Вечное сияние чистой красоты

ФОТО:
АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

В московской галерее Ruarts открылась большая и очень представительная по составу художников выставка «Чересчур», посвященная китчу. Насмотревшись на котиков, детей, лягушечек, цветочки, стразы и женские портреты членов Политбюро ЦК КПСС, Олег Зинцов обнаружил, что в сегодняшней России китч, похоже, оказывается самым актуальным языком описания реальности.

Прелестно! Прелестно! Как восклицала ворона из мультика про попугая Кешу, восседая на мусорном баке. Вот идеальный зритель «Чересчур», где все такое яркое, цветное, радостное, вкусное, жирное, мучное и сладкое. Хочется пончиков, хочется тортов и шампанского с пузыриками. Вот диптих Алины Глазун — портреты двух котов, над одним светится надпись «козлик», а над другим «зайчик», мило. Вот соц-артовский «Новый год» Александра Виноградова и Владимира Дубосарского — Дед Мороз в окружении детей, оленей, пони и покемонов, роскошно! Вот автопортреты Владислава Мамышева-Монро в женских образах Константина Устиновича Черненко, Динмухамеда Ахмедовича Кунаева и других видных деятелей советского государства периода его полураспада, красиво! И так далее — на три этажа.

Алина Глазун, «Козлик» и «Зайчик», 2021 (1,3) / Александр Савко, «Свидание», 2020 (2)

Алина Глазун, «Страшновато»

Владислав Мамышев-Монро, Из серии «Жизнь замечательных Монро», 1996

Что ни имя — звездное: Ирина Корина, Борис Михайлов, Александр Захаров, Валерий Кошляков, Ольга Тобрелутс, Виктор Фрейденберг, группа AES + F и еще полтора десятка. Работы нулевых — 2020-х, очень разные по технике, от живописи до объектов и видео-арта, концептуально объединены независимым куратором Алексеем Масляевым и арт-директором фонда Ruarts Катрин Борисов понятием «китч», и если вам слышится в этом что-то плохое, то выставка за пять минут переубеждает в обратном. «Китч — это трепетное, волнующее, возбуждающее прикосновение к миру прекрасного», — пишет Масляев в сопроводительном тексте, хитроумно вовлекая зрителя в игру. И в самом деле, оглядывается очарованный, застигнутый врасплох посетитель: прелестно, прелестно!

Из экспозиции «Чересчур» / Ruarts Foundation, 2024

Кураторы как будто выдают нам разрешение не стыдиться, отдаться чистому восторгу перед шиком и блеском, признаться, что нам это нравится, и это ничуть не умаляет наш «вкус» (термин, давно и сам перекочевавший в словарь китча). Но это, конечно, лукавство. «Китч, — продолжает Масляев, — это желание людей жить как буржуа, реализуемое через короткий путь к удовольствию, которое обещает встреча с искусством». И цитирует книгу Клемента Гринберга «Авангард и китч»: китч предназначен «для тех, кто, оставаясь безразличным и бесчувственным к ценностям подлинной культуры, все же испытывает духовный голод». Соглашаясь с Гринбергом, что китч — «симулякр подлинной культуры», куратор предлагает взглянуть на него и с другой стороны — отнестись к китчу «как к определенному виду эстетизма — способу видеть мир как эстетическое явление» (формула Сьюзен Зонтаг из «Заметок о кэмпе»). Такой ракурс, замечает Масляев, позволяет выделить определяющие черты китча: «позитивное содержание, простоту и однозначность, формульность и гипертрофированность, а также устойчивые признаки его визуального языка и образной системы: цветы, драгоценности, великолепные природные виды, дети, мифологические персонажи и существа, медийные личности, образчики классического искусства и культуры, влюбленные и так далее».

GIWE, «Красота», 2023

Тим Парщиков, Times New Roman Episode III, 2011-2012

Александр Виноградов и Владимир Дубосарский, «Без названия», 2006

Дмитрий Шабалин, «Кибертрансформация человека-паука», 2021

Иван Горшков, «Постановочная фотография для обложки журнала», 2018

Саша Лемиш, Real Things, 2024

Тут есть определенная ловушка, изящная двусмысленность. С одной стороны, зрителю дана индульгенция на непосредственное, наивное наслаждение, которое предлагают ему художники, сознательно работающие с эстетикой китча. С другой — он пойман на guilty pleasure, зачислен в разряд тех, кто ищет «короткий путь к удовольствию». В контексте времени, которое охватывает выставка, этот упрек выглядит ретроспективным: и в самом деле, не к этому ли мы стремились в «тучные годы» — жить как буржуа?

Из экспозиции «Чересчур» / Ruarts Foundation, 2024

Но есть и другой контекст — сейчас. И он переворачивает смысл показанного на выставке «Чересчур», вызывая ощущение, что китч — это наше дада, наше ОБЭРИУ, новый вывихнутый язык, единственно адекватный свихнувшейся реальности, в которой невозможно сочинить тексты абсурднее новостных и выдумать образы сюрреалистичнее документальных кадров из соцсетей, снятых случайными людьми на телефоны. Китч всегда преувеличен, но сегодня ничто больше не кажется преувеличенным, и всякое «чересчур» уже назавтра становится привычным для восприятия. Китч — одновременно крик (по форме) и молчание (по содержанию, которого он демонстративно лишен). Китч кричит о том, что мы — немы. Или — не мы. Зайчики, козлики, котики, бегемотики.

Айдан Салахова, «Афродита», 1996