видео
ВАСИЛИЙ НЕФЕДКИН
креативный директор
ЛИЗА КОЛОСОВА
продюсер
ВИКТОРИЯ СЛАЩУК
программа максимум
Редакционный директор The Blueprint Александр Перепелкин встретился с программным директором Дома культуры «ГЭС-2» Алисой Прудниковой, чтобы выяснить, какие задачи ставят перед собой кураторы, какие возможности получают художники и на какой опыт могут рассчитывать посетители — и сейчас, и через пять лет.
Мистика больших пространств
Александр:
Алиса, привет.
Алиса:
Привет.
Александр:
Я хотел тебя попросить немножко рассказать о себе: кто ты, как ты появилась в «ГЭС-2» и чем ты занималась до того, как заняла эту прекрасную и загадочную должность?
Алиса:
Я давно в искусстве. Я с 2005 года руководила ГЦСИ в Екатеринбурге (с 2020 года — Уральский филиал ГМИИ им. Пушкина). А в 2010 году придумала Уральскую индустриальную биеннале и этим определила свою дальнейшую судьбу в искусстве и какой-то главный драйв, который у меня есть. Я действительно люблю промышленные пространства, я люблю заводы, я люблю эту энергию, которая питает и художественный, и производственный процессы. Здесь в «ГЭС-2» мы находимся с вами тоже в прекрасном индустриальном пространстве. Вижу в этом какую-то логическую цепочку.
Александр:
Нам выпала честь, наверное, первыми с тобой поговорить публично после твоего назначения и объявления программы твоего первого сезона. Расскажи, пожалуйста, как случилось твое назначение. Ты прислала резюме, был открытый конкурс или тебе оборвали телефон?
Алиса:
Был звонок от Артема Бондаревского (генеральный директор «ГЭС-2») и приглашение на разговор. Собственно, с этого все началось.
Александр:
Ты же наверняка здесь была до.
Алиса:
Да, конечно. Получилось так, что и фонд V–A–C, и Уральская индустриальная биеннале начались примерно в одно и то же время. Мы работали в разных контекстах, но с очень похожими запросами: что такое художественное производство сегодня, что такое процесс, что может изменить искусство, как это превращение сделать вещественным, объектным, как сформулировать эту художественную тенденцию? Если вспоминать ретроспективно, то всегда было, наверное, внутреннее восхищение мировыми именами, большими проектами, возможностями. Говоря про «ГЭС-2», который появился из старой электростанции, — вот этот процесс превращения, который мы наблюдали тогда со стороны, был волшебным примером грандиозного проекта, такой большой международной мысли, здесь в Москве. Тогда мы смотрели на это как на огромную, какую-то недостижимую величину.
Александр:
Насколько сложно было принять это решение, учитывая, что привычного доступа к международным талантам и визионерам сейчас нет и, возможно, уже не будет.
Алиса:
Вопрос исключительно оптики, на мой взгляд. Когда мы говорим про большую международную институцию, про ценность международности, для меня всегда это был фокус разнонаправленный. Когда ты попадаешь в какую-то институцию в ситуации кризиса (и мы все находимся в ситуации кризиса), это, наверное, самый главный момент — найти те точки опоры, которые могут перезапустить процессы, оставив их ценностно стабильными. Мы с командой «ГЭС-2» начали искать эти важные точки, формулируя базовые принципы, по которым мы будем функционировать, оставаясь честными с самими собой. Наша большая миссия неизменна — это поддержка культурного производства как большого процесса, неизменны и наши ценности, такие как доступность, междисциплинарность. Но и они не высечены в камне, а формулируются именно в диалоге о проектах, в диалоге о содержании. Например, эта новая международность — вопрос, как мы ее реализуем в проектах, каким образом мы выбираем для себя партнеров и как мы находим смысл в этом большом диалоге, который для нас на самом деле открывает и новые страны, и новые контексты в той самой европейской истории, к которой мы все привыкли? Мы по-прежнему интегрированы в большой международный контекст, но наш путь длиннее и подразумевает узнавание новых территорий, которые раньше не были приоритетными.
Александр:
Нет ли дефицита достаточно глобальных идей? Если мы пойдем за примерами, есть, например, Tate Modern и его гигантский турбинный зал, который очень сложно заполнить. Есть нью-йоркский The Shed с его выдвигающейся «скорлупой», но много ли художников, которые могут сделать высказывание столь же большого масштаба? На вашей площади прекрасно до сих пор, слава богу, стоит Урс Фишер, который все здорово электризует, но в целом масштабных визионеров все-таки ограниченное количество. А от масштаба вам никуда не деться. Как быть?
Алиса:
Я, наверное, не согласна с тем, что в мире есть сколько-то, например, всего двадцать художников, которым можно сказать: вот тебе Гран-Пале. Мне все-таки кажется, что мистика таких пространств, как «ГЭС-2», больших индустриальных пространств, — в том, что, работая в них, сам становишься масштабным. Это как раз очень важный вызов для меня и для российского художественного сообщества. Программа, которую мы первую придумали для основного пространства «ГЭС-2», — это «ГЭС-2 Проспект», которая как раз дает возможность художникам попробовать вступить в диалог с архитектурой великого Ренцо Пьяно, сказать что-то, представить свою идею эту масштабному, грандиозному пространству.
Но это не самоцель. Для меня самое плохое — вступать с пространством завода в конкуренцию. Завод все равно будет тебя сильней. Важнее выстроить очень тонкую лиричную связь с этим пространством. Возможно, здесь не будет какой-нибудь огромной, многометровой штуки. Но это будет такая пронзительная история, которая расскажет очень много.
Буквально в этом году у нас будет очень важный для меня проект, который одновременно и перформативный, театральный, и художественно-инсталляционный. Это проект «52 герца», рассказывающий про самого одинокого кита в мире, который общается на частоте 52 герца, в отличие от всех остальных китов.
Александр:
Чей это проект?
Алиса:
Антона Морозова, куратора Ани Ильдатовой, и одновременно мы работаем с этим проектом как с художественным стейтментом. Этот кит является тем самым проектом для большого пространства.
Александр:
Когда он будет?
Алиса:
Осенью этого года.
Без первого мира
Александр:
Алиса, скажи мне, пожалуйста, в чем заключается твоя роль как программного директора в «ГЭС-2»?
Алиса:
Наверное, главная роль программного директора в том, чтобы идеи прекрасной кураторской команды «ГЭС-2» обретали не только форму, но и аудиторию. Это история о том, как выстроить диалог внутри и как высказаться на многих уровнях: на уровне институции, на уровне района, города, страны, мира. Собственно, наверное, так бы я это определила.
Александр:
У тебя большая команда кураторов?
Алиса:
Да. У нас очень большой программный отдел — 80 человек.
Александр:
Это мощно. С чего, собственно, начинается программирование «ГЭС-2»? Где вот эта точка бифуркации, когда вы сидите и начинаете отсчет года или сезона? Все-таки у вас нет своей коллекции. Обмен сейчас наверняка затруднен. С этим сталкиваются даже крупнейшие музеи России. Как вы подходите к этому процессу?
Алиса:
Прежде всего мы отказались от логики сезонности.
Александр:
Почему?
Алиса:
Потому что сейчас настолько сложный контекст, в ней множество разных тем, по которым нам интересно высказываться. Вообще, честно говоря, я чувствую такой глобальный тренд — уход от большетемья, от какой-то гигантомании. Это история про деление высказываний на направления, на более узкие разговоры. Мне, честно, это кажется более адекватным времени.
Александр:
А у меня, например, складывается ощущение, что все говорят только на одну тему. Куда ни приходишь, всех волнуют одни и те же вопросы.
Алиса:
У меня есть четкое противоречие со словом «всех», именно поэтому мы придумали очень важную формулировку для «ГЭС-2»: когда мы думаем про аудиторию, мы думаем о том, что «ГЭС-2» для каждого, а не для всех.
Александр:
Еще до появления «ГЭС-2» деятельность фонда V–A–C была тесно связана с современностью. Как сейчас построить современную программу, когда затруднен диалог с миром, затруднен диалог с институциями, с которыми ты много работала и, насколько я понимаю, продолжаешь работать (ты же остаешься в команде Всемирной биеннальной организации)? Каким образом вы пытаетесь или не пытаетесь не стать периферийными, региональными, отрезанными от так называемого первого мира?
Алиса:
Наверное, любая отрезанность прежде всего в голове. Говоря про современность, я понимаю, что мы, делая выставку с любым архивным материалом, говорим о нас, о сейчас. Например, мы сейчас готовим выставку с коллекцией музея в Нукусе. Но мы не мыслим шедеврами, которые можно привезти из одного места, доступного нам, в другое место, а мы мыслим эту выставку так, что архив этого музея, который является невероятной, но не осмысленной в истории искусств ценностью, будет оцифрован и станет поводом для разговора, поводом для создания новых художественных произведений.
Александр:
Тебе кажется возможным делать сегодня актуальные художественные высказывания без участия западных стран?
Алиса:
Очень важно, что приходя в новые страны, новые географии, мы видим готовность и открытость к какому-то взаимному процессу. В том числе это для нас возможность посмотреть по-новому на контекст европейский, американский, своеобразно проявленный в других местах.
Александр:
В этом сезоне вы начали говорить (мне кажется, впервые) про культурное производство здесь, в «ГЭС-2». Как появилась эта идея, как она находит воплощение?
Алиса:
Вообще, культурное производство — это как раз идея не новая. Она разрабатывалась в проектах фонда V–A–C долгие годы. «ГЭС-2» — пространство, которое уже является плацдармом для реализации лабораторных проектов. Здание «ГЭС-2» спроектировано как экосистема для производственного процесса. Здесь есть центр художественного производства (своды), здесь есть резиденция для художников, здесь есть пространство и выставочное, и общественное, в которых тоже происходит культурное производство. Это не просто слова. Мне очень важно, что за этим определением «культурное производство» стоит живой процесс, та самая механика работы художника, куратора, архитектора, дизайнера — всех. Это то, что позволяет нам развиваться как дом культуры.
Квинтэссенция соучастия
Александр:
Алиса, давай поговорим о текущем выставочном сезоне. Тяжело ли он тебе дался? Про что он и почему это несколько разных проектов? Почему вы пошли не в сторону одного тотального программного заявления, мы уже вроде поняли.
Алиса:
Как раз хотела сказать: да не сезон у нас, Саша, у нас по-другому! Прежде всего мы спрограммировали «ГЭС-2» таким образом, что, когда бы ты ни пришел сюда, у тебя всегда здесь будет выставка: одна, две или пять. Нам очень важно, чтобы ты всегда был в контексте и выставочного, и опять-таки перформативного, и музыкального, и кинопроцесса. Вот выставка «Краткая история отсутствия» просто напрашивалась быть реализованной в нашем пространстве. Это такая программа антиснобства. История про то, что современное искусство — это не какая-то элитка, с одной стороны, и не маргинальные практики, с другой. В «ГЭС-2» можно как раз говорить о балансе, о современном искусстве как о естественной составляющей жизни. Я всегда несу как флаг мысль о том, что современная культура — это нормальная повседневность. И очень важно завлечь сюда людей, заразить их любовью к тому образу жизни, который мы пропагандируем. И наши выставки как раз отвечают этой большой задаче: поговорить об истории искусства так, чтобы не делать монументальные разборы конкретной эпохи. Мы всегда идем от важной точки, от суперпонятного вопроса.
«Краткая история отсутствия» родилась из вопроса: а почему так много работ без названия? Это в каком-то смысле обывательский вопрос. Что, этим художникам лень слово написать? Так родилась большая выставка, которая осмысляет тему отсутствия в искусстве — искусство без названия, без автора, без зрителя. Мы здесь отвечаем на такой достаточно важный философский вопрос: насколько искусство способно функционировать, когда из него изымается какая-то важнейшая составляющая? Как оно себя чувствует при этом? Почему это является для художников важным концептуальным жестом? Что за этим стоит? Начиная, условно говоря, от «Черного квадрата» или от «4’33» Кейджа, когда именно отсутствие стало максимально наполненным содержанием, какова роль этого жеста, и дальше мы уже смотрим на историю искусства через эту призму.
Александр:
Если мы говорим о том, что из искусства что-то изымается, то сейчас из искусства (по крайней мере, у нас) изъяли свободу и свободу самовыражения. Мы с тобой за кулисами говорили о том, что некоторые считают, что сейчас не время говорить, а время помолчать. Как вы на это смотрите, как ты на это смотришь? Вы пытаетесь это отрефлексировать здесь или нет?
Алиса:
Какое бы произведение мы ни взяли, оно так или иначе рефлексирует эту базовую проблему свободы и несвободы как главнейшей ценности для искусства. Выставка «Краткая история отсутствия» заканчивается «Ноль объектом» Тимура Новикова, который создан в контексте квартирных выставок, в ситуации максимальной, формальной несвободы. Мы об этом можем разговаривать. Об этом говорят художественные работы. Мне кажется, необязательно писать на стене «Свобода художника», для того чтобы говорить о вещах, которые для искусства вневременные. Выставки нас погружают в пространство художественных идей, которые всегда находятся в диалоге с миром, с проблемами этого мира. Мне кажется, что важность создания проектов на сегодняшний день в том, что у человека остается пространство, где он тренирует критическое мышление, где он проявляет свою способность к рефлексии. Дальше это уже зависит от каждого зрителя, который сюда приходит. Мы тоже не оставляем его вот так наедине с этими выставками, он может пройти по ним с медиатором. Медиаторская программа, которая есть в «ГЭС-2», наверное, мощнейшая на сегодняшний день в России. Она дает этот инструмент правильного задавания вопросов.
У нас не просто красивое архитектурное пространство. Это пространство, которое тебе дает ощущение возможности и какой-то внутренней безопасности задавать эти вопросы, быть в состоянии сомнения. Как раз медиация и медиаторские туры, направленные на разную аудиторию, дают эту возможность.
Александр:
Как вы выбираете работы? Думаете ли вы о том, что какая-то работа может вызвать шквал критики, особенно на фоне прошедших закрытий выставок в Третьяковке, проекта «Гаража» в Музее современного искусства, который на один день открылся? Вырабатывается ли у вас самоцензура или вы пытаетесь делать проекты без оглядки?
Алиса:
Я думаю, что невозможно программировать под влиянием страха. Мы находимся в текущем моменте. Мы все живем в этой данной ситуации. Если нам страшно, мы идем и делаем выставку о страхах. Например, соседняя с «Отсутствием» выставка — это «Чародеи», где, собственно, молодые художники, молодое поколение рефлексируют о том, а что нам сегодня страшно. Мы понимаем, что мы можем делать выставки, которые говорят о наших эмоциях, но языком современного искусства. И говорит то самое молодое поколение, которое осталось в стране, которое живет и работает в разных российских городах. Для нас очень важно сегодня поддерживать российских художников и создавать разные возможности для них. Это не только выставки, это не только комишены художественных работ. Это грантовая программа, в которой участвуют 30 художников в год. У них есть возможность получить грант просто на свою ежедневную работу. Это программа резиденции. Это еще и определенные крючочки, когда ты из одной выставочной повестки видишь, что художник может стать частью других программ (публичных), работать с детьми, со школьными группами и так далее.
Александр:
Раз ты затронула молодежь. У меня были студенты в прошлом году. Для них многие современные вопросы, особенно гендера, самоощущения, искусственного интеллекта и так далее очень и очень важны. У нас сейчас, понятно, идет поворот в какую-то традиционность, цементирование традиционных ценностей и так далее. Насколько ты как куратор видишь разрыв между тем, что наше государство от нас хочет, и тем, что художники хотят говорить?
Алиса:
Здесь, наверное, как раз я не вижу конфликта, потому что здесь есть возможность говорить со школьниками, с подростками, с разной аудиторией, не ссылаясь на какие-то учебники. Мы не находимся в пространстве диктата определенных методик. Мы являемся авторами той методологии разговора, мы ищем тот самый язык. Сюда приходят и по 300 школьных групп в год, и огромное количество подростков, которые занимаются именно тем, чем им интересно. У меня на столе лежит прекрасный комикс, который был недавно создан подростками, которые рассуждают о миссии «ГЭС-2» и думают вместе с нами вообще о том, что это за пространство, в котором они находятся. Это очень ценно. В «ГЭС-2» есть важнейшее направление по работе с сообществами людей с ограниченными возможностями. В частности, у сообщества глухих есть прекрасная фраза: «ничего для нас без нас» (на сегодняшний день фраза используется не только сообществами людей с ограниченными возможностями, но и другими маргинализованными группами. — Прим. The Blueprint). Это, наверное, можно переложить в целом на работу с детской, подростковой аудиторией в ГЭС-2, потому что это как раз и есть квинтэссенция соучастия и то, что мы можем получить от искреннего разговора с ними.
Александр:
V-A-C и «ГЭС» с момента основания всегда шли по пути не самого простого искусства, скажем так. Насколько, на твой взгляд, люди считывают то, что вы даете, что вы рассказываете?
Алиса:
Это оказалось важнейшей задачей, когда мы стали не просто командой фонда, а командой Дома культуры «ГЭС-2». Здесь очень важно сохранять самые передовые, концептуальные, какие-то очень сложные идеи, тексты, работу с авангардом интеллектуальной мысли, но при этом создавать проекты, которые говорят с аудиторией о сложных темах через доступные, какие-то уже кураторские, экспозиционные ходы.
Александр:
Например?
Алиса:
Выставка «Краткая история искусства», мне кажется, очень важный пример такого подхода, потому что она философскую тему отсутствия раскрывает через конкретное деление на отдельные темы. Она тебе сообщает это все в текстах, она рассказывает тебе работами и целой надстройкой над этой выставкой. Если ты зритель, который по-настоящему замотивирован идти вглубь, то у тебя есть огромный слой, который тебе дает эту возможность. Продвигаться ты можешь как в более популярную сторону, так и в более специфическую, начиная от конференции, спрограммированной научным отделом, до самых популярных лекций о том, почему художник делает работу без названия.
Александр:
Каким будет 2024 год?
Алиса:
В 2024 году наконец можно будет пощупать, что мы имеем в виду под этой самой международностью. Увидеть, каким образом мы работаем с Индией, Узбекистаном, со странами Латинской Америки. Понять, что для нас значит этот диалог. Тут нужно поговорить про типологию, каким образом мы, собственно, делим программы. Мы планируем большие выставки, которые делаются на принципе транс-историчности и методики настроек. А еще нас есть выставки, которые раскрывают какие-то очень точечные, очень специфические кураторские темы. К примеру — выставка «Чародеи».
Еще одна выставка, идущая сейчас, «Облачное хранение» — это диалог мерцающего сообщества художников 90-х годов и супермолодых художников, которые работают с той же темой архива, только уже в digital-пространстве и в виртуальной реальности. Мне искренне интересны процессы, которые в целом происходят на территории России в самых разных местах. Для меня очень важно, чтобы «ГЭС-2» стал в том числе и пространством, где мы говорим не только про концептуальные идеи, а где мы создаем живые связи с городами, с культурными институциями, с людьми. Большая региональная программа, которая называется «ГЭС-2. Города», позволяет быть максимально любопытными и оставлять что-то полезное на местах. Необязательно выставкой. Возможно, какими-то другими совершенно жестами или решениями. Это для меня одно из очень интересных направлений, с которыми мы собираемся в 2024-м плотно работать.
Затормозиться и вовлечься
Александр:
Алиса, мы довольно много поговорили уже про изобразительное искусство, и насколько я понимаю, «ГЭС-2» не только про него Все-таки вы стараетесь быть настоящим домом культур. Не культуры, а культур.
Алиса:
Спорное утверждение. (Смеется). Дом культуры — это уже значит, что мы про все виды искусств. Это и есть воплощенная междисциплинарность: пространство, в котором переплетаются разные медиумы. То есть когда мы говорим о том, что Дом культуры «ГЭС-2» — это пространство, открытое для всех видов художественных практик, это ведь действительно значит то, что проекты, которые создаются внутри, они притягивают людей.
«ГЭС-2» — это и про кино, и про концерты, и про танцевальный перформанс. Наверное, как раз еще специфика этого пространства в том, что оно все может быть активировано, и везде есть место искусству. Думая над программой, например, танцевальной, мы говорим о том, что это пространство прекрасно, великолепно, но хочется уже преодолеть его рамку и выйти в другое пространство, менее конвенциональное для танца. То же самое делает музыка и музыкальные концерты, когда выходят на Проспект и создают совершенно уникальные истории, возможные только здесь. Это, конечно, с одной стороны, огромная возможность, с другой стороны, большой вызов. Это испытание для художников — умно работать с богатством технических возможностей, использовать их продуктивно для себя. В общем, наверное, как раз именно в этом месте важно сказать: когда вы приходите в «ГЭС-2», это не значит, что вы приходите выставки смотреть.
Я понимаю, что мы делаем что-то хорошо и правильно, когда «ГЭС-2» становится местом, где человек проводит время и чувствует — это его, понимает, что ему приятно наполнять свою жизнь вот таким разным содержанием. Программируя нашу линейку, наши программы, мы действительно думаем о том, что вот пришла семья — кто куда пошел, у кого какой здесь интерес? Складывается комплексный подход к каждому, кто приходит и проявляет свое любопытство.
Александр:
Вы видите уже какие-то результаты, что люди, которые к вам приходят, идут сюда, условно, не как в музей, а идут сюда за кино, за музыкой, за творчеством каким-то собственным?
Алиса:
Конечно. Мы сейчас посчитали, что если считать мероприятиями, то за первые полгода 2023 года этих мероприятий было уже больше тысячи, и у всех этих мероприятий есть аудитория. Я действительно вижу, каким образом люди, которые приходят в «ГЭС-2», идут какой-то собственной навигацией, но у каждого есть повод где-то затормозиться, возле одно из форматов, которые существуют здесь, и вовлечься в этот процесс. Наверное, именно «ГЭС-2» стал для меня материализацией огромного количества текстов, дискуссий о том, что такое соучастие. Именно здесь это реализовано на 100% практике, начиная просто от философии работы команды, где действительно очень много процессов происходит совместно, до того, как функционирует это большое здание и какие именно возможности оно предлагает.
Центр мира
Александр:
В одном из интервью ты довольно смело сказала, что в России ориентируются на Москву, а ты хотела сделать так, чтобы ориентировались на Екатеринбург.
Алиса:
Я говорила, что Екатеринбург должен быть центром мира.
Александр:
Мне кажется, как минимум во время Уральской индустриальной биеннале так действительно происходило. Изменились ли сейчас как-то твои взгляды, учитывая, что ты поменяла место дислокации?
Алиса:
Екатеринбург я продолжаю делать центром мира. Я считаю, что во многом он им стал, потому что биеннале действительно выполнило важнейшую миссию. Для меня важная оптика, когда мы не мыслим какой-то конкуренции между городами, не мыслим какой-то легитимизации одного процесса другим процессом. Я чувствую большую тенденцию уже к институциональной солидарности, когда странно сейчас мериться какими-то достижениями, большими именами или каким-то масштабным продакшном, который нужно успеть сделать к одному проекту, к биеннале и так далее.
Но при всем при этом, как ты наверняка заметила, прошедшей весной весь мир устремил глаза на Вермеера. Мне кажется, битва просто развернулась.
Александр:
Алиса:
Это как раз музей. А мы же дом культуры. В этом наше большое счастье. Нет смысла быть в этой музейной гонке. Нет смысла остаться в истории, сделав ретроспективу Вермеера «более лучшую», чем ретроспектива Вермеера 30 лет назад. Здесь как раз возможность, имея такой серьезный ресурс и имея такое грандиозное пространство, создавать ситуации того самого горизонтального взаимодействия, живого художественного процесса, который очень важен для нас и который мы можем транслировать как пример, как ценность дальше.
Меняется подход к культурному производству. Очень важно мыслить не только финальным результатом. А что дальше? А как мы действительно экологично подходим к тем процессам, которые стоят за художественным производством? Как этот процесс сделать равноправным для всех участников? Как отойти от фигуры художника-демиурга и прийти к огромной продакшн-команде? Как вместе придумать и создать путь наиболее цивилизованного, адекватного и опять-таки (повторюсь) экологичного способа создания этого произведения? Мы всегда можем найти, благодаря профессионализму всех участников процесса, какой-то самый адекватный вариант. Здесь есть возможность реализовать те самые вещи, которые сейчас еще только в воздухе, но мы к ним неизбежно придем в перспективе десяти или скольких-то еще лет. Здесь мы можем стать такой лабораторией культурного производства на новых рельсах.
Александр:
В центре вашей вселенной все-таки художник или посетитель?
Алиса:
Классный вопрос. Базово, конечно, производство начинается с художественной идеи. Но для нас очень важно, чтобы эта идея не повисла в воздухе как самоцель, самоценность, а чтобы она была воспринята аудиторией и чтобы ее можно было взять, принять, впитать и сделать своим собственным опытом.
Александр:
Раньше, мне кажется, ты мыслила какими-то пятилетками, проектами и так далее. Насколько у тебя сейчас сменился горизонт планирования? Какая у тебя точка, которую ты видишь впереди?
Алиса:
Мне кажется, все равно очень важно мыслить долгими перспективами.
Это, наверное, важный признак истории искусства, когда ты можешь заранее спрогнозировать, какой будет след в перспективе 10, 30 и 50 лет, как бы ради чего сейчас это происходит. В принципе, «ГЭС-2» почти полтора года. Мы сейчас выходим на разные горизонты, понимая, что мы одновременно создаем проекты, которые требуют недели подготовки, а какие-то проекты требуют два года. Но скорее перспектива пятилетки внутренне всегда присутствует как какое-то ощущение внутреннего вызова: а что там будет с перспективы уже какой-то временнóй дистанции и насколько любое содержание, которое мы сделали, будет соответствовать какому-то стержню, который ты чувствовал в момент, когда это делал и говорил.
Александр:
В последнее время поменялось довольно много директоров, в том числе партнеров, по вашей музейной четверке. Кому-то удалось больше, кому-то удалось меньше. Ты для себя здесь ставишь какие-то понятные себе цели, после которых Мэри Поппинс может собрать вещи, взять зонтик и полететь куда-то дальше?
Алиса:
Честно говоря, мне кажется, что после года работы где-то преступно рано думать о результатах, которые ты можешь достичь и создать. Но для меня глобальным итогом, наверное, станет то, что не нужно будет объяснять, что такое Дом культуры «ГЭС-2». Этот дом, эта институция прорастет уже в ткани города как органичная часть жизни любого человека, который живет в Москве, приехал ли в Москву. И еще один момент. Когда я думала про «ГЭС-2», еще не будучи внутри, то всегда думала о том, что надо же, как будет сложно прорасти в город. Это такая огромная мировая амбиция, такая невероятно прекрасная, но как она заработает по-настоящему в нашем контексте? Мне, во всяком случае, хочется приложить все ресурсы, чтобы она заработала.
команда:
видео
ВАСИЛИЙ НЕФЕДКИН
режиссер
ЛИЗА КОЛОСОВА
визажист
Юлия Точилова
продюсер
ВИКТОРИЯ СЛАЩУК
звукорежиссер
Михаил Моргунов
ассистент оператора
Олег Донец
