Кончилось лето
ФОТО:
АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
26 октября аукционный дом Vladey проводит аукцион артефактов и произведений Георгия Гурьянова и его друзей — первый шаг к созданию музея-квартиры художника, которую планируется открыть в Петербурге через полтора года, в феврале 2026-го. Гурьянов — без преувеличения культовая фигура современной культуры, петербургский денди и «строгий юноша», меломан и барабанщик группы «Кино», модель многих картин «Новых художников» и живописец «Новой академии изящных искусств» во главе с Тимуром Новиковым. Пока в московской галерее Vladey на Неглинной проходит предаукционная выставка, арт-критик Павел Герасименко наблюдает, как девяностые вслед за восьмидесятыми все быстрее перемещаются в музей.
Андрей Крисанов «Оммаж Олегу Котельникову», 1990-е
Дальше действовать будем мы
Девяностые еще не сданы в архив целиком, но в последние годы явно туда дрейфуют. Это не только естественный ход времени со сменой поколений (которая в отечественной культуре и общественной жизни всегда идет тяжело), но и ощутимое всеми сильное желание подвести под «лихими девяностыми» черту, расставить и надолго вперед определить оценки этого необычайного для страны и краткого по историческим меркам периода. Это время осмысляют документальные сериалы от Trauma zone до «Непрошедшего времени», выставки про Цоя и Балабанова, фильмы даже перечислять не будем. Их создатели стремятся застолбить точку зрения на эпоху, которая прошла стремительно и, в общем, без остатка (политические достижения утрачены, эстетические предпочитают не вспоминать).
Для музеефикации девяностых Петербург подходит гораздо лучше, чем Москва — несмотря на все перемены двух последних десятилетий, здесь сохранились в неприкосновенности многие приметы прошлого и сам «исторический дух»: клип Монеточки на песню «Девяностые» снимался в обычной квартире на Большом проспекте Петроградской стороны, и таких мест до сих пор много в городе. Легенды и мифы здесь не отвергаются с порога как небылицы и не принимаются просто на веру, а вплетаются в ткань повествования, становясь частью городского текста, объясняющего современность. Если вглядеться, то город-музей Петербург состоит из множества «живых музеев» прежних эпох, это город-архив, пока что открытый для изучения. Герои романа Константина Вагинова «Бамбочада» в Ленинграде начала 1930-х годов коллекционируют все, начиная от конфетных оберток и заканчивая снами, так почему бы не последовать их примеру?
Все говорят, что мы вместе. Все говорят, но не многие знают, в каком
Именно на интроспекции основаны большие выставочные аттракционы последних лет: «Балабанов» или «Виктор Цой. Путь героя» построены как путешествие во времени в обратную сторону — даже дизайн пространств неосознанно повторяет формы «волшебных пещер» Диснейленда или «пещеры ужасов» Луна-парка, в финале ставя перед зрителем неизбежный вопрос «Что было бы с героем сейчас, будь он жив?», и, конечно, с единственно правильным ответом, подразумевающим, что Витя (или Леша) был бы на стороне добра и света вместе с нами. Нехитрый фокус обеспечивает переживание сопричастности для поколения, заставшего девяностые годы в лучшем случае в младенчестве.
Выставка о Викторе Цое проходила в московском Манеже всю первую половину 2022 года (а теперь переехала в петербургский «Севкабель», где будет идти до марта) и непроизвольно приобрела характер идеологического высказывания. Совершенно очевидно, что горячо любимые на просторах бывшего СССР песни группы «Кино» (здесь уместно вспомнить «Кукушку», исполненную Полиной Гагариной на митинге в «Лужниках») превратились в оружие противостояния, стали одним из многочисленных маркеров разделения. Странно, что именно Цой, а не, скажем, Егор Летов остается наравне с Бродским как автором стихотворения «На независимость Украины» в центре идущей идеологической полемики.
Виктор Цой «Без названия», 1980-е
«Балабанов» / «Виктор Цой. Путь героя»
Мой друзья всегда идут по жизни маршем. И остановки только у пивных ларьков
Одним из своеобразных «музеев девяностых» в Петербурге можно считать «Пушкинскую, 10» — арт-центр, существующий уже четверть века на Лиговском проспекте, 53. На стене здания, в котором расположены художественные мастерские, выставочные залы и концертные площадки, с годами множится число мемориальных табличек, посвященных жившим и работавшим тут людям, — не все из этих деятелей петербургской культуры получили широкую известность, но каждый оставил по себе добрую память.
Долгое время на «Пушкинской, 10» действовал «Петербургский архив и библиотека независимого искусства», где искусствовед, куратор и художник из круга Тимура Новикова Андрей Хлобыстин собирал артефакты художественного сообщества, скопив в результате богатейший материал. Вынужденный покинуть «Пушкинскую, 10», он передал все собрание в петербургский архив музея современного искусства «Гараж», расположенный в Новой Голландии, где также хранятся теперь ценные архивы других активных участников «тимуровского» движения: художника Ивана Сотникова или группы «Новые композиторы». Среди предметов коллекции Хлобыстина в архиве «Гаража» есть пальто Георгия Гурьянова, сшитое модным домом «Строгий юноша». Одежда работы Константина Гончарова — еще одного удивительного петербургского персонажа 1990-х — пополнила фонды Эрмитажа после выставки, состоявшейся в музее летом 2023 года.
Работы Георгия Гурьянова
Дом кирпичный, одна семья, две семьи, три семьи, много подсобных помещений
С именем Георгия Гурьянова связано множество петербургских адресов: его мастерские были в красивейших местах центра города — на Садовой напротив Юсуповского сада и около Тучкова моста с видом на Неву, а мемориальный музей создается в квартире дома 46 на Литейном проспекте — постройки середины XIX века, известного как «доходный дом архитектора Пеля». Квартира насчитывает чуть больше ста метров, и, по словам устроителей будущего музея, сама экспозиция займет три комнаты, обстановка которых максимально сохранена. Здесь будут представлены личные вещи и музыкальные инструменты, архивные документы и фотографии, живопись Гурьянова, который брал за образцы и переносил на холст кадры из фильмов «Строгий юноша» Абрама Роома или «Олимпия» Лени Рифеншталь и снимки классиков советской фотографии тридцатых годов — Родченко, Гринберга, Шайхета.
«Новая академия изящных искусств», участником которой был Гурьянов, задумывалась Новиковым как концептуальное явление с изрядной долей постмодернистской иронии и просто художественного озорства — декларативное возвращение искусства к классическим истокам было одной из реакций на глобализацию и стремительную коммерциализацию контемпорари-арта, начавшуюся в девяностые годы. Таким был контекст возникновения художественного проекта, завершить который его основателю помешала только преждевременная смерть, иначе бы Новиков обязательно поставил точку в деятельности «Новой академии». Но в наши дни эти детали уже трудно различить, искусство «неоакадемистов» утратило прежнюю витальность и как раз годится для музейной экспозиции про девяностые.
Музей Георгия Гурьянова
Ольга Тобрелутс «Без названия», 1996
Тимур Новиков «Старт», 1992
Музей должен получить статус частного учреждения культуры — существует «Ассоциация частных и народных музеев России», в Петербурге в нее входят около 50 малых музеев, от коммерческих курьезов вроде музея «Море чая» до передового и известного своими выставками Музея сновидений Зигмунда Фрейда. Устройство экспозиции в многоквартирном доме по соседству с другими жильцами предполагает изменение статуса помещения. Например, Музей-квартира Иосифа Бродского смог решить эти проблемы не сразу и только благодаря меценатской поддержке и существенному влиянию Максима Левченко, который основал музей «Полторы комнаты» и стал его директором, превратив мечту петербургской шестидесятнической интеллигенции в заметное культурное предприятие.
Музей-квартира Иосифа Бродского
Здесь тракторы пройдут мои. И упадут в копилку
Среди первых шагов к созданию музея Гурьянова — аукцион артефактов и произведений художника и его друзей, который пройдет 26 сентября во Vladey и финансово поможет решить многочисленные задачи, стоящие перед устроителями музея. Сейчас трудно представить, что в ноябре 2013 года (меньше, чем через полгода после смерти художника) на торгах Contemporary East аукциона Sotheby’s портрет Виктора Цоя, выполненный Гурьяновым с фотографии карандашной штриховкой по белому грунтованному холсту, был продан за двести с лишним тысяч долларов. Успех серии работ, показанной в Петербурге в 2004 году на персональной выставке «Моряки и небеса», ставшей последней при жизни автора, сразу вывел Гурьянова в топ самых дорогих русских художников, желанных для коллекционеров, что не могло не вызвать распространение подделок. Происхождение из семьи художника — лучшая гарантия подлинности для работ на нынешнем аукционе, названном «Коллекция Гурьянова». Больше трети из 33 лотов аукциона — работы Гурьянова разных лет в живописи, графике и фотографии. Кроме них на продажу выставлены произведения его друзей, в том числе Владислава Мамышева-Монро, Тимура Новикова, Виктора Цоя, Андрея Крисанова.
Владислав Мамышев-Монро «Портрет Филиппа Кусакина», 1994
По замечанию искусствоведа и специалиста по творчеству художников круга Новикова Екатерины Андреевой, музей Гурьянова окажется важной точкой на непрерывной линии искусства, идущей вдоль Литейного проспекта от Музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме до Музея Иосифа Бродского в Доме Мурузи — и дальше в обе стороны, если добавить сюда места, связанные с Новиковым, который жил в начале проспекта на Шпалерной улице, а потом в самом его конце, за пару домов от Невского. В 1993 году на открытии персональной выставки «Горизонты» в Стеделейк-музее в Амстердаме Новиков встретился с Бродским, и главным сюжетом их недолгого разговора стал Петербург — влияние, которое на поэта и художника оказывает не только архитектурное окружение, но сама петербургская атмосфера. Как оказалось, между мультидисциплинарным артистом Гурьяновым и классиком русской литературы Бродским — короткая дистанция всего в одно рукопожатие.
Сейчас очевидно, что всякий разговор о девяностых (и в целом о новейшем периоде российской истории) обречен на мифологизацию. Любая музейная экспозиция об этом времени, даже придерживающаяся строго научных стандартов и насыщенная подлинными предметами, все равно кристаллизуется вокруг личного героического мифа, будь то политик, художник, поэт, рок-звезда или все сразу. Именно поэтому такой музей, как правило, возникает как частная инициатива «фан-клуба» — близкого круга друзей, коллег, единомышленников, поклонников. Трудно найти вещи более несовместимые, чем рок-н-ролльное буйство искусства и жизни, творившееся всего каких-то тридцать лет тому назад, и жанр «мемориальной квартиры», но будущим посетителям музея придется совместить сразу несколько различных образов, в случае Гурьянова — музыканта «Кино», художника «Новой академии», реставратора антикварной мебели и коллекционера. Возможно, это станет одним из способов понять многомерность эпохи, о которой так много спорят в наши дни.
