Бульвар разбитой мечты

ФОТО:
АБДУЛЛ АРТУЕВ, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ

10 августа исполнилось 75 лет классике Голливуда — «Бульвару Сансет». Фильм о Голливуде, где величайшие режиссеры немого кино играют в дуэтах с восходящими звездами, где нуар переплетен с хоррором, комедия с мелодрамой, сатира с уголовщиной, сказка с мокьюментари, а ар-деко с артефактами, настолько детально разобран даже знакомой всем «Википедией», что нет нужды повторяться. Алексей Васильев рассказывает о приме фильма, Глории Свенсон и о том, чем эта лента особенно актуальна сегодня.

С тех пор, как ровно 75 лет назад, 10 августа 1950 года, фильм режиссера Билли Уайлдера «Бульвар Сансет» о забытой, зато богатой звезде немого кино и перспективном, но погрязшем в долгах сценаристе вышел на экраны, нет ему покоя. Он не вылезает из списков лучших фильмов всех времен и народов, причем голосуют за него такие нестыкуемые представители разведенных на полвека поколений режиссеров, как Франсис Вебер (1937 г.р.), Мартин Скорсезе (1942 г.р.), Брюс Лабрюс (1964 г.р.) и Хонас Труэба (1981 г.р.). Его пародировали мультяшки — «Симпсоны», «Губка Боб» и «Скуби Ду». Его пародировали порноактеры — а после того, как они это сделали, Брайан Де Пальма включил в свое «Подставное тело» эпизод, где они это делают. Эндрю Ллойд Уэббер сочинил по нему мюзикл, превративший Гленн Клоуз в поющую диву Бродвея. А песню из него As If We Never Said Goodbye, «Будто мы и не расставались», Барбра Стрейзанд выбрала открывающим номером в своей первой за четверть века — пока она боролась со страхом сцены и не могла на нее выйти — серии концертов. По мотивам «Бульвара Сансет» Рената Литвинова написала пьесу «Звезда вашего периода», которую поставила с собой в главной роли во МХАТе, а затем в Париже. 

Постер к фильму «Бульвар Сансет», 1950

«Симпсоны»

«Подставное тело», 1984

«Звезда вашего периода», Рената Литвинова

 В начале 1969 года

на сцену недавно отгроханного, сверкающего свежевымытой витриной Московского дома кино на Васильевской улице поднялась миниатюрная старушка в полтора метра ростом. По правде ей не стукнуло и семидесяти, и при ближайшем рассмотрении — а эту возможность она охотно предоставила всем советским коллегам, репортерам, фотографам и телевизионщикам, с которыми подолгу и премило болтала в фойе до и после официального мероприятия, — это и впрямь была отличной сохранности пожилая леди. Годков ей визуально прибавляла как раз та бескомпромиссность, с которой она нарядилась и накрасилась в соответствии с модными требованиями тогдашнего, воспетого Биркин и Генсбуром annee erotique. Обильно намазанные тушью и наклеенные в два ряда ресницы, длинные и пышные настолько, что их хватило бы вымести месячную пыль из двухкомнатной квартиры, черные высокие лакированные сапожки, алый костюм Chanel, обнажающий коленки, и в ансамбле к нему — алый берет, под который была забрана челка, оставляя лоб полностью открытым. Единственное золотое украшение — свисавший с золотого же браслета на ее правом запястье кулон, внушительностью не уступавший связке ключей тюремного охранника и выполненный — опять же согласно моде — в форме заглавной буквы. Буквы G, первой буквы ее имени — Глория. Ибо старушкой была суперзвезда немого кино Глория Свенсон. В Россию она прилетела как турист, но не отказала в любезности московским киношникам провести с ними вечер. Как положено звезде немого кино, при разговоре она щедро пользовалась жестом, и буква G взлетала в воздухе и в конце каждой фразы зависала перед глазами ее собеседников, камер и впоследствии телезрителей и читателей иллюстрированных журналов всей нашей необъятной родины, служа последним аккордом, добавлявшим сказанному ее обладательницей весомости и неоспоримости: видала она их всех, еще когда кино говорить не умело!

↑ «Бульвар Сансет», 1950 ↓

Всем известна медвежья услуга, которую молодежная мода оказывает нам с возрастом; в английском она описана идиомой mutter dressed like a lamb — баранина, одетая ягненком. В общем-то к ней сводится и комедия, и трагедия самой знаменитой киногероини Глории Свенсон, такой же, как она, звезде немого кино, которую она, однако, по иронии сыграла в годы расцвета кино звукового — Нормы Десмонд из «Бульвара Сансет». В сумраке своего заросшего лозами особняка в стиле испанских грандов Норма Десмонд затаилась, как выжидающая жертву мурена — в обломках затонувшего корабля. Жертвой оказывается сценарист, искавший, где бы спрятать от кредиторов свой купленный в рассрочку автомобиль и прельщенный с виду пустовавшим гаражом мисс Десмонд. «Подите сюда», — машет ему из окна старушка, и камера совершает на нее трансфокацию, прием, не использовавшийся в те годы и вызывавший искомое чувство ужасного, внезапного и неожиданного появления монстра (его введет в обиход только в конце 1960-х оператор Паскуалино Де Сантис после того, как удивит публику, уверенно выстроив на нем костюмные трагедии «Ромео и Джульетта» и «Гибель богов», переведя дыхание эпоса в регистр телерепортажа).

С точки зрения сценариста, живущего в эпоху, когда стиль черпался в стерильности медкабинета, а излюбленным местом голливудской молодежной тусовки стала аптека «Швабс», ставшая в «Сансете» визуальной антитезой покоям Нормы, она и есть монстр. Ее дом со скрипучими лестницами завешан балдахинами, которые сами по себе сообщают аудитории мысль о скопившейся вековой пыли, а венцом массивных и щедро орнаментированных мебельных творений становится кровать Нормы в форме ладьи с лебедем на форштевне — кстати, в действительности облагороженная, как и многие живые исполнители в «Сансете», собственной киноисторией. Эта кровать, как и многие живые исполнители в «Сансете», тоже играла в немом кино — в фильме ужасов 1925 года «Призрак оперы» с Лоном Чейни. 

Старуха — звезда немого кино, ее имя у всех на слуху, а лица никто не помнит. Как многие немые звезды, переход в звук ей не дался. Не первый десяток лет она живет надеждой на возвращение под софиты продолжающего успешно трудиться на «Парамаунте» легендарного режиссера немого кино и ее Пигмалиона Сесила Б. Де Милля и под этот случай пишет сценарий о Саломее — вполне в ардекошном вкусе Голливуда 1920-х, когда оказался в чести декаданс, Оскар Уайльд

«Бульвар Сансет», 1950

и Обри Бёрдслей. Денег у ней куры не клюют, и она предлагает сценаристу доработать сценарий в соответствии с нынешними требованиями. Сценарист, чьи вкусовые пристрастия, как и у всего Голливуда конца 1940-х, зависли на узком перешейке между нуаром и спортом («Убийцы», «Чемпион»), не имеет ни малейшего представления, как эта писанина может быть приведена в соответствии хотя бы с тем, что известно ему как здравый смысл. Однако за воротами особняка его ждут только долги и отвергнутые сценарии... Короче, про сценариста большинство из вас могут продолжить сами, из своего опыта. Чтобы продолжить про Норму и все про нее понять, нужно достичь 50-летнего возраста — а именно столько и экранной «старухе», и Глории Свенсон в ее роли. Поэтому, для вразумления и напутствия новым поколениям, продолжу чисто о ней.

Глория Свенсон в роли Нормы, «Бульвар Сансет», 1950

Что до нарядов Нормы, режиссер Билли Уайлдер хотел попросить Глорию Свенсон просто одеться в платья, сохранившиеся со времен ее съемок в немых фильмах. На том вечере в Московском доме кино Свенсон, конечно же, показывала «Бульвар Сансет». Но предварила его показ фрагментами из двух своих немых картин. Одной — потому что она была первой режиссерской работой Чарли Чаплина на чикагской студии «Эссеней». 20-минутная комедия, так и называвшаяся «Его новая работа» (1915), стала классикой и вошла в первые антологии раннего Чаплина, в середине 1970-х показанные и советским телевидением. Чаплин, правда, после ее съемок прогнал Свенсон с глаз долой навсегда — она тоже не была высокого мнения о его работе с актерами, подробностями которой охотно поделилась с советскими журналистами, но... В «Сансете» есть сцена, где, развлекая сценариста, Норма пародирует Чаплина, и Свенсон хотелось похвастаться своей наблюдательностью: пока комик тиранил ее, 16-летнюю девчонку, не давая проявиться ее актерской индивидуальности, она сполна использовала столь необходимый актеру дар наблюдательности, позволивший ей через 35 лет «показать» Чаплина в кино так, что было не отличишь.

А вот затем — мы ведь собирались говорить о ее звездном стиле! — Свенсон предложила московской публике отрывок из фильма 1919 года «Не изменяйте мужу», который ставил тот самый Сесиль Б. Де Милль, бывший взаправдашним кинопигмалионом Свенсон: вместе они сделали 6 фильмов, в которых сформировался ее имидж. «Не буду удивлена, если и над этим отрывком вы будете смеяться, — сказала тогда Свенсон. — Не потому, что он такой смешной, а над моими платьями. Теперь одного такого было бы достаточно, чтобы одеть трех женщин».

«Не изменяйте мужу», 1919

«Бульвар Сансет», 1950

Тот фильм Де Милля рассказывал о светской львице, удрученной неряшливостью погрязшего в работе мужа. Она бросает его и выходит замуж за молоденького повесу. В другом фильме Де Милля, «Зачем менять жену?» (1920), неряха уже Свенсон. Муж женится на манекенщице, а потом видит на балу нарядную модницу в толпе ухажеров, узнает в ней бывшую и после смены Глорией двух дюжин туалетов приползает обратно к ней на коленях. Де Милль называл те свои фильмы Fashion films. Fashion Свенсон представляли из себя парчовые мешки с одним голым плечом и второй рукой, наглухо скрытой под соболиными хвостами, манто в пол из 22 опоссумов, обернутые вокруг тела на манер банных полотенец бархатные занавески с двухметровым шлейфом из кольчуги, туники из бус и головные уборы в форме выложенной из жемчуга павлиньей головы с торчащими сзади страусиными перьями. Если вы помните, как выглядел Калягин в образе донны Розы в «Здравствуйте, я ваша тетя», когда та, исполняя «Любовь и бедность», натянула поверх платья портьеру с кистями и водрузила на плечо напольную вазу, — вы имеете ясное представление об образе и стиле Свенсон в тех фильмах (ей тогда было около 20 лет. — Прим. The Blueprint). Напяливать все это на себя в 50 для «Бульвара Сансет» она не собиралась.

«Зачем менять жену?», 1920

Теперь надо понять что это за время было — рубеж 1910-1920-х годов, когда всех затмила звезда реальной Свенсон и ее вымышленной Нормы. После Первой мировой войны и, на секундочку, эпидемии испанки, сопоставимой с недавним ковидом, в аптеках все еще безрецептурно отпускался кокаин. Впрочем, подробности, боюсь, оскорбят вкус и взорвут мозг современному читателю, так что дадим слово Свенсон. Актриса, которую в начале 1920-х называли «второй (после Мэри Пикфорд. — Прим. The Blueprint) женщиной, которая заработала миллион, и первой, которая его потратила», сказала тогда в Москве о том же самом емко и просто: «После Первой мировой войны люди было поверили, что войн больше не будет. И Париж был веселый, и Лондон, были веселы и Рим, и Нью-Йорк. Это отражалось на кино. Зрители хотели, чтобы мы, кинозвезды, вели себя как короли и королевы. Мы так и делали. Публика не хотела правды, и нам нечего было беспокоиться, чтобы проболтаться о ней. Потом наступил великий кризис, а затем новая, еще более страшная война. Я ненавижу войну... Теперь она далеко позади. И все же у людей нет уверенности в будущем, они отчаялись, потеряли надежду. Молодежь не знает, с кого брать пример, и это оказывает свое воздействие на кино: оно утратило свою привлекательность, очарование».

«Бульвар Сансет», 1950

На «Бульваре Сансет» вместе с художницей по костюмам Эдит Хед, одевавшей хлам на статистов и попоны на слонов на «Парамаунте» в те года, когда «Изотту-Фраскини» Свенсон там встречали ковром из лепестков свежих роз, они аккуратно предложили Уайлдеру несколько иную трактовку: Норма не чувствует пульса современности, она невосприимчива к новому киностилю — но она не игнорирует моду и выезжает в магазины одежды. Интуиция подсказала им единственную реалистичную трактовку образа, правомерность которой лишь спустя два-три десятилетия подтвердят редкие фотографии застигнутой в толпе — и по одежде совершенно от нее неотличимой — Греты Гарбо. И модные журналы тех лет, когда Марлен Дитрих была приговорена к затворничеству сломанной шейкой бедра, — их найдут у нее в квартире после смерти.

Поэтому силуэт Нормы будет соответствовать нормам 1949 года: зауженная талия, баска, сатиновые платья в середину голени. Даже ее порой излишне пышные юбки сойдут за диоровский new look, провозглашенный в конце 1940-х. Однако каждый из этих корректных костюмов дискредитирован деталью из роскошных времен немого кино: здесь — леопардовый воротник, там — накидка из горностая, на затылке — норковая спиралевидная шапочка, напоминающая поросшую мехом морскую ракушку, ее руки и шею обвивают целые золотые змеи браслетов и бус, а на пальце у нее красуется кольцо со штырем, к которому приварено другое кольцо: чтобы вставлять в него сигарету и курить, не поднося ладонь ко рту. Так получилась женщина, знавшая безграничную роскошь, упивавшаяся ею, способная, что самое страшное, себе ее и сейчас позволить — но вынужденная запихивать себя в структурированные неброские наряды аптекарш, из которых предательски, как тот тигровый хвост у мужика из мультика «Падал прошлогодний снег», торчат чернобурки да леопарды.

«Бульвар Сансет», 1950

По сюжетам двух упомянутых немых картин со Свенсон вы поняли, что речь в них шла исключительно об адюльтерах. С приходом звука, в 1930 году, в Голливуде был принят кодекс Хейса, запрещавший демонстрацию любых внебрачных отношений. Среди многих знаменитостей, сыгравших в «Бульваре Сансет» самих себя, фигурирует ь — автор колонки голливудских сплетен, у которой было 35 миллионов подписчиков. Она была одним из инициаторов и активистов созданного в 1944 году Киносоюза по защите традиционных американских ценностей, чья деятельность стала наиболее разрушительной для голливудских карьер после активизации в 1947 году Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, проводившей допросы, провоцировавшей доносы на коммунистов и симпатизирующих им — таким людям просто официально запрещалось работать в кино. Год создания «Бульвара Сансет» — год, когда «черные списки» Голливуда выросли до размеров талмуда, и именно Гедда Хоппер в фильме, вырывая линию у полицейских, сообщает срочно в номер об уголовно-сексуальном инциденте в особняке Нормы Десмонд.

Думаю, дальнейшие разъяснения излишни. Гегель сказал, что история движется по спирали.Чтобы понять Норму Десмонд, вам достаточно представить девушку 1990-х сегодня. Лучше бы она оставалась в своем особняке и своих леопардах и не высовывалась в окно, где бродил бесхозный молодой сценарист, сочиняющий о спортсменах и глубоких декольте не видавший. Потому что хуже будет всем.