова, 10

Андрей Филиппов, «Гномон» → Ильинка, ⅜

Василиса Прокопчук и Евгений Брагин, «Непроходимая чаща» → Никола-Ленивец

Дмитрий Аске, «После Макоши» → мануфактуры Bosco, Калуга, проезд Энтузиастов, 1, строение А