Есть тема
Почему Юлия Навальная — героиня нашего времени
Анна Наринская
В регулярной колонке «Есть тема» эксперты осмысляют главные события недели и то, что они значат для всех нас. 2 февраля Симоновский районный суд Москвы отменил условный срок Алексею Навальному по делу «Ив Роше» и заменил его на реальный. С учетом времени, которое оппозиционный политик уже провел под домашним арестом, Навального отправили в колонию на два года и восемь месяцев. Сцена его очередного расставания с женой Юлией Навальной уже облетела все соцсети. Мы вспоминаем колонку журналистки Анны Наринской о том, почему Юлия — не просто «жена декабриста», а настоящая первая леди.
нас всех тут в России с женами политиков связано нечто вроде родовой травмы. Вообще-то мы предпочитаем, чтоб их — этих жен — вовсе не было. Нынешний президент, который, что ни говори, во многом соответствует народным чаяниям, технично избавился от этой проблемы почти десятилетие назад. После дружественного вроде бы развода Людмила Путина растворилась в тумане, и ее место не только никем не занято, но вообще как будто бы аннигилировано. Несимметричная (даже чисто визуально) конфигурация «Российский президент встречается с президентом другой страны и его первой леди» перестала царапать глаз уже давно. Ну положено у нас так в России — без баб, извините, дам.
Владимир Владимирович — не первый начальник нашей части суши, выступающий подобным образом. Советские лидеры тоже обычно держали своих жен в глубокой тени. Исключение здесь разве что Нина Петровна Хрущева, особенно времени путешествия с мужем по Америке (публичной фигурой также можно считать и супругу первого лидера СССР В. И. Ленина Надежду Константиновну Крупскую. Однако Л. И. Брежнев и И. В. Сталин, не афишировавшие свою супружескую жизнь, в сумме правили страной куда более долгое время, чем Хрущев и Ленин. — прим. The Blueprint). Кстати, знаменитое фото Хрущевой с Джеки Кеннеди — прекрасный пример того, как время трансформирует восприятие. Если когда-то связанной с ней первой реакцией было: «нашенская-то — деревенская, ихняя-то — верх элегантности», то глядя на нее сегодняшними глазами, невозможно не оценить женщину, которая несмотря ни на что смогла оставаться собой — от наряда до выражения лица.
У
АННА НАРИНСКАя • ЕСТЬ ТЕМА
анна наринская • есть тема
Традицию «взорвала» Раиса Максимовна Горбачева, просто-напросто осмелившаяся заявить, что она тоже есть. Что она здесь не в качестве мебели. Что она личность. Что у нее есть свой стиль. Что у нее есть мнения.
Такой сплоченной народной ненависти, как к ней, я, наверное, не наблюдала никогда. Ее не любили даже те, кто поддерживал ее мужа. Тут сошлось все, что только можно — от простецкого «баба должна знать свое место» до интеллигентских рассуждений о неуместности «семейного сближения на бале» и будто бы «пошлости» этих хождений за ручку у всех на виду. Общеизвестно, что первая популярность Ельцина как альтернативы Горбачеву не в последнюю очередь связана с его куда более традиционными для теле- и прочей аудитории отношениями с женой. «Наина Иосифовна не форсит и не выпячивается», — говорили все, и это впечатление позитивно окрашивало ее мужа.
Юлия Навальная — совершенно уникальный цветок в этом палисаднике жен отечественных политиков. И не потому, что она жена политика оппозиционного (много ли мы знаем про жен оппозиционных политиков — даже когда они имелись в количестве большем, чем один?). А потому, что она с абсолютной естественностью соединяет две трудносоединимые вещи — позицию «женщины при выдающемся мужчине» и позицию «женщины — хозяйки собственной судьбы».
Редактор The Blueprint, предложившая мне написать эту колонку, описала тему примерно так: «напишите про жену и сподвижницу во времена третьей волны феминизма». Не стану скрывать, эта формулировка привела меня в некоторый ступор. Я пыталась думать о Юлии в таких терминах и запутывалась все больше. Третья волна феминизма вроде бы уже схлынула, и ее сменила четвертая (действительно, мы ошиблись в нумерации. Третья волна феминизма была в 90-х, четвертая началась в 2010-х. — Прим. The Blueprint). Но если подходить к Юлии Навальной с этой точки зрения, то действительно, скорее ее можно связать с ценностями третьей, во многом концентрирующейся вокруг образа сильной женщины (несмотря на нежность образа, трудно представить себе женщину более сильную, чем Юлия, вытаскивающая мужа из омской больницы). Это, в принципе, все очень интересные и интересующие меня вещи, но странным образом думать так о Юлии оказалось каким-то натужным занятием. Мне не хочется вставлять ее в какие-то схемы и обсуждать ее типичность.
Возможно, единственный персонаж в мире, с которым мне удается ее соотнести, — это Мишель Обама. Обе они обладают редчайшим человеческим качеством — осознанностью. И про ту, и про другую с уверенностью можно сказать, что их положение «жены политика» — это не обстоятельства, а сознательный выбор. Их появления, их слова, их поступки, даже их внешний вид — результат их собственного самостоятельного выбора. И той, и другой, безусловно, хватило бы сил уйти от мужа, если бы его путь им не нравился. И та, и другая вполне могли рассчитывать на собственную политическую карьеру. Но для них важно ровно то место, где они находятся. Потому что его выбрали они сами.
К сожалению, тему сходства Юлии Навальной и Мишель Обамы нельзя развивать долго. Юлия выбрала свою судьбу в ситуации настолько более драматической и тяжелой, что сравнение может показаться даже кощунственным. Юлия выбирала не просто участие в политической борьбе, пусть тяжелой и даже беспрецедентной (возможно, стоит напомнить, что до Барака Обамы чернокожих президентов в США не было), а участие в ней в обстоятельствах, нередко переходящих в убийственные — во всех смыслах этого слова. Она часто повторяет, что выходила замуж не за перспективного юриста Алексея Навального и не за оппозиционного политика Алексея Навального, а просто за Алексея Навального, так что ее решение быть с ним и в горе и в радости, мол, не удивительно. Конечно, говоря так, Юлия говорит о любви, что тут спорить. Но о любви выбранной, о любви не слепой. Об избрании пути, где каждый делает свое — важное — дело. Она говорит о верности этому — неслучайному — выбору.
Она говорит о самоуважении.
Я не знаю сегодня в России разговора более важного.