Сны наяву
ФОТО:
АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
Смешение сна и реальности, парадоксальное и фантасмагорическое: сюрреалисты всегда искали и изобретали визуальный язык, который позволит выразить предмет их исследования в пространстве материального. А что может лучше служить этим целям, чем движущиеся картинки и технологии киноиндустрии? По просьбе The Blueprint Мария Кувшинова вспомнила несколько сюрреалистичных сюжетов и образов из истории кинематографа, которые врезались в память зрителей с первого взгляда.
В начале XX века Александр Блок назвал кинематограф «электрическим сном наяву», а в наши дни художник и режиссер Апичатпонг Вирасетакул указал на глубокую связь хронометража фильма с фазами человеческого сна. Понимание кинематографа как коллективного сновидения сближает его с поэтикой сюрреализма — хотя непосредственное вовлечение художников-сюрреалистов в киноиндустрию исчерпывается всего несколькими примерами. В их числе — «Андалузский пес» Луиса Бунюэля и «Завороженный» Альфреда Хичкока, в создании которых принимал участие Сальвадор Дали. Но свойственные сюрреалистам смешение реального и ирреального, исследование человеческого подсознания, шокирующие образы и разрушение линейной логики стали источником вдохновения для куда более длинного списка кинематографистов, от Федерико Феллини и Алехандро Ходоровского до Терри Гиллиама и Ари Астера.
Возможно, в грядущую эпоху совершенных ИИ-изображений кинематограф прошлого будет казаться лишь кустарной практикой, благодаря которой нескольким счастливцам удалось заставить миллионы смотреть их сны. Но некоторые примеры чужих сюрреалистических фантазий, помещенных в рамку привычной повседневности наших дней, врезаются в нашу память и остаются с нами навсегда — как самые яркие эпизоды из собственных снов.
Джон Малкович
попадает в голову
Джона Малковича
«БЫТЬ ДЖОНОМ МАЛКОВИЧЕМ», 1999
Представьте себе: 1999 год («лучший год в истории кино!»), в этом мире не существует фильма «Быть Джоном Малковичем» — и вот он выходит на экраны, а вы впервые наблюдаете за историей кукольника-неудачника, который в одном из помещений на своей странноватой новой работе обнаруживает дверь в голову Джона Малковича. История про портал, благодаря которому любой, открывший потайную дверцу, может на пятнадцать минут завладеть сознанием знаменитого американского актера, кажется достаточно безумной. Но в начале второго часа в голову Джона Малковича попадает реальный Джон Малкович в исполнении Джона Малковича и — тут неподготовленного зрителя ждет по-настоящему внезапный поворот — видит мир, населенный существами с его лицом и наполненный звуками его имени.
«БЫТЬ ДЖОНОМ МАЛКОВИЧЕМ», 1999
В своем полнометражном дебюте режиссер-клипмейкер Спайк Джонс экранизирует фантазию сценариста Чарли Кауфмана о калитке, ведущей в чужое подсознание, что, вероятно, понравилось бы ранним сюрреалистам. В своих музыкальных видео Джонс часто экспериментировал с сырой гиперреалистической эстетикой, но при этом добивался ощущения легкой абсурдности происходящего. Например, знаменитый клип Praise You, который он снял для Fatboy Slim, — стилизация под любительское видео, документирующее танцевальный флешмоб. Кауфман же, и сам впоследствии ставший режиссером, на рубеже веков прославился как главный голливудский сюрреалист, всегда умеющий удивлять абсурдными деталями, смешением реального и невероятного. Их первый совместный фильм, запущенный благодаря Фрэнсису Форду Копполе (Джонс тогда встречался с его дочерью Софией), положил начало целой линейке снов-мороков, созданных этим дуэтом вместе и по отдельности: «Звериная натура», «Адаптация», «Аномализа», «Вечное сияние чистого разума», «Синекдоха, Нью-Йорк».
Уменьшенный Джим
Керри в пижаме под столом
«Вечное сияние чистого разума», 2004
Мишель Гондри — еще один наследник сюрреалистов: к примеру, он экранизировал роман «Пена дней» французского писателя Бориса Виана, не имевшего прямого отношения к сюрреализму, но стилистически примыкавшего к этому движению. «Вечное сияние чистого разума» же — сверхромантический гимн бессмертной любви, самый известный фильм по сценарию Чарли Кауфмана (и один из ярких образцов порожденной фантазией авторов-мужчин manic pixie dream girl в качестве главной героини). В своих сценариях Кауфман часто говорит о сложности человеческого опыта, о природе памяти и творчества, рациональных и иррациональных аспектах реальности. Нелинейное повествование, логика сновидений, экзистенциальные вызовы — все это роднит его работы с произведениями сюрреалистов.
В одной из самых запоминающихся сцен герой Джима Керри пытается воскресить стертые им самим воспоминания о возлюбленной и проваливается в раннее детство, привычно занимая место под кухонным столом. Однако мы видим его отнюдь не ребенком, которым он сам себя ощущает: мы видим уменьшенного взрослого в детской пижаме — сильную и пронзительную метафору человеческой идентичности, попытки сознания охватить и описать границы собственного «я». Сновидческое ощущение от сцены усиливают искаженное освещение и нестандартный ракурс — мы как будто переносимся в подсознание героя. Удивительное совпадение: очень похожую сцену (взрослый, который вспоминает себя в детстве в виде уменьшено взрослого рядом с гигантским стулом) можно увидеть в ранней режиссерской работе будущего продюсера Сергея Сельянова «День ангела» (1980, совместно с Николаем Макаровым), полулюбительском гибриде «магического реализма» и «русской идеи».
«ВЕЧНОЕ СИЯНИЕ ЧИСТОГО РАЗУМА», 2004
«Начало», 2010
Крутящийся волчок
Кристофера Нолана сложно назвать сюрреалистом. Его работы выглядят хорошо просчитанными, а его эксперименты с нелинейным нарративом и элементами жуткого, вплетенного в повествование, связаны скорее с конвенциями кинематографических жанров и управлением вниманием аудитории, чем с высвобождением иррациональных творческих импульсов. Но интерес Нолана к человеческому подсознанию, особенно отчетливо проявившийся в «Начале», герои которого внедряются в чужие сны, чтобы украсть необходимую информацию, сближает его с основными темами сюрреалистов.
«НАЧАЛО», 2010
Не важно, насколько расчетлив режиссер, который управляет реальностью своих фильмов как осознанными сновидениями: зрители готовы годами интерпретировать увиденное в его лентах, как люди во все времена пытались толковать ночные видения. В интернете можно найти сотни статей и роликов о проблематике волчка, который герой Леонардо ДиКаприо раскручивал, чтобы понять, спит ли он или бодрствует (во сне волчок продолжал крутиться бесконечно, наяву — неизбежно падал). Вернулся ли он в финале домой, к детям, как мечтал на протяжении всего фильма, или остался в бесконечном мороке? Мы не узнаем, потому что нам об этом не сообщают: фильм завершается раньше, чем обрывается (или же не обрывается) вращение волчка. Позднее сам Нолан, отвечая на многочисленные вопросы, заметил, что абсолютно не существенно, проснулся герой или спит, и это ответ, вполне достойный сюрреалиста. Не исключено, что где-то в параллельной реальности, где астронавт из «Интерстеллара» общается с дочерью при помощи падающих книг, волчок из «Начала» крутится до сих пор.
Черное существо за дайнером
«Малхолланд Драйв», 2001
Любой, кто смотрел «Малхолланд Драйв», согласится: те доли секунд, когда за дайнером в залитом солнцем Лос-Анджелесе возникает черная фигура (вероятно, воплощающая подсознание главной героини, мечтающей стать актрисой) — один из самых жутких кошмаров, который зрителю приходилось переживать как наяву, так и во сне. Связь Дэвида Линча, чей кинематограф похож на иррациональные сновидения, с движением сюрреалистов — очевидна. Еще в 1986 году кинокритик Полин Кейл назвала Линча «первым популярным сюрреалистом», а в 1987-м BBC пригласила его в качестве гостевого ведущего в выпуск программы «Арена», посвященной сюрреализму в кино. Там молодой режиссер показывал фрагменты из «Андалузского пса» Бунюэля и «Крови поэта» Жана Кокто и рассказывал про влияние этого художественного движения на его кино.
Поиск смысла в случайных вещах, сочетание несочетаемого, сновидческая последовательность, внезапно возникающее ощущение ужасного — вот основные приемы, сближающие Линча с сюрреалистами. В его фильмах и сериалах можно найти сотни примеров, иллюстрирующих сюрреалистические практики в кино, но липкий кошмар эпизода, вырванного из обычного хода вещей, в котором неопознанное темное существо (воплощение иррационального) за дайнером (воплощением нормальности) несколько секунд смотрит на зрителя, не получится забыть. Ни через уже прошедшие двадцать лет, ни, вероятно, через грядущие пятьдесят.
«МАЛХОЛЛАНД ДРАЙВ», 2001
Медленное приближение странных фигур в Оно
«Оно», 2014
Не самый очевидный, но памятный для зрителя пример кошмарного сновидения в кино — малобюджетный хоррор Роберта Дэвида Митчелла (автора «Под Сильвер-Лейк» с Эндрю Гарфилдом, чей герой под раскаленным солнцем того же Лос-Анджелеса обнаруживает повсеместно раскиданные улики зловещего глобального заговора). Юных персонажей «Оно», обитающих в уютной субурбии, преследует и уничтожает сверхъестественная сила, а проклятие можно передать партнеру через сексуальный контакт. Как в плохом сне, нечто жуткое принимает форму обыденного: обычных людей, знакомых, незнакомых, живых и мертвых. Они медленно надвигаются на жертву, их приближение не всегда можно заметить, но неизбежность их появления погружает зрителя в состояние липкой паранойи.
«ОНО», 2014
Сцена, в которой героиня, привязанная несостоявшимся бойфрендом к креслу, впервые видит медленно идущую на нее голую женщину, заставляет переживать состояние беспомощности, как в настоящем кошмаре, где не работают рациональные стратегии и традиционные способы побега. Летальное наказание за секс — штамп американских подростковых ужастиков (Митчелл вдохновлялся постмодернистской франшизой «Крик»). Но в контексте арт-хоррора связь Эроса и Танатоса становится еще более зловещей, а свобода интерпретации всего происходящего на экране напоминает о сюрреалистической практике самостоятельного взаимодействия с произведением — на символическом и подсознательном уровне.
«Корпорация “Святые моторы”», 2012
Танец с датчиками
Уже в первые минуты фильма режиссер Леос Каракс, одетый в пижаму, приглашает нас в свой сон: он поднимается с кровати, и один из его пальцев превращается в ключ-шестигранник, открывающий дверь в иную реальность. Дальше нас ждет каскад перевоплощений: сквозной персонаж в исполнении Дени Лавана превращается из акулы-бизнесмена в нищенку с парижского моста, а потом — в обитателя канализации и пожирателя цветов Месье Дерьмо (персонажа из предыдущей работы Каракса, эпизода в режиссерском альманахе «Токио!»).
«КОРПОРАЦИЯ “СВЯТЫЕ МОТОРЫ”», 2012
При первом просмотре «Святые моторы» пугают и изумляют, но больше изумляют. Особенно в минуты, когда герой переодевается в облегающий костюм с датчиками для захвата движения, заходит в темное помещение и исполняет серию внезапных танцевальных перформансов, в числе которых — аллегорическая репрезентация сначала войны, а потом секса. Фильм о фрагментарности человеческого опыта, природе кинематографа, идентичности и самопрезентации посвящен погибшей спутнице режиссера, Кате Голубевой. И напоминает тот самый сон, в котором утраченное ненадолго возвращается — не в своем оригинальном облике, но как неожиданное, пронизывающее атмосферу видение и косвенный, но хорошо узнаваемый намек.
