Blueprint
T

Время запоминать

ФОТО:
АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ



Сегодня в центре современного искусства «Винзавод» открывается выставка «НИИ Архив. Ремонтаж», которая впервые представит документы и артефакты исторических проектов, эпохальных экспозиций и масштабных инициатив «Винзавода». В основе — материалы главных выставок, проходивших здесь с 2007 по 2024 год, а также редкие произведения и документы, найденные в процессе работы, которой занималась команда «НИИ Архив» (этот новый отдел объединяет институциональный архив с выставочной, издательской, публичной и грантовой программами). Олег Зинцов поговорил с куратором проекта и последним руководителем отдела новейших течений Третьяковской галереи Ириной Горловой о проблемах музеефикации современного искусства, времени его расцвета в России и сегодняшнем положении вещей.

Фрагмент экспозиции выставки «НИИ Архив. Ремонтаж»

Давайте начнем с события — в чем концепция выставки «НИИ Архив. Ремонтаж»? Звучит как что-то из Стругацких.

В словосочетании «НИИ Архив» зашифрованы три слова — «наука», «искусство», «исследование». Задача выставки — через архив «Винзавода» рассказать об истории развития художественной жизни Москвы, и не только Москвы, на протяжении последних лет, начиная с 2006-2007-го, когда «Винзавод» и появился. Мы начали работу с командой отдела «НИИ Архив» по изучению материала, который накопился за годы работы центра. И постарались выявить, какие основные направления деятельности «Винзавода» были наиболее заметны. С чего все началось, что осталось важным до сегодняшнего дня. А началось вообще-то все со стрит-арта. Потому что первым проектом «Винзавода», когда его еще и не было как институции, был фестиваль граффити 2006 года, к участию в котором были приглашены разные команды художников, работавшие на улицах Москвы. Им отдали под роспись стены зданий еще не реконструированного «Винзавода». Чтобы подчеркнуть роль стрит-артистов в формировании этой площадки, мы отвели теме «уличного искусства» в экспозиции отдельное пространство. Одну из главных стен на нашей выставке заняло текстовое граффити Кирилла Кто — его личная история «Винзавода». Кирилл, в частности, пишет о том, что поначалу художники скептически отнеслись к озвученной организаторами идее о создании в этом месте центра современного искусства, которая показалась им «маниловщиной», но в итоге с энтузиазмом вовлеклись в процесс. Дальнейшее исследование архивных материалов позволило наметить еще несколько основных тем. Одной из них стали большие проекты, групповые и персональные «эпохальные» выставки. Первой из них была выставка «Верю», которая в 2007 году заняла огромное пространство Большого винохранилища.

Фестиваль стрит-арта. Винзавод, 2006

Вид готовящейся инсталляции Ильи Кабакова «Туалет» на Винзаводе, 2008

Собирались художники, философы, искусствоведы, кураторы, проводили по несколько часов прямо в неотапливаемых подвалах Винохранилища, укутанные в одеяла, и вели беседы о том, что сегодня может вдохновить на создание произведений искусства

«

Я помню, что ее делал Олег Кулик, и это тоже было новостью — акционист, «человек-собака» берется за большой кураторский проект!

Ну, в 2000-е годы Кулик уже был не акционистом, а автором очень интересных, соединяющих различные материалы и медиа инсталляций. Выставка «Верю» готовилась как серьезный, претендующий на статус исследовательского, стратегического и подводящего итоги проекта. На «Винзаводе» собирались художники, философы, искусствоведы, кураторы, которые проводили по несколько часов прямо в неотапливаемых подвалах Винохранилища, укутанные в одеяла, и вели беседы о том, что сегодня может вдохновить на создание произведений искусства. В результате в проекте приняло участие больше 50 художников, и поражающие своими размерами и величием залы были просто забиты искусством. Получился таинственный лабиринт, где встретились авторы разных поколений, разных позиций, различных систем.


Еще одной яркой точкой, вехой в истории художественной жизни Москвы стал кабаковский фестиваль «Московская ретроспектива. Альтернативная история искусства и другие проекты». В 2008 году Илья и Эмилия Кабаковы приехали в Москву и открыли практически одновременно несколько масштабных выставок на разных площадках. Это был, во-первых, бывший мельниковский гараж, который тогда отдали на несколько лет только что основанному центру современной культуры «Гараж» (откуда, собственно, и название). Там были представлены новый, специально созданный проект «Альтернативная история искусства» и инсталляция 1991 года «Красный вагон». Во-вторых, в ГМИИ имени Пушкина была выставка «Ворота» — осуществилась давняя мечта Кабакова о том, что его работы будут когда-нибудь экспонироваться в стенах Пушкинского музея. И наконец, «Винзавод», на территории которого разместились две важнейшие в биографии Кабакова исторические работы. Никто и не мечтал, что когда-нибудь в Москве мы сможем увидеть тот самый знаменитый кабаковский «Туалет», потрясший в 1992 году весь мир. И вот его построили прямо во дворе «Винзавода», и на вход выстроилась очередь. А рядом расположилась кабаковская «Жизнь мух». Два зала — Цех красного и Цех белого — были превращены в комнаты регионального краеведческого музея, посвященного истории цивилизации мух.


Винзавод. Выставка «Верю». Дмитрий Гутов. «Стопы», фрагмент

Вы сейчас рассказываете про какую-то прямо вселенную, а выставка все же довольно компактна.

Конечно, ведь это проект про архив. Мы не можем воссоздать всю историю, мы можем напомнить о ней при помощи документации и артефактов. Из экспонатов проекта «Верю» мы выбрали работу Дмитрия Гутова, которая завершала в экспозиции перспективу первого зала Большого винохранилища и производила просто ошеломляющее впечатление своим масштабом и силой образа. Про проект Кабаковых мы решили рассказать через тексты из книг отзывов и комментарии современников, а стрит-арт показать при помощи истории, написанной Кириллом Кто. Мы не могли обойти вниманием еще одно важнейшее направление деятельности «Винзавода», известного своими программами, связанными с молодыми художниками. Первым долгосрочным проектом поддержки молодого искусства стал «Старт», когда выбранному экспертным советом молодому художнику предоставлялось пространство для персонального проекта, который он осуществлял при поддержке куратора программы. В результате деятельности «Старта», а затем и действующих сегодня «Открытых студий» образовалась коллекция, которая насчитывает более 250 произведений. Мы понимали, что не можем показать всю коллекцию, и выбрали около 20 работ, реализованных и представленных на «Винзаводе» в разные годы. Особенность этой коллекции, ее историческая ценность заключается в том, что в ней находятся самые ранние работы художников, многие из которых стали за эти годы заметными, зрелыми мастерами. Выставка предоставляет возможность увидеть ранние работы Евгения Антуфьева, Татьяны Ахметгалиевой, Лизы Бобковой, Кирилла Макарова, Ульяны Подкорытовой, Егора Федоричева, Алексея Луки, Славы Нестерова и других. Имена этих авторов хорошо известны, они работают с серьезными галереями, показываются в музеях, их произведения входят в музейные коллекции. А здесь мы можем посмотреть, что они делали в 2009, в 2011, в 2015 годах. Поэтому один из «нефов» Цеха красного отдан части коллекции «Винзавода». Ну, а в центре пространства — все то, чем богат архив «Винзавода» сегодня. В процессе ознакомления я поняла, что большую часть архива составляют цифровые фотографии и видеодокументация. Бумажных материалов, документов «классического» архивного формата гораздо меньше. Для показа такого медиаархива мы выбрали форму мультиэкранной инсталляции, где демонстрируются кадры, напоминающие об особенно заметных проектах, реализованных в центре за почти двадцать лет.


«

Что мы можем поместить сегодня в архив, кроме копий цифровых материалов? Собирать наброски на салфетках? Почему нет?

Евгений Антуфьев, «Олень», 2008, персональная выставка в проекте СТАРТ, ЦСИ ВИнзавод

из книги отзывов на выставки Винзавода

И все-таки — не мало для этого одного зала?

Вообще, для показа полноценного проекта о деятельности «Винзавода» требуется гораздо большее пространство, но перед нами стояла другая задача. Я бы сказала, что этот проект — выставка-заявка, выставка-презентация и в то же время выставка-запрос: мы ждем, что уже в процессе работы экспозиции обнаружатся новые лакуны, а зрители или участники каких-то событий придут и скажут: ребята, почему у вас нет того или этого? Для специалистов, которые будут работать с архивом, это импульс. Например, во время подготовки выставки в беседе с художником Мишей Мостом мы узнали, что у него есть большой фотоархив ранних событий «Винзавода», а у «Винзавода» нет этих фотографий. Это был первый сигнал.

«

Одну из главных стен на нашей выставке заняло текстовое граффити Кирилла Кто – его личная история «Винзавода»

Кирилл Кто, Без названия

Я как раз хотел спросить, существует ли проблема музеефикации современного искусства? Или она надуманная, и все происходит по той же технологии, как и с любым искусством?

Проблема музеефикации, конечно, существует. Ведь произведения современного искусства часто созданы из нетрадиционных материалов, для сохранения которых требуются новые, часто только разрабатываемые технологии. И оно не поддается классификации по устойчивым видам искусств — инсталляция может состоять из сотен отдельных единиц хранения, иногда из реди-мейдов. Я не говорю уже о видео- и медиаискусстве, вопросы музеефикации которых становятся предметом обсуждения на специальных научных конференциях. Да и процесс архивирования современного искусства не похож на собирание классического архива. Даже эскизы художники сейчас часто делают виртуальные. Что мы можем поместить сегодня в архив, кроме копий цифровых материалов? Собирать наброски на салфетках? Почему нет? Важнейшей частью работы является сегодня запись интервью, фото- и видеодокументация и тому подобное.

На меня в свое время большое впечатление произвела ретроспектива группы «Коллективные действия» в Новой Третьяковке. Я не думал, что из документации того, что почти неуловимо, можно сделать такую потрясающую выставку.

Для «Коллективных действий» вообще очень важна документация — это главнейшая часть, собственно, чуть ли не единственное, что остается. И конечно, вопрос, как показать такие работы, практически эфемерные и принципиально нонспектакулярные. Это интересно, и это большой вызов для кураторов.

«

Мы ждем, что уже в процессе работы экспозиции обнаружатся новые лакуны, а зрители или участники каких-то событий придут и скажут: ребята, почему у вас нет того или этого?

В связи с этим, конечно, не могу не спросить вас про широко обсуждаемую историю с отделом новейших течений Третьяковки, которым вы руководили в последний, как теперь оказалось, период его самостоятельного существования.

Вы имеете в виду, что он теперь становится сектором отдела «Искусство второй половины ХХ—ХХI веков»? С одной стороны, действительно, в Третьяковской галерее научные отделы в основном эпохальные, но при этом они разделены и по видам изобразительного искусства. Отдел живописи первой половины XIX века, второй половины XIX, первой половины ХХ века, отдел скульптуры, графики и так далее. Следуя этой традиции, допустим, создается отдел искусства второй половины XX — начала ХХI века. Он объединяет и то искусство, которое было внутри условно официального, и то искусство, которое начиналось как неофициальное, а затем получило название современного искусства. То есть он вроде бы повторяет структуру отдела живописи первой половины ХХ века, в котором хранятся и произведения русского авангарда, и картины соцреалистов. Но в нем гораздо меньше произведений, не относящихся собственно к живописи. Да, есть отдельные рельефы, коллажи, объекты конструктивистов. Но ведь фонды отдела новейших течений в основном и состоят из таких экспериментальных форм, как объекты, инсталляции, ассамбляжи, коллажи и другие. Объединение всего этого корпуса с большой коллекцией живописи создаст, мне кажется, гораздо больше трудностей для эффективной работы. В общем, вопросов много. Если этот отдел комплексный, охватывает произведения разных видов искусств, начиная со второй половины ХХ века, то он должен присоединить к себе и отдел графики, и скульптуры? И с точки зрения управленческой это очень сложная задача. Мне кажется, это решение было принято скорее для того, чтобы «спрятать» отдел новейших течений, чтобы он стал частью большого подразделения, растворился в нем.


Время акционизма прошло давно

«

Отдел новейших течений был концептуальным, именно эта идея теперь убрана?

Чисто формально отдела такого теперь не существует, а есть сектор внутри другого отдела. Но при этом работа продолжается так, как она шла всегда. Всех взволновал вопрос о судьбе произведений, находящихся на временном хранении. Но с этим фондом интенсивная работа велась на протяжении всех лет существования отдела новейших течений, особенно активно с тех пор, когда стало известно, что здание на Крымском Валу должно быть поставлено на реконструкцию. И она продолжается. В общем, специалисты остались, выставки готовятся — например, планируется большая ретроспективная выставка Франциско Инфанте и еще ряд проектов.

Фестиваль граффити. Винзавод (2006)

Фестиваль паблик-карта «Пермский коралловый риф», 2013

Вы 20 лет проработали в ГЦСИ, и сегодня кажется, что это как раз был период расцвета российского современного искусства. Какие важные точки вы бы из него могли выделить?

ГЦСИ — наверное, лучший период в моей биографии. Там сложилась прекрасная, дружная команда, мы росли все вместе. Все, кто к имел отношение к ГЦСИ, вспоминают о годах работы в нем с ностальгией. ГЦСИ ведь формировался вместе с нами. Там в разные годы работали многие из известных сегодня специалистов, так или иначе причастных к искусству. Когда Леонид Бажанов стал художественным руководителем ГЦСИ, а он ГЦСИ и придумал, то он нам так говорил: «Я мечтаю, чтобы вы научились работать так, чтобы я вообще не вмешивался в ваши проекты, а приходил только на открытие в смокинге и бабочке и принимал поздравления». И в результате так все и получилось, все эти люди стали большими профессионалами. В том числе те, которые создавали практически с нуля архив и медиатеку. Сначала у ГЦСИ не было своего здания, и все проекты делались на разных площадках Москвы и в разных городах России, мы возили выставки по Сибири, Уралу, Поволжью. В те же годы стала создаваться сеть филиалов, и у каждого было свое лицо, своя специфика и свои грандиозные планы. Я уже не говорю про международные проекты, сотрудничество со всевозможными фондами, музеями и культурными центрами. То есть постепенно все это так разрасталось, от выставок в регионах мы пришли к таким большим проектам, как, например, выставка современного русского искусства в Лувре, где происходили удивительные события. Помню, как мы въезжали на машине прямо в подвал Лувра с тонной капусты для одной из инсталляций, потому что в день открытия оказалось, что капусту выбросили уборщицы, посчитав, что это уже отработанный материал.

«

Мне кажется, это решение было принято скорее для того, чтобы «спрятать» отдел новейших течений, чтобы он стал частью большого подразделения, растворился в нем

А ушли вы из ГЦСИ, когда его подчинили Росизо.

Да, когда центр сделали подведомственным Росизо, поменялся директор и система приоритетов.

А что там сейчас происходит?

Я с интересом и волнением слежу за тем, как работают сегодня бывшие филиалы ГЦСИ, ныне филиалы ГМИИ имени Пушкина. Например, Балтийский филиал, который делает на небольшой площадке очень интересные концептуальные выставки. Или нижегородский Арсенал, ставший одной из самых мощных художественных институций России. И Северокавказский филиал, который только что в 17-й раз провел фестиваль «Аланика». Уже второй год фестиваль охватывает различные музеи республик Северного Кавказа. В прошлом году одной из площадок фестиваля, к примеру, был палеонтологический музей в одной горной деревне, основатель которого собрал потрясающую коллекцию, включающую даже динозавра, обнаруженного в результате раскопок прямо на месте, в своем регионе. Музеи подают заявки на участие в проекте, художники знакомятся с историей, миссией, коллекциями и проблемами представленных музеев, выбирают из них те, что наиболее созвучны их творчеству, предлагают проекты, которые отбирает экспертный совет, а дальше начинается процесс знакомства, сближения, изучения и реализации проекта.


То есть они делают художественным проектом саму концепцию музея?

Да, там художник работает прямо с музеем, исходя из его потребностей, и внедряет туда какую-то работу или вытаскивает на поверхность коллекцию. Каждый раз все зависит от художника, руководства музея и куратора.

Выставка «И подо льдом течет вода. Искусство Северной Кореи», 2010

Александр Бродский, «Ночь перед наступлением», 2009

Вы несколько лет участвовали в работе премии «Инновация». Сейчас большинство арт-премий поставлены на паузу, что происходит с экспертизой?

Осталась Московская арт-премия, выставки номинантов которой проводятся в «Зарядье». А вот Премия Кандинского, «Инновация» ушли в прошлое. Но ведь процедура отбора участников для многих проектов — как выставочных, так и программ резиденций, мастерских, к примеру, «Открытых студий» Винзавода — предполагает работу экспертного совета, так что экспертиза в сфере современного искусства по-прежнему играет важную роль.

Если говорить о ситуации в отечественном современном искусстве в целом, то есть ощущение, что художники после периода акций, перформансов и других пограничных жанров возвращаются к более традиционным — например, к живописи. А какие еще идут процессы?

Что касается перформансов, то действительно их стало не то чтобы меньше, я думаю, что они перешли больше в смежные области, связанные с театром, с танцем, с музыкой. А время акционизма прошло давно. Но те, для кого перформанс был важен как средство, все-таки продолжают с ним работать. Сейчас, мне кажется, в художественных практиках преобладает мультидисциплинарный или даже синтетический подход. Живопись становится «материалом» для инсталляций, исследовательским инструментом, текстом, объекты включаются в проекты, объединяющие видео, фотографии, рисунки, схемы и так далее. Многие художники «испытывают» разные техники и технологии. Например, на последней ярмарке Cosmoscow художником года была избрана Александра Гарт, известная больше всего своими сложными графическими работами и монохромной живописью. А там она показала еще и большую инсталляцию с каруселью. Это и к вопросу об экспертизе — хорошо, что есть такие инициативы, как выбор Cosmoscow.

«

Мы въезжали на машине прямо в подвал Лувра с тонной капусты для одной из инсталляций, потому что в день открытия оказалось, что капусту выбросили уборщицы

Какой вам жанр кажется сейчас мейнстримом?

В последнее время все увлеклись шитьем и вышивкой — столько прошло биеннале тканей и выставок в разных местах! Но мейнстрим ли это и надолго ли, трудно сказать.

А можно ли архивацию назвать тенденцией? Как будто сейчас, когда громкие высказывания невозможны, художники и кураторы решили заняться вот этой стороной искусства.

Мне кажется, это заметная тенденция сегодня. Мы и в Третьяковке говорили, что не можем сейчас, к примеру, показывать многие практики искусства 1990-х годов, потому что художественная сцена тогда была ну очень радикальная, но это ведь история искусства, правда? И мы можем и должны ее сохранить, пусть внутри архива. И то же самое, я думаю, происходит в современном художественном процессе — у многих появилась страсть к исследовательской деятельности. Время собирать камни, осмыслить, анализировать истоки различных процессов.

И вы эту тенденцию фиксируете выставкой «НИИ Архив».

Мне-то эта выставка интересна тем, что мы поднимаем на поверхность то, что уже запылилось, забылось, ушло в историю. За время существования «Винзавода» выросло целое поколение художников и зрителей, даже два. Кто сегодня помнит выставку «Верю»? А казалось, что это прямо ого-го, что она останется незабываемым событием в истории! А кто помнит другие звездные выставки, даже выставку Кабаковых? Или, например, первые громкие выставки science art, собравшие в одном пространстве звезд мирового искусства? И фестивали стрит-арта, и паблик-арт проекты, и фестивали комиксов? И многое другое. Нам было важно это все приподнять, вытащить из полузабвения и продемонстрировать хотя бы в формате документации новому зрителю, молодым художникам и историкам искусства. Поэтому я и согласилась принять участие в этом проекте, я уверена, что важно оживить память об очень активных и ярких событиях художественной жизни конца 2000-х — 2010-х годов, во многом повлиявших на формирование современного искусства уже нового поколения. Даже если оно об этом и не подозревает.

{"width":1200,"column_width":75,"columns_n":16,"gutter":0,"margin":0,"line":40}
false
767
1300
false
false
true
{"mode":"page","transition_type":"slide","transition_direction":"horizontal","transition_look":"belt","slides_form":{}}
{"css":".editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}"}