Мастер звучащих масок
ФОТО:
АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
7 марта исполняется 150 лет со дня рождения Мориса Равеля, одного из важнейших композиторов начала XX века. И хотя юбилейные торжества в основном сводятся к новым постановкам «Болеро», Равель не подходит ни под категорию «автор одного шедевра», ни под любое другое клише (кто-то считает его импрессионистом, кто-то — одним из первых неоклассицистов или даже авангардистов, правы, как обычно, все понемногу). Чтобы это доказать, композитор, пианист и редактор «Подписных изданий» Артем Макоян подобрал плейлист из сочинений Мориса Равеля, раскрывающий именинника с самых разных сторон.
(1899)
Павана на смерть инфанты
Павана стала символом величавости и скорби, но такой не задумывалась — Равель утверждал, что выбрал название лишь из-за «приятных аллитераций». Инфанта, похоже, всего лишь лирический образ чего-то хрупкого и незабываемого. Сама пьеса посвящена графине де Полиньяк, чьи музыкальные салоны Равель в то время часто посещал, а за формальную основу композитор взял старинный придворный танец. Пьесу самокритичный Равель впоследствии невзлюбил, ругая за скудость (но малыми средствами, как мы знаем, достичь можно многого) и критикуя ту патетическую манеру, в которой ее стали исполнять. Так что если вам хочется послушать павану такой, какой она задумывалась самим Равелем, то вот уникальный шанс — запись для пианолы в исполнении композитора, сделанная в Лондоне в 1922 году.
(1905)
Сонатина для фортепиано
Стравинский назвал Равеля лучшим «из швейцарских часовщиков» (отец Мориса, кстати, был уроженцем Швейцарии и преуспевающим автомобильным инженером), апеллируя к свойственной сонатине строгости, граничащей с сухостью. Однако куда большее количество слушателей разглядели в музыке Равеля скрытые грацию и нежность — в их числе оказался и Джордж Баланчин, поставивший на музыку сонатины одноактный балет к столетней годовщине Равеля в 1975-м. Альфред Корто, один из самых известных французских пианистов и преподавателей, наставлял играть сонатину «ничего не добавляя и опуская из тех указаний, которыми автор оснащает текст и смысл которых всегда абсолютно точен» — его интерпретацию и послушаем.
(1907)
Испанская рапсодия
Философ и музыковед Теодор Адорно называл Равеля «мастером звучащих масок» за способность мимикрировать под самые разные культуры и эпохи, стили и жанры в то же время оставаться верным себе. И импрессионистическая Испанская рапсодия, отдающая дань модному на рубеже веков ориентализму («Испания — это тот же Восток», — говаривал Виктор Гюго), — один из самых удачных примеров такой мимикрии. Впрочем, нельзя сказать, что Равель тут адаптируется под совсем уж чужую ему культуру: Его любимая матушка была родом из Страны Басков. Рапсодия состоит из четырех частей, включая наиболее известную «Хабанеру» (III часть), но мы послушаем первую, которая называется «Прелюдия ночи» и создает образ Испании гипнотически-пленительной, таинственной и сулящей богатства, в том числе, конечно, гармонические.
(1908)
«Ночной Гаспар»
Стоивший композитору, по его же словам, «дьявольских» усилий основан на цикле новелл Алоизиуса Бертрана «Гаспар из Тьмы: Фантазии в манере Рембрандта и Калло», лирический герой которых задается вопросом, кто же стоит за творческим актом: Господь или дьявол? Для Равеля это вопрос риторический, и сущность этой дилеммы он передает, сочетая привычную структурную строгость со спуском к глубинам символизма. В сочинении три части: «Ундина» живописует неукротимость водной стихии, «Виселица», по словам самого Равеля, иллюстрирует раскачивающееся на веревке тело, а «Скарбо» повествует о неуемном гоблине. «Ночной Гаспар» требует от исполнителя дьявольской, паганиниевского толка виртуозности и считается одним из самых сложных произведений в мировом фортепианном репертуаре.
(1909)
Менуэт на имя Гайдна
В 1909 году в честь столетия со дня смерти Йозефа Гайдна журнал La Revue musicale решил заказать композиторам музыку как дань памяти легендарному коллеге. Выбор пал на Клода Дебюсси, Поля Дюка и Мориса Равеля. Концепция была изящная — переложить Haydn в монограмму из нот: H — си, A — ля, Y — ре, D — тоже ре, N — соль и на ее основе выстроить произведение. Равель на такой «гайдновский» мотив написал менуэт, подчеркнув светскость, подвижность и легкость музыки знаменитого венца.
(1911)
«Благородные и сентимен-тальные вальсы»
И вслед за менуэтом еще одно отражение страсти Равеля к старинным танцевальным формам — на этот раз к вальсу. Изначально, вдохновленный сентиментальным настроением вальсов Франца Шуберта, Равель задумывал фортепианную сюиту, а спустя год придал ей другие масштабы, сделав оркестровку и превратив по заказу русской балерины Натальи Трухановой в балет «Аделаида, или Язык цветов», премьерой которого и дирижировал спустя всего две недели после того, как поставил в партитуре последнюю точку. Оценку, которую Дебюсси, прослушав вальсы, дал Равелю, стоило бы отлить в бронзе: «Это самое тонкое ухо, что когда-либо существовало».
(1919)
«Дафнис и Хлоя»
Можно было бы сказать, что это еще один пример таланта Равеля к мимикрии, но, конечно, балет на либретто Михаила Фокина — это фантазия на тему мифической Эллады. Работа над ней заняла около пяти лет (можно даже уловить в V части, «Танце Ликэнион», лейтмотивы вальса, над которым Равель работал параллельно, его он, впрочем, вынашивал еще дольше, лет пятнадцать), и в результате сочинение, претерпев достаточно много изменений, приняло форму того, что сам композитор называл хореографической симфонией. Самое крупное и фресочное произведение в наследии Равеля вошло в репертуар «Русских сезонов» (роли Дафниса и Хлои исполнили Вацлав Нижинский и Тамара Карсавина) и сегодня не теряет популярности у хореографов — от Джона Ноймайера до Владимира Варнавы.
(1913)
Три стихотворения Стефана Малларме
На берегу Женевского озера, куда Дягилев отправил Равеля со Стравинским в своеобразную резиденцию, чтобы они там занимались переоркестровкой «Хованщины» Мусоргского, каждый из композиторов в свободное время сочинял свое. На удивление, вдохновлялись оба поэзией. Стравинский написал «Три стихотворения из японской лирики», а Равель подступился к своему любимейшему и сложнейшему Малларме, причем взял самый «непостижимый», как говорят, сонет «Изгиб крупа и прыжка» (на русском известен под названием «Искринка, вспыхнув, умерла...»). С другой стороны, где еще искать новые звуковые сочетания, как не в строках культового символиста, проверявшего на прочность поэтические и культурные устои? К слову, необычный состав исполнителей (фортепиано, струнный квартет, две флейты и два кларнета) вдохновлен «Лунным Пьеро» Шенберга.
(1914)
Трио для фортепиано, скрипки и виолончели
«Я работаю над трио, несмотря на холод, грозу, бури и град», — докладывал о процессе работы Морис Равель своим друзьям. И не лукавил, поскольку его постоянно что-то отвлекало: то увеселения, то шум парижских улиц, то собственное отношение к написанному («оно мне опротивело»). Задуманное в 1908 году и вдохновленное в том числе стихотворной техникой Бодлера (II часть названа в честь нее — «Пантум»), оно занимало мысли Равеля и подвергалось (иначе и не скажешь, учитывая въедливость композитора) сочинению вплоть до того момента, когда разразилась Первая мировая. Равель был полон решимости идти на фронт, но для начала ему необходимо было закончить трио. Мотивация срабатывает, к августу 1914-го партитура готова, а уже через несколько дней композитор является в мобилизационный пункт. По состоянию здоровья он признан (пока что) негодным, что Равеля неимоверно расстраивает — ведь он-то задумывал трио как сочинение посмертное! А так, по его словам, вышло «просто одним трио больше...». Но мы с такой оценкой, конечно, не согласны.
(1917)
Гробница Куперена
«Никакой памятник слова не мог бы почтить воспоминания о французах лучше, чем эти светлые песни, эти ритмы, одновременно ясные и гибкие», — писал про «Гробницу Куперена» Альфред Корто, современник и коллега Равеля. Тут стоит отметить, что, несмотря на проблемы со здоровьем, на фронт композитор все-таки прорвался — в качестве водителя санитарного грузовика провел на полях сражений два года, заработав в итоге обморожение ног, что привело его к бесповоротной демобилизации. И несмотря на «участие в грандиозной схватке» (как описывал свою роль сам композитор), Равель продолжал неустанно работать. «Гробница Куперена» наследует барочным сюитам, в которых танцы складывались в единое целое, но были самоценны и поодиночке. Задуманная как трибьют композитору Франсуа Куперену в 1914-м (год его 250-летнего юбилея), под влиянием мировых событий она обрела другой окрас и смысл: каждый танец посвящен погибшему на полях Первой мировой другу, а в целом «Гробница», после которой Равель еще десять лет ничего не писал для фортепиано, представляет собой реакцию композитора на потерю не только близких, но и ориентиров и привычной жизни.
(1920)
вальс
Тот самый вальс, который Равель задумал под названием «Вена» еще в 1905 году, но писал так долго, что вдохновившая его Австро-Венгерская империя успела за это время распасться. Впрочем, композитору, который посвятил сочинение «памяти великого Штрауса, только не Рихарда, а другого — Иоганна» и вдохновлялся самим духом империи с ее экстатическим упоением вальсами и в целом карнавалами, кажется, это только сыграло на руку. Симфоническая ткань, стремящаяся вовлечь в круговорот танца все вокруг и в этом головокружении стереть границу между пряностью грез и грозой действительности, вдруг раскраивается и обнажает жуткую изнанку — за экстазом приходит отрезвление и смятение, когда танцевальный зал сменяется на пепелище. На этой записи вальсом дирижирует ученик Равеля, дирижер и композитор Мануэль Розенталь.
(1922)
Соната для скрипки и виолончели
Еще один проект журнала La Revue musicale, который в 1918 году задумал номер, посвященный памяти Дебюсси, и пригласил к участию Стравинского, Бартока и Равеля, но последний, впрочем, не успел закончить свой дуэт для скрипки и виолончели к дедлайну. В 1921 году он на деньги от наследства купил дом в городке Монфор-л’Амори, чтобы оставив позади столичный гул, с головой погрузиться в музыку, выделить в ней самое сущностное и очертить свой стиль. И в итоге считал законченную в 1922 году сонату, первой частью которой и стал этот дуэт, поворотным своим произведением — впервые тут правит бал чистая мелодия и равный диалог скрипки и виолончели.
(1931)
Фортепианный концерт №2, для левой руки
Оба фортепианных концерта Равеля написаны примерно в одно время — на стыке 1920–1930-х годов после турне композитора по Америке. Отсюда и джазовые мотивы в Фортепианном концерте соль мажор, раскритикованном Сергеем Прокофьевым за бедность фортепианной части. К слову, еще один классик ХХ века Джордж Гершвин просился к Равелю в ученики, но тот испугался, что своим академическим подходом испортит джазового музыканта. Но у Второго концерта еще более диковинная история. Это был заказ от Пауля Витгенштейна — знаменитого пианиста, потерявшего на полях Первой мировой правую руку, и по совместительству брата философа Людвига Витгенштейна и представителя знаменитой европейской семьи. После войны Пауль заказывал сочинения самым знатным композиторам своего времени (для него трудились Прокофьев, Штраус, Бриттен, Борткевич и другие), причем не стеснялся выказывать неудовольствие, если написанное ему не нравилось. Не понравился ему и концерт Равеля, однако в 1932 году он все же дал его премьеру в Вене, позволив себе внести некоторые изменения. По словам Витгенштейна, лишь спустя время он распознал подлинное величие этого произведения. А Концерт для левой руки, несмотря на ограничения в возможностях исполнения и одночастную структуру, и правда получился одним из самых помпезных и масштабных сочинений Равеля.
(1932)
Три песни Дон Кихота к Дульсинее
Последнее сочинение Мориса Равеля перед тем, как прогрессирующая болезнь (в 1932 году Равель попал в аварию во время поездки на такси по Парижу, и из-за полученной черепно-мозговой травмы у него развилось неврологическое заболевание, о сущности которого спорят до сих пор) совсем лишила его возможности сочинять и исполнять музыку. Изначально цикл предназначался для фильма Георга Вильгельма Пабста «Дон Кихот», где главную роль исполнил Федор Шаляпин, но из-за ухудшающегося состояния Равель не успел уложиться в срок. В песнях есть все характерные черты Равеля, но теперь за легкостью лирики и тонкостью письма стоит не интеллектуальный подвиг (как мы помним, Равель годами доводил свои произведения до совершенства), но физический (закончить песни Равелю помогали ассистенты). Просто послушайте первую, Романтическую песню, где абсурдная непосредственность Дон Кихота проявляет свою самую искреннюю, любовную сторону в его взываниях к Дульсинее. В ней все на месте — но что-то неявное, неподконтрольное разуму уже точит стройную структуру музыки.
Эрик Сати, Сарабанда №2 (посвещяется Морису Равелю)
С Эриком Сати, этим священным чудовищем французской музыки, Равеля в 1895 году познакомил отец. Сати, бросив консерваторию и предавшись жизни богемы, подрабатывал в кафе игрой на пианино, чем пленил юного Мориса, которого и самого в тот момент из консерватории выгнали (он вернулся туда спустя два года). В 1911 году, по воспоминаниям Франсиса Пуленка, именно Равель впервые исполнил сочинения Сати в Музыкальном обществе независимых, которое сам же и основал в ответ на консерватизм музыкального истеблишмента, где бал правили так называемые франкисты — последователи композитора Сезара Франка, олицетворявшего в те годы традиционные ценности. После премьеры Сати предложили издать сборник, и тот был так рад, что его творчество, и, в частности, Сарабанды, сочиненные еще в 1887 году, наконец обрели популярность, что посвятил Сарабанду №2 младшему коллеге.
