Я бы обнял тебя, но я просто текст
ФОТО:
АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
В прокат выходит фильм модной американской студии А24
«Я бы тебя пнула, если бы могла», сначала вызвавший восторги на фестивале Sundance, а затем получивший «Серебряного медведя» Берлинале за лучшую роль (эта награда там не делится по гендерному признаку). Актриса Роуз Бирн и правда заслуживает самых громких аплодисментов, но Олегу Зинцову показалось, что сценаристка и режиссерка Мэри Бронштейн хотя и пинается очень энергично, не всегда знает, куда именно хочет попасть.
«Я бы тебя пнула, если бы могла», 2025
Звучащая уже в названии бессильная ярость (пожалуй, с оттенком комизма) сполна выражает состояние, в котором застряла Линда, героиня Роуз Бирн. В современном русском языке закрепилось выражение «не вывозит» — вот оно про нее. Линда таскает по врачам дочь, которую перевели на парентеральное питание. В чем там конкретно проблема, мы не знаем, известно только, что кормить ее приходится через трубку, причем постоянно, подключив к какому-то аппарату, пульт от которого героиня берет с собой, даже если выскакивает из дома на несколько минут. То есть с медицинской точки зрения это сразу выглядит довольно сомнительно, но, допустим, не все зрители видели в жизни даже обыкновенную капельницу. Мэри Бронштейн эти сомнения нарочно усиливает, не показывая ребенка, — весь фильм мы слышим только голос девочки и лишь изредка видим в полутьме ухо, в которое мама напевает странную колыбельную про мертвого кита. Вообще-то видим мы чаще всего лицо героини, на котором отражаются не только эмоции, но и следы всевозможных излишеств, которыми она пытается снизить стресс (часть из этих порочных практик для целомудренного теперь российского проката пришлось заблюрить). Муж Линды (Кристиан Слейтер), представитель какой-то суровой мужской профессии, в двухмесячной командировке, но регулярно звонит ей и отчитывает за то, что накосячила.
И как будто в насмешку Бронштейн выдает Линде профессию психотерапевта — ты сама-то должна понимать, что с тобой происходит. Но Линда вот реально не вывозит. Просто представьте, что вы приперли ребенка с этим его аппаратом из больницы домой, а у вас там потоп и в спальне обвалился потолок — с этого фильм начинается. Линда с дочкой переезжают в ближайший мотель, где можно переждать ремонт. А дальше Мэри Бронштейн пытается удержать действие в поле регулярного сомнения, которое распространяется не только на сюжет, но и на такие не менее важные вещи, как тема и жанр.
«Я бы тебя пнула, если бы могла», 2025
между
Реальность /
бред
Кроме Линды крупным планом в кадре не так уж часто помещается что-то еще, и у зрителя создается очень тесный контакт с героиней, которая половину фильма находится в измененном состоянии сознания. Поначалу в ее рационе появляется ежевечерняя пара бутылок вина, а чем ближе к финалу, тем больше того, что заблюрено. Поэтому доверия у нас к Линде мало, иногда даже кажется, что никакой больной дочери нет (зачем-то ведь нам ее не показывают). Подозрения усугубляются после того, как к героине приходит пациентка, которая постоянно тревожится за своего маленького сына. Но когда в кадр попадает детское креслице, кажется, что младенца в нем нет. Тревожная мать зеркалит состояние Линды, и зритель теряется в догадках — а был ли мальчик? Да и девочка тоже. Хотя вот вроде бы клиника, куда ее возит героиня, и врача в ней играет сама Мэри Бронштейн.
Под воздействием заблюренного Линда наведывается в свою квартиру и вглядывается в дыру в потолке, которую никто не собирается заделывать. В дыре открываются не то космос, не то темные бездны подсознания, а еще она рифмуется с отверстием для трубки в теле дочери, и Линде совсем сносит крышу — разрушенный потолок делает эту идиому комически буквальной. А зритель чем дальше, тем больше чувствует себя почти что внутри этой больной головы — довольно дискомфортное, надо сказать, состояние, в которое Мэри Бронштейн погружает нас сознательно и очень умело.
«Я бы тебя пнула, если бы могла», 2025
между
Драма /
комедия /
триллер
Конечно, Линда пытается как-то разобраться и с собой, и со всеми своими делами — больницей, работой, ремонтом. Но выходит это из рук вон плохо. Даже когда она сама лежит на кушетке у психотерапевта, мужчины с непроницаемым лицом (Конан О’Брайен), не возникает и намека на разрешение проблем. «Вы мне не помогаете!» — говорит терапевту Линда, но этот упрек адресован и всем остальным персонажам, от мужа в телефоне до веселого соседа по мотелю (рэпер A$AP Rocky), который составляет ей компанию по употреблению заблюренного и разглядыванию дыры.
В этой ситуации, как будто все более безнадежной, скрывается огромный потенциал комического — философ Анри Бергсон подметил, что в комедии всегда заложена повторяемость, и Линда наглядно иллюстрирует этот тезис,
изо дня в день сталкиваясь с одними и теми же трудностями, которые лишь обрастают все более абсурдными вариациями (как, например, причины, которые придумывает девушка на ресепшене мотеля, чтобы не продавать ей вино). Но Мэри Бронштейн оставляет этот комизм почти не проявленным, перекрывая его таким слоем тревоги и страха, что для обнаружения смешного зрителю нужно разорвать дистанцию с героиней, а именно этого фильм ему и не позволяет — если еще раз вспомнить Бергсона, он писал, что комическое требует некоторой «анестезии сердца», о которой тут говорить не приходится. Тем более что к финалу картина мутирует даже не в триллер, а едва ли не в боди-хоррор. Точнее, с учетом все большей зыбкости, ненадежности происходящего, — в сюрреалистический кошмар.
«Я бы тебя пнула, если бы могла», 2025
между
Актуальность / метафора
Если рассматривать фильм с точки зрения сюжета, то перед нами несомненно феминистская история — о женщине, матери, от которой слишком много хотят и которой никто не помогает. Помимо работы, не менее напряженной, чем у далекого мужа, ей выпадают и вторая, и третья «смены» — уход за больным ребенком, организация ремонта, вообще необходимость справляться со всем тем хаосом, в который погружают ее обстоятельства. Но Мэри Бронштейн такой актуальности мало, ей хочется подняться этажом выше, на уровень обобщения, метафоры. Возможно, этим объясняются не только метание между жанрами и постоянная постановка под сомнение реальности происходящего, но и то, что к финалу фильм теряет фокус и внятность высказывания. Говоря совсем попросту, Бронштейн отказывает зрителю в ответе на вопрос «о чем это было», предлагая взамен тревожное послевкусие: «Чего я не понял?». Но, может, и к лучшему, что эта картина не бьет прямо в лоб — если вспомнить о силе пинка.
