Мертвая душа
ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
В Венеции стартовала основная конкурсная программа.
Среди первых продемонстрированных фильмов — очередная нетфликсовская работа Ноа Баумбаха (после «Истории семьи Майровиц», «Брачной истории» и «Белого шума») с Джорджем Клуни и Адамом Сэндлером в главных ролях. Катя Морозова, накануне посмотревшая фильм, констатирует — заявленная комедийной драмой картина «Джей Келли» не дала поводов ни для смеха, ни для слез.
Если главный герой фильма оказывается в сумрачном лесу — очевидно, пройдя земную жизнь до половины или далее, — то возникает опасение, что у фильма есть амбиции говорить на очень высокие темы. Еще тревожнее становится, когда в комплекте есть фаустовские мотивы, а дело при этом происходит в новом комедийно-драматическом фильме Ноа Баумбаха из серии его заказов от Netflix. «Джей Келли» — (не)поучительная история о том, как слава ведет к одиночеству. Эту тривиальность призваны разыграть Джордж Клуни, Адам Сэндлер, Лора Дерн и еще некоторое количество появляющихся эпизодически звезд разной степени яркости.
Заглавную звезду, успешного киноактера по имени Джей Келли, последнего героя классического Голливуда, как будто с долей непонимания своего места в этой конструкции играет Клуни. С Келли не хотят водиться собственные дочери — пока они взрослели, он всегда был занят съемками. Из жизни уходят некогда важные люди, верный десятилетиями менеджер (Адам Сэндлер с лучшим перформансом в фильме) вот-вот покинет его. А встреча с другом юности Биллом, детским психологом (Билли Крудап), принесет нам, зрителям, то самое фаустов-ское — карьера Келли началась с предательства, когда состоялось что-то вроде сделки с дьяволом-режиссером, восседавшим в полутьме с дымящейся сигаретой. Роль, на которую пробовался Билл, отдали главному герою, изменившему слова сценария, как собирался сделать его друг, но не решился.
В фильме есть довольно незатейливо устроенный трюк — закольцованная композиция; мы смотрим, как в самом начале Клуни-Келли снова и снова просит новые дубли, разыгрывая смерть своего героя, а заканчивает этой же просьбой, но по поводу всей жизни. Тот, к кому он обращается — Баумбах ли, бог ли, дьявол или, в конце концов, зритель, очевидно ему откажет. Между этими сценами — попытка героя наладить отношения с дочерьми, бегство (буквально) за одной из них в Европу и бесконечные двери в прошлое, куда герой Клуни по-хозяйски заглядывает, чтобы вспомнить ключевые эпизоды собственной биографии. Грета Гервиг, жена и творческая партнерка Баумбаха, занятая тут в эпизодической роли супруги героя Сэндлера, несколько раз говорит о призраках, подталкивая нас к тому, чтобы принять, например, все происходящее за скитания по тем местам, где души умерших и события, оставшиеся в прошлом, суть одно и то же, и остается только наблюдать за преломлением их образов в собственной памяти.
Допустим, это фильм о предательстве. Или же об одиночестве. Или о превратностях памяти. К нему легко прицепляется любое наименование просто потому, что Баумбах в этом фильме превратился в мегаломана и, в отличие от камерной «Брачной истории», показанной тут же в Венеции, решил променять тонкие, психологически выверенные истории людей, претерпевающих крах семейных или любовных отношений, на Поэму (с большой буквы), где комедийное и драматическое под натиском необходимых к упоминанию тем трещит и в итоге разваливается к последней трети фильма. Заявленная комедия еще и сползает в набор в меру неловких гэгов: перегибы с изображением восторженных итальянцев или фразы типа «Ты такая же плохая, как Россия». Линии, затрагивающие конфликт поколений (помимо нарушенной коммуникации с дочерьми, Келли не находит общий язык и со своим отцом) и то, как один человек может разрушать жизнь других, выглядят максимально фальшиво — потому что излишний мелодраматизм и приторность того, как раскрыты эти «серьезные» темы, никогда не воспринимается всерьез.
Вопрос, кто фальшивит сильнее — герой Клуни, который доказывает, что труднее всего играть/быть себя/собой, сам Клуни или режиссер Баумбах, который накануне вместе с большой командой представил фильм на премьерном показе. Отсутствовал лишь Клуни, и причина, наверняка уважительная, не столь важна. Тот самый великий Голливуд, золотой век которого уже не первый год вспоминают режиссеры всех мастей и который (якобы) может подвигнуть людей в зале плакать, смотря нарезку из фильмов условно великого актера (именно так Баумбах показывает чествование главного героя), очевидно, или закончился, или — предположим дерзкое — не существовал вовсе. Потому что недоумение, которое вызывает фильм Баумбаха, может говорить еще и о том, насколько образ того золотого Голливуда с его заботами о богатых, невротичных, одиноких и охочих до власти и любви героев неуместен здесь и сейчас, осенью 2025 года, в разгар очередного противостояния власти и покорности.
Эмили Мортимер, Ева Хьюсон, Райли Кио, Билли Крудап, Лора Дерн, Ноа Баумбах, Адам Сэндлер, Грета Гервиг и Альба Рорвахер, Венецианский кинофестиваль, 2025
