Ягодки впереди
борис кагарлицкий
Забастовку владельцев ПВЗ (пункт выдачи заказов) Wildberries в маркетплейсе сначала пытались объявить не стоящей внимания, потом признали и пошли на уступки, приостановив списание штрафов за подмену товаров покупателями и пообещав наладить обратную связь. Впрочем, к этому моменту делом заинтересовались Федеральная антимонопольная служба и Госдума, а сотрудники Wildberries начали создавать профсоюзы. Социолог, политолог Борис Кагарлицкий (признан иностранным агентом) о том, что значит эта стачка ХХI века для всех нас.
Настоящий материал (информация) произведен, распространен или касается деятельности иностранного агента кагарлицкого бориса юльевича
та забастовка неожиданно оказалась выгодна всем (кроме разве что Wildberries). Насколько я понимаю, она возникла стихийно, и компания, по всей видимости, надеялась, что легко ее подавит. Но получилось так, что у сотрудников Wildberries оказалось неожиданно много союзников. С одной стороны, левые всячески поддерживали борьбу трудящихся. А с другой стороны, официальные медиа и представители власти оказались неожиданно позитивно настроены. С чем это связано? Я думаю, с тем, что власть пытается таким способом доказать свою близость к народу. И поскольку компания Wildberries, несмотря на огромные обороты, не имеет крепких, что называется, связей, зацепок в самом верху, не имеет политического ресурса, то ее решили принести в жертву. Власти тоже иногда надо показывать свое доброе лицо, а не звериный оскал, но только в том случае, если ей это ничего не стоит. Так что успех этой забастовки — результат счастливого стечения обстоятельств. Главный вопрос — что будет дальше.
Тут надо сказать, что кейс Wildberries — часть глобальной тенденции. Последние годы было ощущение, что забастовочная и профсоюзная активность уходят в прошлое. Масштабные индустриальные производства с большими массами рабочих, которых легко было организовать, понемногу исчезают: их либо заменяют небольшие предприятия, либо производство выносится в азиатские страны с весьма жесткими трудовыми условиями, там особенно не попротестуешь. И параллельно начал бурно расти сервисный сектор, где коллективы построены по совершенно другому принципу — это сетевые структуры, в которых тоже работает множество людей, но они мало связаны между собой. Сотрудники пунктов выдачи заказов — яркий тому пример. Казалось, что бастовать при такой структуре невозможно. А сейчас мы видим, что ошибались. Более того, у сетевого протеста есть свои преимущества: в частности, он децентрализован. Все-таки классический профсоюз — это бюрократическая структура, которую трудно прокормить и легко обезглавить (независимый региональный профсоюз «Рабочая ассоциация» распался на две части, когда его лидер Алексей Этманов не договорился с соратниками, на что тратить кассу), а тут мы имеем дело с чем-то похожим на партизанские отряды, которые координируют свои действия, но могут не иметь единого вождя.
Собственно, одной из первых забастовок нового типа стала всемирная акция протеста, которую устроил профсоюз DHL. Причем это была прелестная история. Организаторы проанализировали, как работает компания, и выяснили, что прибыль приносят только американские пункты выдачи. И что они сделали? Объявили забастовку именно американских пунктов, а точки во всех остальных странах мира, наоборот, начали максимально наращивать производительность. В результате склады оказались перегружены, убытки стремительно росли, и через несколько дней компания пошла на уступки.
Сейчас все наблюдают за протестами в Париже, но их случай особый. Франция имеет очень своеобразную профсоюзную структуру, радикально отличающуюся, скажем, от немецкой, британской или шведской, где профсоюзы стараются регулярно работать на предприятиях и взаимодействовать со своими членами. Во Франции, если посмотреть на членство в профсоюзах, то оно очень низкое — платить взносы здесь никто не любит. При этом профсоюзов очень много, и они разрознены: более левые, более умеренные, почти консервативные, есть христианские и так далее. Казалось бы, профсоюзы при таком раскладе должны быть слабы. Но каждый раз, когда происходит какой-то серьезный конфликт, к ним мгновенно присоединяются миллионы людей. То есть француз в профсоюзе не состоит, взносов не платит, в выборах не участвует, но знает, где у него профсоюз. И эта традиция существует со времен Великой французской революции.
А в России традиция на нуле. Ее нужно создавать заново. И она получится такой, какой мы ее создадим сейчас. При этом, если мы вспомним конец 2010-х, протеста было довольно много. Причем локальные истории были вполне успешные. Более того, в некоторых случаях региональные власти вставали на сторону трудящихся. Но общая тенденция состояла в том, что, даже если какие-то протесты были успешны, для правящих кругов и корпоративных элит было важно, чтобы за ними не последовала самоорганизация. Сценарий обычного российского протеста выглядит так: собрались, попротестовали, выиграли или проиграли и разошлись, никаких следов этого движения не осталось, все как прежде. А как только возникали какие-то попытки самоорганизации вроде профсоюза «Курьер» (объединяет работников сервиса доставки еды) или «Действие» (объединяет медработников), начинались репрессии (9 февраля 2023 года лидера профсоюза «Курьер» Кирилла Украинцева приговорили к году и 4 месяцам колонии-поселения за призывы к забастовкам, но освободили в зале суда, потому что зачли срок, проведенный им в СИЗО. — Прим. The Blueprint). В этом смысле случай Wildberries пока уникальный, и надо смотреть, как дальше будет развиваться их профсоюз «Правда сотрудников» и сможет ли закрепить успех. Может, примеру Wildberries последует Ozon, а может, получится наладить координацию между профсоюзами работников ПВЗ, курьеров, таксистов. Так в совсем далеком будущем они могут стать общественно-политической силой. Но это пока лишь в отдаленной перспективе.
э
БОРИС КАГАРЛИЦКИЙ • есть тема
БОРИС КАГАРЛИЦКИЙ • есть тема
28 МАРТА 2023
0