Тайное становится явным

Специальным событием Десятого фестиваля современной хореографии Context. Diana Vishneva, который пройдет с 23 сентября по 11 декабря в Москве и Петербурге, станет спектакль Анны Щеклеиной «Явь». Работы Анны «Свободу Статуе!» (в соавторстве с Александром Фроловым) и «Ренессанс 2021» уже участвовали в фестивале Дианы Вишневой, она была одним из хореографов фильма «Слепок», а ее танцевальный перформанс «Новая земля», поставленный на берегу реки в Воронеже, получил в этом году «Золотую маску». Новая постановка реализуется в рамках проекта Context Symphony*, цель которого — помочь молодым хореографам в создании спектакля крупной формы. Заявка Щеклеиной была признана лучшей среди 70 претендентов. Премьера «Яви» состоится 15-16 октября в Музее Москвы, билеты уже в продаже. The Blueprint расспросил Анну Щеклеину о том, что такое явь, как отличить настоящее от поддельного, как правильно проживать эмоции и что такое свобода.

Почему «Явь»?

Мы про явное и неявное. Про то, что кажется, и то, что существует. Про то, что представляется одним, а на деле оказывается совсем другим. Про миф и действительность.

Как устроена ваша работа с фестивалем Context? Они вам говорят «хотим новую постановку» или задают более четкие параметры?

Context дал нам, хореографам, очень большой кредит доверия. При этом мы все объединены общей идеей: это 10-й, юбилейный фестиваль, и логично прийти к какому-то промежуточному итогу. Поэтому на наших встречах мы много говорили о том, с чего начинали и к чему пришли, пытались осознать этот путь. И самый очевидный итог: мы растем вместе с фестивалем. Если раньше мы делали постановки на 20-30 минут, то сейчас есть запрос на более крупную форму — от 45 минут, полноценный одноактный балет. При этом в художественном плане к нам, повторюсь, полное доверие. Никто не говорит, что делать, а чего не делать.

Во мне все время идет поиск слов, тегов, и что-то вдруг откликается сильнее

Тогда откуда берется тема, почему «явь»?

Из окружающей реальности. Во мне все время идет поиск слов, тегов, и что-то вдруг откликается сильнее. С танцовщиками я потом обсуждала это слово, и выяснилось, что спектр ассоциаций очень широкий. Мне нравится, что в слове «проявление» будто бы кроется «про я», — я это воспринимаю как способность предъявить миру себя настоящего.

Вам кажется, что стало слишком много ненастоящего и нужно отделить зерна от плевел?

Будто бы да. Так много вокруг выдуманности — и концептуальной, и медийной, — что хочется вернуться к сути, природе, к тому, что нас объединяет. Отделить искусственное от истинного. Для меня настоящее — это то, на что откликаешься телом.

Как это?

Мне нравится делать работы, которые вызывают в теле зрителя импульсы. Оно хочет сжаться, отпрянуть или, наоборот, выйти на сцену. Голова может устать, запутаться, а тело всегда откликается. И если сейчас, когда танцовщики импровизируют, репетируют, я чувствую, что по телу пошел импульс, значит, этот момент нужно оставить в постановке.

А в обычной жизни тело у вас откликается?

И у вас откликается. Когда идет интересный разговор, вы, сами того не замечая, подаетесь вперед. А я вообще внимательно слежу за собой. Особенно меня интересует темп, в котором я что-то делаю. Если чувствую, что начинаю торопиться, стараться быстрее что-то решить или сделать, то понимаю, что толку из этого не выйдет. Нужно успокоиться, заземлиться, почувствовать, что вот я сейчас сижу на диване, а ноги упираются в пол, и тогда напряжение спадает, решения принимаются легче, и реакции становятся более естественными. Мы и работу с танцовщиками начинаем с того, что стараемся почувствовать силу гравитации, сфокусироваться на дыхании, наладить контакт с собой, а не внешним миром.

Когда у вас возникло это особое внимание к телу?

Когда почувствовала боль. Я закончила факультет современного танца Гуманитарного университета в Екатеринбурге, стала работать танцовщицей, и у меня заболела спина. Я пошла на йогу и постепенно стала все сильнее погружаться в то, что я ощущаю и как работает мой организм. На занятиях танцами детям часто не объясняют, что и как надо делать. На тебя орут: «Выше ногу!», и ты тянешь как можешь. Это не про ощущение своего тела, а просто реакция на громкий звук. И это ломает тела. Сейчас я прихожу к профессиональным танцовщикам и говорю им: «Прислушивайтесь к себе, начинайте с той амплитуды, которая вам удобна, и постепенно двигайтесь вперед. А если вы устали и начинаете делать что-то на автомате, давайте остановимся, отдохнем и вернемся к работе, когда будем готовы». Танцовщики отлично умеют выйти из своего тела — танцевать и при этом сознанием быть где-то далеко. А я учу их ответственности за движения, которые они совершают.

«РЕНЕССАНС 2021»

На тебя орут: «выше ногу», и ты тянешь,
как можешь. Это
не про ощущение своего тела, а просто реакция на громкий звук.

я учу их ответственности за те движения, которые они совершают.

После работы с вами психолог, как я понимаю, танцовщикам не нужен?

Не могу сказать, что я глубоко погружаюсь в психологию и, конечно, никому не провожу терапию, но все, что связано с чувствами и телом, мне интересно. Например, у нас есть тренинг, где мы изучаем эмоции: злость, страх, грусть, радость и удовольствие. Смотрим, как меняется наше тело в зависимости от того, что мы чувствуем. Буквально: человек стоит минуту не двигаясь, а остальные на него смотрят, и он за это время проходит через самые разные состояния и мысленно наблюдает за собой. Эмоции необходимо проживать, но делать это нужно под контролем. Например, если мне страшно, я не отталкиваю, не отрицаю страх, но и не даю ему меня парализовать. И радость я могу проживать спокойно или бурно, это уже от меня зависит.

А вы сами когда начали танцевать?

Лет в шесть. Мы жили в Йошкар-Оле, мама привела на танцы старшего брата, а я увязалась следом. В итоге он ушел, а я осталась. Хореографом я захотела стать в девять, когда пришла на урок в школе искусств и увидела, как его руководительница разводит танец — и хаос вдруг обретает рисунок, упорядоченность. Я занималась бальными танцами, народными, классикой. А потом в колледже, где я училась на народно-сценическом отделении, появился преподаватель по современному танцу, и я поняла — это то, что мне нужно. В классике и народном танце очень строгие правила, и ты сфокусирован на том, чтобы их выполнять, а здесь можно делать все что хочешь. Это огромный, полноценный мир. А потом еще оказалось, что в современном танце можно говорить, петь и что границ не существует в принципе.

«СЛЕПОК»

Можно танцевать в музее, как в фильме «Слепок». Можно делать постановку на песчаном берегу реки, как в вашей «Новой земле». В какой момент вам стало тесно на сцене?

Я как-то попала на воркшоп французского хореографа про голос. И он говорил: используйте голос там, где он просто необходим, где это органично. Мне нравится такой подход: можно все, но только там, где без этого не обойтись. Еще после института я участвовала в проекте Na Grani, где были танцовщики хип-хопа и комтемпорари из России и Франции. Франция, кстати, научила меня уважать то, что я делаю. Там нет такого, что ты говоришь: «Я танцовщица», а тебя переспрашивают: «А где ты на самом деле работаешь?» Мы танцевали Na Grani в крупных театрах и везде чувствовали, что нас ценят. Это очень важно — в начале пути понять, что твоя работа нужна, и при этом научиться относиться к ней без жертвенности, драмы. А потом у нас с моим партнером Сашей Фроловым была коллаборация с бельгийским режиссером Полом Хейвортом, который приехал в Кострому, где был проект по сотрудничеству европейских художников — в самом широком смысле — с русскими.

Вы как-то говорили, что Хейворт просил вас выкинуть из головы Советский Союз. Что он имел в виду?

Старание делать «как надо». Как научили, так и танцуем. А Хейворт учил нас быть собой.

Каково это — учиться «быть собой», когда тебя с 6 лет учат «как надо»?

Освобождающе, но суперсложно. Саше было проще, он танцует с 20 лет, и у него не было такой зацикленности на том, что правильно. Но в целом мы вместе учились легкости, естественности отклика на все, что происходит. Как? Просто рассказывали о себе — словами, танцем. При этом изначально Хейворт, узнав, что ему в партнеры выдали танцовщиков, очень расстроился, сказал: «Ребята, честно скажу, я вас ненавижу». Мы такие: «Ну классно». Но потом мы очень хорошо пообщались, и он сказал: «Сделаем шедевр». И правда, мы поставили очень классный перформанс «Шоколад», с которым потом много ездили, и вообще это был наш любимый с Сашей дуэт.

«РЕНЕССАНС 2021»

Где проходит граница между свободой танцовщиков и задачами, которые вы ставите перед ними как хореограф?

В любой постановке есть опорные точки, а дальше начинается импровизация. Например, в прошлом году на Context мы показывали спектакль «Ренессанс 2021». Там опорной точкой было слово «возрождение», в котором есть тема рождения, мужчин, женщин, сексуальности, опять же проявления себя и, конечно, тема искусства. На сцене было натянуто полиэтиленовое полотно, измазанное краской, которое срывалось, а потом на него телами наносился новый рисунок. У артистов были пенопластовые животы, примотанные к телу скотчем. Наше современное искусство сделано из таких грубых материалов, решили мы. Такое у нас возрождение. А в «Новой земле», которую мы поставили на берегу реки Воронеж, была рефлексия на раннего Платонова, где он говорит про космос, первопроходцев, веру в будущее. Я выбрала отрывки из текстов, от которых мы отталкивались. Красные флаги и сама река, ее берег сами определяли композицию танца. Тут бесполезно что-то выстраивать, нужно быть вместе с природой. Собственно, главная мысль в том, что попытка человека быть главным во Вселенной заканчивается осознанием того, что он — лишь малая ее часть. Что бы мы ни говорили, какие большие флаги ни поднимали, мы все равно рождаемся, умираем и снова рождаемся.

Что бы мы ни говорили, какие большие флаги мы бы ни поднимали, мы все равно рождаемся, умираем и снова рождаемся.

«СЛЕПОК»

А в фильме «Слепок», который снимался в Пушкинском музее, от чего вы отталкивались?

У нас были зал Микеланджело и зал про закат Античности. У Микеланджело мы строили композицию на основе круга — образца идеальной гармонии. А в зале Античности стояли обломанные статуи героев, и вот это сочетание героизма, красоты и разрушения мы пытались передать телом. И в «Яви» у меня тоже есть опорные точки: гендер, мужское-женское и явное-неявное. В ней две драматургические линии: человеческая и мифическая.

Что сейчас происходит с современным танцем в России?

Я всегда позитивно настроена, поэтому могу сказать, что люди очень честно работают. Есть увлечение, интерес, поиск своих способов выражения. У меня, кстати, есть особый способ смотреть спектакли — я их просто смотрю. Не оцениваю решения постановщика: а почему он взял такую музыку? а почему тут такие движения? а какая тут связь? Я уважаю его выбор. Так же, как уважаю выбор любого человека одеться так, как ему нравится, это ведь тоже способ самовыражения. В итоге я просто смотрю постановку, не анализируя, а давая впечатлению сложиться. И очень часто оно оказывается хорошим.

ПЕРФОРМАНС «НОВАЯ ЗЕМЛЯ»

Что вы поняли про себя и человеческое тело, занимаясь хореографией?

Что с нами все нормально. А знаете, что самое крутое? Быть расслабленным и активным, деятельным одновременно. Мне нравится ощущать это самой, учить этому танцовщиков, передавать это зрителю. Потому что расслабленный и активный — это про свободу.

...расслабленный и активный — это про свободу.

*Context Symphony ― инициатива для хореографов современного танца, направленная на создание новой работы крупной формы и запущенная фестивалем совместно с Symphony 34, жилым комплексом премиум-класса от MR Group.