Ожидая будущее. «Побудь в моей шкуре»
В рамках совместной кинопрограммы The Blueprint и Garage Screen «Ожидая будущее» мы размышляем, что вскоре будет со всеми нами, и ищем ответы в кино. 29 сентября мы покажем в летнем кинотеатре «Гаража» анти-сайфай «Побудь в моей шкуре» — невероятно красивую и жуткую экранизацию романа Мишеля Фабера об обретении субъектности и попытке нащупать в себе человечность.
Окрестности Глазго. Серые трассы, бурые горы, суровые волны. Вдали ни зги не различить, туман и морось. Мотоциклист с сурово сжатыми губами молча оставляет труп девушки в белом фургоне. Внутри фургона жизнь устроена как-то иначе. Все белое и светится холодным светом, нет стен и пола, время, возможно, тоже ведет себя как-то иначе. Голая Скарлетт Йоханссон раздевает тело, забирает себе одежду, дальше садится за руль и едет в город. Мы смутно понимаем: она здесь чужеродный гость, и здесь — это не в Шотландии, а вообще в нашем мире. Но точно знает при этом, что ей делать, и понимает, как работает пара-тройка нужных для ее дела правил. Переодевается в декольте, ярко красит губы, знакомится с одинокими мужчинами и отвозит их в заброшенный дом, где они, стремясь к ее телу, попадают в вязкую блестящую черноту — бескрайнее пространство без опознавательных знаков.
Их там постепенно съедят; так питается вид, к которому героиня принадлежит по крови. Вид, существующий каким-то образом через эту нефтяную черноту в портале ее заброшенного дома. Эта мрачная монотонная схема сработает не раз, но в какой-то момент чужродный агент вдруг поймет: что-то не так. Внимательно посмотрит в зеркало и впервые разглядит в нем собственное человеческое лицо. С этой секунды она обречена; с этой секунды у нее больше нет места в мире.
В романе Мишеля Фейбера, по которому поставлен этот фильм, история была чуть яснее: бегство героини из системы на самом деле началось с того, что она вообще попросилась на Землю. Но Джонатан Глейзер, который провел несколько лет, превращая книгу в сценарий, акцент смещает. Наблюдая за долгими, красивыми, мучительно невыразительными планами рутинной жизни героини, мы вместе с ней копим тоску и томительное желание вырваться из этого, хоть и экстремального, но абсолютно конвейерного ее бытия. Когда в ней что-то ломается, мы уже понимаем почему, — хотя, может, и не понимаем массу деталей в окружающем дело сюжете.
Глейзеру было очень важно добиться именно этого погружения. Большую часть фильма он снимал скрытыми камерами, установленными на улицах и дорогах. Хотел даже поначалу обойтись без музыки до середины — но, к счастью, передумал (тревожные волны звука авторства Мики Леви, сопровождающие эту историю, — один из лучших оригинальных саундтреков пары последних десятилетий). «Я не знал, как это еще может быть показано. Половина этих событий просто не могла быть снята оператором. В данном случае то, что рассказано, и то, как именно строится сам рассказ, — абсолютно тождественные вещи. Метод должен быть равен содержанию. И я видел один путь: помести персонажа в среду, спрячь свои камеры, отойди — и дай нужному чувству сгуститься в кадре».
Нужное чувство — это чувство, «что некий пришелец играет Скарлетт Йоханссон, играющую пришельца». Достигается оно и правда под кожей, почти ничего привычного научно-фантастическому жанру на открытой поверхности фильма не происходит. Глейзер, который в каждом полном метре норовит выпотрошить и вывернуть наизнанку какую-либо привычную жанровую схему (вы вряд ли видели, например, поверьте, более странную и пронзительную романтическую драму, чем «Рождение» про любовь Николь Кидман и 10-летнего пацана), и здесь переворачивает канон по-своему.
«Побудь в моей шкуре» — анти-сай-фай как жанр. Например, потому, что здесь ничего не рассказано в подробностях про инопланетян. Мы не узнаем, на чем они прилетели (прилетели? вообще — из какого измерения они взялись?), почему им нужны именно такие жертвы и как устроены их организмы. Но можно смотреть и иначе: это ультра-сай-фай по внутренней сути. В том смысле, что научная фантастика была придумана как способ осмысления человеческих вопросов к себе, к грядущему и к бытию. Весь фильм Глейзера — один такой экзистенциальный вопрос, дрожащий на натянутой струне.
«Я не хотел, чтобы вы увидели на экране пришельцев. Я хотел, чтобы фильм создал чувство, что такое пришельцем быть», — объясняет режиссер и в своей методологии тут напоминает Алехандро Ходоровски, выпустившего в свое время психоделического «Крота» не по следу собственных опытов (как были уверены все его зрители), а с идеей «создать психоделический наркотик на пленке». Обоим им поставленные цели, надо сказать, отлично удались.
