Евгения Некрасова «Ноги»

иллюстрации:

S / ЕЛИЗАВЕТА КУТИНОВА

Одна из главных героинь современной русской литературы и финалистка The Blueprint 100 — 2022, Евгения Некрасова в начале 2023 года выпускает в «Редакции Елены Шубиной»  новый сборник «Золотинка». На The Blueprint премьера вошедшего в него рассказа «Ноги».

Ирина — фельдшер в посёлке в какой-то области. Она приехала сюда сама. Ей нравятся эти места. Тут родина её прапра. Поселилась в доме своих предков, отремонтировала его. Родители, очень городские, сочли это глупостью, блажью и большой ошибкой. В старых шкафах Ирина нашла фотографию прабабки в свадебной кике. Отмыла, восстановила печь. Сделала водопровод и канализацию даже. Развела маленький огород. Без цветов. Ирина не любит цветы.

В конце дня, после пациенток-старух и одной беременной тинейджерки, приносит повестку сельский учитель. Ирина не берёт повестку в руки, будто она радиоактивная. Это ему районо вручило в городе. Учитель оставляет повестку на столе, немного торжествует. Боится, не Ирины, а повестки. Будто бюрократическое насилие этого листа распространяется и на него. Ирина пару лет назад, когда только приехала, отказалась переспать с учителем. У него маленькая лысина и трое детей. Из-за них его не заберут. Пока. Ирина тут одна на 20 км. Есть ещё её медсестра, которой 67. Учитель говорит, что ничего сделать не может, начальство приказало. И уходит немного удовлетворённый, вроде как трахнув Иринин страх.

Ирина консультирует Елену Романовну, что и как нужно делать в её отсутствие. Елена Романовна не дура, всё понимает. Ирина радуется, что не завела козу, ребёнка, мужа. Собирает рюкзак, палатку, спальник, вяленое мясо, крупы, шоколад, листовой чай, турецкий кофе, сигареты, печку «Турист», топорик, нож, кан, одежду, термобельё, аптечку, всё же влажные салфетки, бутылку, термокружку, твёрдый шампунь и мыло для тела, набор для шитья. На рассвете выключает телефон и уходит в лес. За ней и ещё за двумя парнями приезжает маршрутка, уезжает только с одним пассажиром, второй парень уехал давно и куда-то ещё в марте. Никто из местных, в том числе Елена Романовна, не знает, где Ирина.

Та пробирается глубоко в лес. Ставит палатку. Много спит. Ест вяленое мясо. Лень говорить. В лесу ей совсем не страшно. Людей же нет. Темнота охраняет. Ирина городская девочка, никогда не была в походах в детстве, но в институте много ходила со своей первой любовью. Запах палатки для Ирины связан с сексом. Она улыбается.

Воду берёт из водоёмов, кипятит её. Пьёт чай, кофе. Моется из бутылки, добавив к набранной воде кипячёную. Влажными салфетками пользуется только когда совсем холодно. Собирает красивые грибы. Тушит их. Ест просто так, чуть посолив, без всего. На Ирину смотрит долго и грустно лось с двойной вселенной рогов. Ирина кивает ему, сама не знает зачем. Лось медленно уходит.

Ирина курит. Смотрит на бумажную карту. Думает о том, что будет делать, когда закончатся сигареты, газ, еда. Размышляет, правильно ли она сделала, что отказалась от городской больницы, приехав сюда. Вроде правильно. Лес большой, но не ведёт к границе другого государства. Разве только к границе области.

Через четыре дня она выходит на трассу. Прячет рюкзак и палатку под корнями поваленного дерева, похожими на давно немытые волосы. Покупает на заправке сигареты, шоколад, лапшу, газовые баллоны, пятилитровую питьевую воду, вяленого мяса тут нет, не выдерживает, берёт тушёнку, хочется очень жира, даже принимает душ. Это дорогая блестящая автозаправка с аккуратными полками и всеми удобствами, прямо как в американских фильмах. Здесь много света, воздуха, вкусно пахнет кофейно-выпечно. Ирина за всё платит наличкой. Жуёт буррито за столиком, запивает вкусным, но очень горячим кофе. Обжигает губы, язык, нёбо. Замечает на стаканчике кофе букву зет и что-то про победу. Запихивает буррито в рот, накрывает стакан крышкой, оставляет кофе на столе и уходит, подбирая бутыль.

Этот лес глубок, заповеден, разнодерев и разнотравен. Ирина днями ввинчивается всё дальше в лес. Она встречает два раза грибников. Потом ещё молодую разнополую пару, красномордую, с безумными глазами, пьющую что-то мутное, будто лужу, из одной пластиковой поллитровки. Из зверей — лося, змею, тетерева, оленей, белок, мышей. Люди со временем прекращаются. Сигареты тоже, но Ирина решает перетерпеть. Подворачивает ногу, обматывает шарфом. Хромает. Останавливается лагерем на несколько дней на маленькой лысине леса. Снова много спит. Из еды осталась вяленая говядина и кускус. Она набирает дождевую воду в кастрюльку. Палатка по бокам промокает. Ирина старается лежать ровно посередине. На третий день она идёт искать грибы, хотя нога болит даже сильнее. Грибов нет, хотя ими пахнет, словно они прячутся, дразнят её. Ирина присаживается помочиться, видит, что начались месячные. Выругивается. У неё с собой три тампона и закончились влажные салфетки. Набирает воду в болоте, кипятит её, подмывается, стирает. Сушит одежду на протянутой между деревьями верёвке. Разрезает чистую футболку ножом, сворачивает прокладкой, кладет себе в трусы. Нога отчего-то становится хуже, желетее, худее, но болит гораздо меньше. Ирина не сильно волнуется за себя. Она думает про пациентов. Думает, что вот, когда смотришь всякие прямовлобные американские сериалы в детстве и юности про врачей, смеёшься над фразами вроде «думаю о пациентах». Ирина не знает, боится ли она смерти. Но ей не хочется помогать войне. Даже таким, как она, привлечённым туда насильно. У неё всегда другая война, сложнее, но собственная, выбранная. Добиться бинтов, ВИЧ-терапии, инсулина, чистого, не отечественного, когда остался только местный, так его назначить, чтобы пациент не сильно пострадал, и транспорт, транспорт, транспорт до ближайшей городской больницы. Ей стыдно, но только потом она думает про родителей, как их, возможно, терзают звонками из военкомата. И как они волнуются. На полянку приходит лось, Ирина отчего-то уверена, что этот тот же самый, которого она встретила в начале пути. Она кивает ему.

На следующий день Ирина просыпается от грохота. Ни с того ни с сего упало дерево. На поляну, поодаль от палатки. Странно, берёза не выглядит больной или старой, но будто её как карандаш надломили огромные руки у основания. Нет и не было урагана. Ирина рубит дерево потихоньку на костер. У нее давно закончились газовые баллоны. И еда. Она варит крапиву. Солит её. Она уже не боится, что её заметят издалека. Есть ли это далеко. Дерево поддаётся ей как морковка. На следующее утро после гостя-лося Ирина выходит из палатки и видит разноцветные головы, они клонятся к ней. Пришли, заполонили всю поляну, окружив её палатку. Здесь подосиновики, подберезовики, лисички, жёлтые и чёрные, даже опята, которые так просто не растут, белые и мухоморы. Следующие несколько дней Ирина по-разному готовит грибы, ест их, сушит их. Мухоморы стоят для красоты. Она сильно похудела, правая нога уже в два раза меньше левой, Ирина чуть хромает, но уже совсем привычно.

Она ходит в лес к ручью набирать воду в пятилитровку и замечает, что за пределами её поляны уже холодно. Она не считает дни давно. Но, наверное, скоро зима. На её поляне теплее, так, как было днём, когда она только сюда пришла. Может быть, чуть прохладнее. Она задумывается, что палатка и спальник скоро её не спасут от мороза.

Она видит зайца. Он ходит по краю поляны, что-то нюхает, пробует травинки, на пороге мнется. Посматривает на Ирину. Она глядит на свои худые руки. Она давно не ела мяса. Манит зайца пальцем с черноватым от грязи когтем. Ирина давно не стрижёт их, хотя в ноже есть ножницы, слишком быстро отрастают. Заяц неуверенно и медленно шагает полупрыжками к ней по полянке. Подходит, обнюхивает её протянутые руки. Ирина берет зайку на руки, гладит его, прижимает к флисовой груди. Заяц обнюхивает застёжку толстовки. Ирина гладит когтистыми пальцами его уши. Обхватывает его голову как вентиль, чтобы повернуть и закрыть жизнь. Но отводит пальцы. Ставит зайца на землю. Тот, обнюхивая мох и травинки, уходит. Ирина думает о том, что она давно хотела стать вегетарианкой. Можно начать.

Следующим утром она просыпается, выходит из палатки, её поляна стала больше. Деревья по окаёмке, березы, пара сосен, даже дуб попадали, лежат домино краешками друг на друге, кругом обрамляя поляну. Ирина снимает с деревьев кожу. Та поддаётся так, как когда-то давно Ирина ещё в городе снимала шкурку с авокадо хасс. Ирина, прихрамывая, подходит к палатке. Оглядывает её, снимает. Впервые за сколько-то дней. Под палаткой примятые сухие мох и трава и змеиная норка. Это гадючки. Дно палатки выцвело, словно солнце светит изнутри земли. Гадючки сплетаются друг с другом серыми телами-верёвками. Ирина смотрит на них. Они поднимают свои слеповатые морды не неё. Одна за одной выползают из норы и уходят вереницей с поляны в лес. Ножом Ирина расширяет их нору и делает её гораздо глубже. Складывает туда свой паспорт, смартфон, зарядку от него, кошелёк, часы с компасом, наушники и почему-то печку «Турист». Закапывает это всё. Чувствует, что умерла и что это неплохо.

Из палатки она шьёт себе плащ. Рюкзак оставляет и собирает в него грибы, улиток, траву, орехи. Аптечку и кастрюльку тоже сохраняет. Медленно и спокойно она складывает брёвна друг на друга, проделав сначала в каждом пазы. От брёвен, пока она работает, летят перья. Стволы деревьев почему-то легкие, Ирина вспоминает отрывок того, как собирала икеевский стеллаж из досок. И как ремонтировала дом прабабки не своими руками, как сейчас, но контролировала работников и выучила, как устроен дом. Она не вспоминает пациентов или родителей. Волосы сминаются и становятся как дреды, хотя Ирина моет голову раз в неделю. И стирает раз в неделю. Меняет одежду раз в пять дней. Бельё раз в три дня. В лесу всё быстро грязнится, но только с внешней стороны. Туалет у Ирины в лесу. Все процессы в её теле словно приостановились. Ест она раз в день, больше неохота. Раз же в день получается по-маленькому и раз в дней шесть по-большому. Месячные исчезают вовсе.

Проходит сколько-то дней. Правая нога Ирины совсем усохла. За пределами поляны идёт первый снег. Чтобы кроссовка не болталась на совсем теперь детской лапе, Ирина обвязывает её верёвкой вокруг стопы. Пол Ирина тоже выкладывает брёвнами, а сверху для ровности и тепла посыпает его корой. Та ложится ровным твёрдым ковром. Печь она лепит долго из глины, которую выкапывает в устье ручья. Печь получается ровно такая, как в её деревенском доме.

Ирина видит в ручье свое отражение, она сильно похудела и от этого выглядит старше. Самым сложным оказывается крыша. Ирина долго придумывает, как её делать. Для этого сооружает лестницу. Животного белка не хватает, Ирина вспоминает, как ела во Франции и Греции улиток. Местные оказываются тоже вкусные. Ирина удивляется, что у неё до сих пор не закончилась соль. Крыша получается. Из неё торчит глазок коричневой трубы. Ирина решает, что найдёт известь летом.

Из остатков коры она делает первую и вторую дверь. Над поляной начинает идти ещё один первый снег. За поляной зима давно. Ирина, хромая в плащ-палатке по снегу, тащит пятилитровую бутылку воды со льдом из ручья, в котором она выдолбила дыру. Её следы, один кроссовочный, другой почти сплошной, подволакивающий, почти сразу затягиваются. Ирина вносит в избу воду в бутылке с надписью «Акваминерале». Закрывает за собой первую и вторую дверь. Снег падает. Поляна становится белой с зелёными и рыжими прожилками. Слышен скрип. Изба растёт вверх, отрывается от земли, словно хочет улететь с поляны. По её центру, чуть ближе ко входу, под дном дома оказываются первая и вторая огромные куриные ноги с кожей телесного цвета, с молодыми розоватыми когтями. Левая нога поднимает, трясёт, разминает ступню и пальцы, водя ими по кругу, дальше опускает. Потом правая поднимает, разминает ступню, колено и пальцами вытанцовывает, тренирует захват. Дом скрипит и садится медленно обратно. Ноги приседают и скрываются под избушкиным брюхом.