Н    с   обод    .

В какой России мы будем жить

В конце 2020-го как никогда хочется думать о будущем. Что нас ждет после самого неожиданного и непростого года в нашей жизни? Кто станет его героями? Какие смыслы и уроки мы заберем с собой в 2021-й и дальше? Мы выбрали самое важное, что случилось в России за последние 12 месяцев — от протестов в Хабаровске до отравления Алексея Навального, — и попросили ведущих экспертов предположить, как это повлияет на жизнь каждого из нас в ближайшем будущем. Объясняют преподаватели онлайн-школы InLiberty — Константин Сонин, российский экономист, профессор Чикагского университета и ВШЭ/РЭШ; Дмитрий Травин, руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге; Элла Панеях, социолог и доцент Высшей школы экономики в Санкт-Петербурге.

Мировой экономический спад

Сейчас разгар пандемии, в том числе и в России, и подводить итоги еще рано. Пока нет особых признаков, что ситуация улучшится, даже самую сложную стадию мы еще не прошли. Да, за это время российская экономика пострадала, но не очень сильно. Поскольку кризис происходит на фоне десятилетней стагнации, то этот спад нам не кажется таким большим и значительным. А вот если говорить о мировых экономических потерях, то они огромны. Последний раз кризис такого масштаба случился 80 лет назад. Многое непонятно: приведет ли происходящее к фундаментальным общественным и институциональным изменениям? Как собственно человечество, развитые страны, с этой пандемией справятся: сколько людей излечит вакцина, даже если она будет? Сколько еще лет люди будут носить маски, сколько над нами будут новые правила социального взаимодействия? Уже сейчас цена пандемии для каждого очень велика, но оценить общую цену пока просто невозможно.

Константин Сонин:

Дмитрий Травин:

Падение экономики по итогам нынешнего года коснется миллионов людей — и дальше стоит ждать только снижения качества жизни. Это и так происходило в последние годы, но теперь тенденция усилится. Конечно, это серьезно и негативно повлияет на популярность российской политической элиты, но насколько — будет зависеть от того, что Путин сделает до 2024 года. И как эффективно он будет подавлять протестные настроения. Пока белорусский сценарий нам показывает, что президент может быть запредельно не популярен, но оставаться президентом с помощью силовых методов.

Если говорить о курсе рубля, то его лихорадит, по сути, с начала 90-х. Нужно оговориться, что он не всегда был полностью свободным и полностью конвертируемым. Но если очень грубо, то рубль начало лихорадить, как только валютный курс начал определяться рынком. И это движение в одном неизменном направлении — ослабления рубля по отношению к западным валютам. Это плохо для экономики, но наша экономика и так находится в стагнации с 2009 года, так что все плохое мы уже имеем. Рубль будет так же понемножку слабеть, не линейно, а зигзагами. Но к этому все уже давно привыкли. Конечно, этот фактор, помимо всего, влияет на снижение доходов населения. То есть мы беднеем от девальвации рубля, но масштабы не столь велики, чтобы это радикально на что-то повлияло.

Борьба с пандемией

Константин Сонин:

Элла Панеях:

Как профессионального ученого меня просто завораживает сложность вызова пандемии. Только представьте, сколько самых умных людей человечества бьется над тем, чтобы что-то с этим сделать. С коронавирусом борются как медики и ученые, так и власти — с помощью попыток государственных ограничений или экономических решений. Только медико-биологических ресурсов на борьбу с коронавирусом брошено больше, чем против всех заболеваний в истории человечества, вместе взятых. И все равно мы видим, как даже минимальный прогресс дается с огромным трудом. Так что пока по сравнению с этой угрозой все усилия выглядят невероятно беспомощными.

На первых этапах борьбы с пандемией во всей красе проявилась топорность власти, ее неспособность принимать сложные решения. Все были заняты спасением ситуации с обнулением. Сначала властные структуры повели себя так, будто вирус придумали враги отечества, а когда стала очевидной реальность пандемии, то нужные меры были приняты слишком поздно. Даже правильные в конечном итоге решения производили впечатление неуверенных попыток использовать ситуацию в своих интересах. Российская власть успешно выстроила имидж правительства, которое хорошо работает в чрезвычайной ситуации. Высокая коррупция, плохие дороги, неуспешная модернизация медицины — это цена за быстрые, решительные и эффективные действия в критический момент: например, в ситуации войны или внешнего конфликта. Этот имидж легитимизировал российскую власть в последние послекрымские годы, когда правительство продемонтрировало эти способности. Но теперь же, когда имидж обязывал решительные действия выполнить на благо живущих в стране людей — их здоровья, их работы и повседневности, — мы увидели, что власть оказалась на них не способна.

Обнуление

Российское обнуление — это не событие. Когда мы будем потом читать в учебниках про этот период, то обнуление не будет упомянуто. Может быть, только в качестве иллюстрации того, что настроения граждан уже заметно менялись в сторону неподдержки текущего руководства. А руководство это совершенно не замечало. Главное, что происходит, — рост популярности оппозиции, падение поддержки не только лично президента, но и всего политического руководства в целом. Пусть это пока медленная динамика, но она выглядит ярко выраженной и совершенно неуклонной. Поддержка власти падает, а поддержка оппозиции и вообще идея смены правительства, нового этапа в жизни страны все время растет.

Константин Сонин:

Обнуление не должно было стать переломным моментом. Все понимали, что Путин не уйдет, что окружение президента рассматривает несколько сценариев. Все они сводились к тому, чтобы не решать проблему грубо — не отменять конституционную норму, которая говорит, что президент не может идти на следующий срок. И каким-то образом создать альтернативное место, в которое может переместиться президент, сохранив свои действительные полномочия. Никто ничего другого не ожидал, а общество, очевидно, не было готово этому сопротивляться. Но наш аппарат госуправления находится не в том состоянии, чтобы успешно осуществлять сложные многоходовые стратегии, чтобы перестраиваться в процессе реализации этих стратегий. Для этого исполнители должны быть надежны и компетентны. Но увы.

Элла Панеях:

Перспективы протестов

фе

ми

ни

зм

Константин Сонин:

Феминизм, антирасизм, движение за гражданские права стали мейнстримом на Западе. Это — новая норма, с точки зрения которой просто невозможно, чтобы полиция ставила людям ногу на голову: общество с этим не согласно. В США это больше не элитарное представление, а понимание каждого культурного человека. В России же мы только вошли в период, когда продвинутые слои общества начинают осознавать проблему полицейского насилия и расовой дискриминации как одну из важнейших. В то же время общество становится все более связанным — как в Америке, так и в России. Людям либеральных взглядов в больших городах не все равно, что происходит в других частях страны.

Главное изменение российского протеста — на примере Хабаровска — его устойчивость. Жители Хабаровска считают, что они избрали губернатора. Этот губернатор арестован под надуманным предлогом, люди не верят в легитимность обвинений и не согласны с ними. Они не поддерживают федеральные решения — этим никого не удивить. Но удивительно, насколько сильно они ненавидят федеральный центр и насколько это чувство устойчиво. Протестующие не меняют своего отношения к происходящему и готовы тратить время, силы, энергию. Мне кажется, что в среднесрочной перспективе новая динамика протеста, которую мы наблюдали, очень опасна: что бы ни говорил президент, премьер, другие люди, это не влияет на протест, и его участники не собираются менять свое мнение.

ми

и

Дмитрий Травин:

анти

расизм

В 2020 году российская провинция становится все более активной. Важно, что этот протест впервые был устойчив — оттого, что персонализирован. Это было не просто выступление за демократию или против каких-то путинских акций по типу монетизации (это мы видели еще в нулевые годы). Мы наблюдали протест за конкретного человека: Фургал против Путина. Если у Путина появится персональный противник равного масштаба, то хабаровские акции могут оказаться такими же мощными по всей стране. Ровно то же самое, что мы видим сейчас в Беларуси. Раньше ничего подобного в стране не было, но Тихановская оказалась фигурой, равной по мощи Лукашенко, и протестующие пришли к выводу, что она выиграла выборы с большим перевесом. Так масштабы протестов в Беларуси стали серьезнее, чем в предыдущие 14 лет.

У регионов старательно забирали полномочия уже несколько лет, централизуя и ресурсы, и управление. Сейчас, когда пришел внешний шок, стало понятно, что центр не может решать проблемы в режиме ручного управления регионами. Зачем забирать все ресурсы у регионов — и забирать вместе с ними право принимать решения на местах? Раньше на этот вопрос был пусть и неправильный, но ясный и четкий ответ: «Потому что в регионах коррупция. Москва лучше знает. В Москве выше качество принятия решений». Раньше он устраивал граждан, но пандемия показала, что он неверен. Когда речь идет о благополучии, то регионы лучше справляются с этой обязанностью, а центр не справляется никак. И мы видели, как на протяжении эпидемии рейтинг центральной власти падал, а рейтинги губернаторов росли.

Элла Панеях:

vs

vote

Укрепление оппозиции

Одним из эффектов отравления Алексея Навального будет осторожность оппозиции. Если раньше все опасались оказаться в тюрьме без суда и следствия, то теперь ставки возросли. С другой стороны, кроме Навального пока по-настоящему серьезных оппозиционных лидеров в стране и нет, и многое будет зависеть от того, готов ли он вернуться в Россию и восстановить свою политическую деятельность. Если раньше Навальный делал акцент на антикоррупционные расследования большого числа высокопоставленных чиновников, то в последние пару лет он все больше противопоставлял себя именно Путину. И сейчас Навальный делает акцент на том, что приказ на отравление дал лично Путин. Заявляет, что в стране есть два политика — Путин и Навальный. Они борются с друг другом. Один разоблачает, а другой пытается его отравить. Вот позиция Навального, которую должен был понять всякий, кто смотрел интервью с Дудем. В ближайшие годы это будет основная идея, которую он будет доносить до своего избирателя.

Дмитрий Травин:

Дмитрий Травин:

Константин Сонин:

Константин Сонин:

В истории с покушением на Навального важна общественная реакция на покушение: миллионы людей поддержали его записями в социальных сетях. Возросшая минимум в два раза поддержка и реакция первых лиц государства закрепила за Навальным статус основного лидера оппозиции и второй фигуры в стране после президента Путина. Политически он и до этого был лидером российской оппозиции с 2013 года, когда набрал очень много голосов на выборах московского мэра. Но сейчас по своей важности он фигура, сравнимая с президентом. Отличие его отравления от убийства Немцова и Анны Политковской заключается в том, что прямых доказательств заказчика в случае Немцова не было. Можно спекулировать, что это была инициатива ретивых исполнителей. Покушение на Навального же требовало применения химического оружия на территории страны. Что это за ретивые исполнители, которые имеют доступ к химическому оружию?

Весь бардак, который сопровождал эту историю, говорит о том, что это не тщательно спланированная попытка убийства, а результат все той же потери управления. Акцию осуществляли малокомпетентные люди, из которых практически полностью состоит российская силовая верхушка. Но, кто бы это ни сделал, Путин несет ответственность: если боевым отравляющим веществом в стране может распоряжаться другой человек, то это даже дискредитирует его больше. Навальный после отравления приобрел совершенно другой статус. Он был отравлен как российский политик, но в результате про него пишет международная пресса, его навещала Меркель в больнице. Так что из клиники он вышел уже политиком мирового уровня.

Элла Панеях:

Новая этика

Российское общество проходит этап, который западные страны прошли в 1960-е: общество перестает быть обществом модерна, индустриальным, государствоцентричным и иерархичным. Оно становится горизонтальным, главную ценность приобретают идеи, а бюрократия перестает быть самым эффективным способом управления большими массами людей, которые куда лучше могут организоваться сами. Часть старой модели мира составляли преимущества, которые позволяли мужчинам быть более успешными в работе, чем женщины, начальникам забирать все результаты работы своих подчиненных себе, а семье быть основанной на огромном количестве бесплатного женского труда. А теперь механизмы, поддерживающие это, просто распадаются. Большинство современных работ такие, что все равно, кто их делает: женщина, мужчина, иностранец или человек с не очень хорошим русским. Идея придерживать хорошие позиции только для белых мужчин без физических недостатков перестает содержать хоть какой-то рациональный смысл. Разнообразие становится активом, а когда вы занимаетесь интеллектуальным творчеством, то вам хочется иметь разных людей в команде, чтобы даже просто удовлетворять интересы разных потребителей, пользоваться различным жизненным опытом, может быть, разным образованием.

Если раньше ты либо нравился начальству и делал карьеру, либо не нравился начальству и не мог заслужить повышения, то теперь все иначе. Рабочий — сам себе фирма, он начинает рассматривать свою карьеру как свой собственный проект, например, может перейти с работы на работу для получения новых компетенций. В этой ситуации меняются и нормы поведения, и ценности, меняются представления о правильном и о том, кто на что имеет право. Например, все больший вес приобретают эмоции человека, что чувствуют люди в ситуациях социального взаимодействия и особенно в ситуациях неравенства. Нам теперь не все равно, как себя чувствуют бедные, подчиненные, женщина в отношениях с мужчиной, как себя чувствуют наши дети в школе.

разнообразие

карьера

идеи

эмоции

заинтересованность

гендерное равенство

В России до гендерного равенства далеко, но женщины набрали достаточно много независимости, и часть их прав сохранилась еще с советских времен. Нет ничего удивительного, что есть мужчины, которые эту потерю власти и привилегии ощущают как угрозу и пытаются этому сопротивляться. В России, к сожалению, таким же агентом является государство, которое тоже видит угрозу в модернизационных процессах — просто в развитии общества как такового. И поддерживает часть этих реакционных процессов — просто сопротивляясь любым изменениям. Государство осознает как угрозу не столько какие-то политические движения — допустим, феминистское, — сколько само развитие, которое к возникновению этих процессов приводит. Дела, которые мы как раз видели в недавнее время, свидетельствуют об этом: наличие независимого интернета и соцсетей, независимых экономических транзакций и систем.

Константин Сонин:

Будущее бизнеса

Элла Панеях:

Ситуация с эпидемией дала очень мощный толчок трансформации российского бизнеса в сторону большей горизонтальности, интерактивности и индивидуализации услуг. Со стороны отношений с сотрудниками ситуация сложнее: далеко не все перемены приятны. Но тем не менее российский бизнес сделал очень большое движение в сторону сетевой организации и гибкой занятости. Многим дистанционка была страшно неудобна, но она заставила всех, кому пора было — или скоро станет пора, — переходить на внутренние сетевые организации, задуматься об этом направлении и инвестировать туда не только деньги, но и усилия.

Те изменения, которые с большим сопротивлением и трудом происходили бы на протяжении следующих пяти-семи лет, этот год дал перепрыгнуть в одночасье. Офисов станет меньше, дистанционных сотрудников — больше, так же как и людей на договорах, а не на зарплатах. Там, где бизнес ведет дело с физическим клиентом, качество услуг выросло удивительно: доставка, занимавшая две недели, стала занимать день. Появились сетевые доставки еды. Выяснилось, что каждая российская ретейловая компания способна организовать свою доставку продуктов и сделать это на достаточно высоком уровне. И в этом мы реагировали куда оперативнее развитых стран, где в начале пандемии было сложно купить что-то.

Новое качество российского бизнеса, полученное в этом году, останется с нами. Похожие изменения во всех сферах российского общества начнут сильно влиять на дальнейшие события и в экономике, и в обществе, и в политике тоже. Потому что все это повышает связность общества, а это и есть база происходящих трансформаций.